человека, средний, как ребенок, не понимает своей пользы". Ким
прямолинеен, он за правду всегда и везде".
Так и остается Лада со своими сомнениями. И в день выборов, упрекая
себя и мучаясь, голосует... против мужа. "Не знаю, как для человечества,
для Гхора лучше провалиться", - оправдывает она себя.
Решение выполнено, а терзания не покидают Ладу. Вернувшись с
избирательного участка, она садится рядом с мужем, голову кладет ему на
плечо... и чувствует себя предательницей. Ей хочется быть неправой,
хочется быть разбитой. По совести она подала свой голос против Гхора, но
пусть окажется, что она ошиблась, пусть человечество выберет ее любимого!
Тесно прижавшись, сидят они вдвоем у телевизора, слушают сводки с
поля битвы мнений. Голосование завершается за сутки, но ведь календарные
сутки на планете продолжаются сорок восемь часов. В Москве день,
голосование в разгаре; в Америке пока еще ночь, участки не открылись, а в
Тихом океане полночь, электроны заканчивают подсчет.
И вот первое сообщение: на Фиджи большинство за Гхора.
Счастливый почин!
Ночь шествует по планете с Востока на Запад, и с Востока приходят
одно за другим сообщения. Чукотка и Камчатка предпочли Зарека, Япония -
Гхора, Индонезия - Зарека. Многолюдный Китай на три четверти в пользу
Гхора. Зарек остался позади. Лада не знает, радоваться ей или горевать.
На очереди Индия - родина Гхора. На земляков он возлагает большие
надежды. Но Индия голосует вразнобой, больше за Зарека, выравнивает счет и
выравнивает шансы. Голосование как бы начинается сначала. Решают Россия,
Африка, Европа.
Лада достает из ратоприемника ужин, ставит перед Гхором, уговаривает
поесть. Он отворачивается, и Лада не притрагивается тоже. Стоит за спинкой
кресла, обнимает мужа, молча подбадривает, сама себя корит:
"Неужели мой голос решающий? - думает она. - Вот ужас-то! Лучше бы
воздержалась".
Синеет вечер за окном. Днем сели они к телевизору, вот уже лампы
зажжены, стынет ужин, а диктор все говорит, говорит, называет миллиарды,
миллионы голосов, зачем-то еще тысячи.
В общем Восточная Африка против Гхора. Даже республика ЦЦ против.
И Урал. И Кавказ. И Москва.
Проворачивается планета навстречу завтрашнему утру. Еще через час
заканчивается подсчет в Восточной Европе и Конго. Еще через час - в
Западной Европа, в Алжире, Гвинее, Сахарской федерации. Соотношение такое
же, как в Москве.
В три часа ночи Гхор, молчаливый и горестный, выключает телевизор.
Гаснет экран, диктор смолкает с разинутым ртом. Обе Америки, Луна и
планеты уже не изменят результата. Оказалось, что средние люди не дети.
Они подумали, разобрались, поняли намерения Гхора, его вариант будущего их
не устраивает. Покой и прогресс приятны всем, но жители Солнечной системы
не согласны платить короткой жизнью за короткий рабочий день.
С мрачно сжатыми губами Гхор шествует в спальню, молча ложится на
диван, руки кладет под голову, неподвижным взором смотрит на потолок.
Рядом жена, победившая и нисколько не торжествующая, переполненная
любовью, жалостью и не находящая слов утешения.
Чем утешать? Выражать сочувствие, клеветать на людей: "Милый, толпа
глупа, она предпочитает посредственность, Зарек сродни ей, а ты выше на
две головы, вот тебя и не поняли".
Нет, потакать не надо, и не хочет Лада фальшивить. Пусть Гхор
откажется от заблуждения как можно скорей, выберется из тупика!
Но и торопить события нельзя. Нельзя сказать: "Милый, ты ошибался.
Найди в себе силы понять ошибку".
Рано сейчас критиковать. Сегодня Гхор устал, измучен, он только
обозлится на поучения.
Молча и робко Лада гладит плечо поверженного великана. Он отдергивает
плечо. Ласка не облегчает боль.
О чем он думает сейчас, упорно глядя на потолок.
Лада не знает. Сама она думает о том, что мужа надо отвлечь. Спрятать
от людей, сочувствующих или торжествующих, Лучше всего увезти в горы - в
его родной Каракорум. Лазить по скалам, напрягать мускулы, отвлекать кровь
от мозга, ни о чем не думать. Через несколько дней боль притупится,
появится улыбка, критический взгляд на прошлое. И тогда нежными пальцами
прикоснувшись к зарубцевавшейся ране, Лада попробует сказать, что раненый
сам виноват.
Утром Лада заговаривает о горах. Гхор отвергает идею отдыха. Ему
некогда: он запустил дела в институте. Но Лада знает: вода камень точит.
Когда Гхор улетает в Серпухов, она приступает к сборам. Вещей набирается
много, если хочешь забиться в глушь, где ратоснабжение еще не налажено. На
крыльях все не унесешь, да и утомительно лететь на крыльях пять тысяч
километров. Лада заказывает двухместный глайсер, через полчаса он
причаливает к балкону. Потом созванивается с заповедником, узнает, что
разрешен отстрел одного тигра. Получает разрешение в Охотничьем обществе.
Заранее смакует свой страх и радость Гхора.
С возбужденным и радостным победителем тигра можно начинать разговор
о жизненных ошибках.
Гхор в это время облетает институты один за другим. Начинает осмотр
полный энергии, решимости навести порядок, привести весь городок Ратомики
к единому гхоровскому знаменателю.
Затем он приглашает в свой кабинет старейшего из заместителей -
Кирша, ратобиолога, того, который так оплакивал Гхора, так настаивал на
точном выполнении его воли.
Нерешительный, рыхлый какой-то, Кирш не входит, просачивается в
кабинет; присев на краешек кресла, не сразу решается заполнить весь объем
между спинкой и подлокотниками.
Гхор говорит:
- Я просмотрел план вашего института, нашел принципиальное упущение.
Считаю, что вы слишком увлекаетесь изучением старости. Победа над
старостьюпройденная ступень. Надо идти вперед - к усовершенствованию
мозга. Распознавать, как отражаются в ратозаписи память, воля,
наблюдательность, специальности логические, математические,
художественные.
Иначе говоря, Гхор предлагает вести в Серпухове исследование, которое
он сделал бы главной задачей ученых Земного шара, если бы его выбрали
главой Совета.
И вдруг вернейший из последователей начинает возражать:
- Ум Гхор, прошу простить меня, мне представляется несвоевременным
ваше предложение. Сейчас проблема проблем - всеобщее оживление, все
человечество будет решать ее, Институту ратобиологии нельзя стоять в
стороне, уклоняться от участия в этом деле.
И завершает с отчаянностью очень робкого, раз в жизни
расхрабрившегося человека:
- Вам трудно будет работать сейчас, ум Гхор. Мир принял план Ксана, и
мы, ратомисты, тоже хотим выполнять план Ксана. А вы - противник этого
плана, вы будете сопротивляться невольно. Может быть, вам стоит отойти на
несколько лет от руководства, взять себе лабораторию, группу, даже
организовать свой институт и разрабатывать дорогую вам тему, вполне
полезную и интересную, но не остро необходимую в данный момент?
Он еще долго извиняется: "Не примите за обиду... Я со стариковской
откровенностью. Вы сейчас молодой человек, у вас много времени в запасе, в
самый рлз взяться за новое дело... Подумайте без гнева..."
Ослепительный майский день. Солнце сверкает в каждом пруду, бело -
розовой пеной вскипают цветущие сады. Леса и луга даже не зеленые, они в
желтоватом цыплячьем пуху. Гхор ничего не замечает, слепым летит над юной
весенней Москвой.
Не нужен!
Оживляли. Возносили. Выдвигали. Всем миром возвращали жизнь. А
оказывается, не Гхор был нужен, кролик для оживления.
"Отойдите от руководства!"
Был второй (пусть даже не первый) человек на Земле. Был ум важнейшего
из исследовательских комбинатов. Будет в лучшем случае начальник захудалой
второстепенной лаборатории, занимающейся "несвоевременным" делом.
- Он не хочет так жить! Не хочет! Не согласен!
Не просил оживлять для унижения. Отказывается от жизни!
Решение принято, выполнить его нетрудно. Отключил автоматику
безопасности вингера, взял ручку на себя... и через десять секунд костер
взметнется в каком-то вишневом саду, закрутятся в воздухе обугленные
лепестки. Аэроинспектор напишет в протоколе: "Несчастный случай...
неопознанное тело..."
Впрочем, не так это просто сейчас умереть. Ратозапись Гхора хранится
в архиве, его восстановят опять. Ведь по плану Ксана оживлять будут всех
подряд.
Надо составить завещание:
"Я прожил первую жизнь - полезную и значительную, меня заставили
продолжать в качестве подопытного кролика. Гхор второй оказался ненужной
подделкой.
Я прекращаю его жизнь и категорически запрещаю восстанавливать еще
раз.
Мой пример - лишний довод против всеобщего серого, бессмертия. Как
правило, человек должен жить один раз.
Гхор"
Это последнее в жизни сочинение Гхор обдумал в полете, мысленно
отшлифовал и затвердил. Оно было готово к тому времени, когда внизу
показался небольшой дом в саду - дом Гхора и Лады. Выскользнув из потока
ранцев, Гхор пошел на снижение.
К балкону причалить не удалось: там был привязан глайсер, заказанный
Ладой. Гхор вошел через дверь, с неудовольствием услышал голоса, даже смех
("Нашла время принимать гостей!" - подумал он с раздражением). Впрочем,
это были радиогости на экранах.
В действительности Ким, Сева, Нина с Томом сидели каждый в своей
комнате, каждый сам себя угощал из личного ратоприемника, все вместе
смеялись шуткам Севы, не всегда удачным, но многочисленным.
Сухо кивнув экранам, Гхор прошел в свой кабинет, сел за стол, быстро
написал придуманное в полете:
"Прекращаю жизнь... категорически запрещаю восстанавливать... человек
должен жить один раз..."
Потом он положил завещание на видное место.
И так немного осталось сделать в жизни: надеть ранец... взлететь... и
упасть.
- Гхор, Гхор, пойдите сюда на минуточку. Прошу вас, оторвитесь, если
можно...
Это Нина взывала со своего экрана.
Почему Гхор подошел? По инерции? Из вежливости?
Но что значили вежливость для него, покончившего счеты с жизнью? Или
у каждого самоубийцы есть что-то подсознательное, спорящее за жизнь,
цепляющееся за минутную отсрочку?
- Гхор, миленький, - взмолилась Нина. - Я никогда не видала, как
охотятся на тигра. Умоляю вас, разрешите посмотреть. Я не буду вам мешать,
я буду парить безмолвно, бесшумно и улечу сразу же...
- Нина, болтушка, ты испортила мой сюрприз. Гхор же не знает ничего.
Помолчать не могла раз в жизни!
Лада опрометью бросилась в кабинет, чтобы принести оттуда разрешение
на отстрел. Оно лежало на столе, но Гхор, конечно, не заметил его.
Через мгновение испуганный вопль Лады донесся до ее ратогостей.
- Нина, ребята, держите его! Он хочет убить себя. Гхор повернулся к
балкону. Лада метнулась наперерез, заслонила дверь, вцепилась в мужа. Гхор
попытался оторвать ее силой. А четверо свидетелей на своих экранах могли
только простирать руки, перекрикивая друг друга:
- Гхор, вы с ума сошли! Гхор, не смейте! Выпейте воды!
Гхор позволил все - таки оттащить себя от двери. Он, решивший
покончить с собой из самолюбия, стеснялся уходить из жизни так скандально,
в комичной драке с женой.
- Глупая, - сказал он Ладе, - отцепись. Что же ты, днем и ночью
будешь держать меня за руки? Я не мальчик. Решил и выполню.
Теперь уже мог вступить хор беспомощных экранных гостей.
- Стыдно вам, Гхор, - сказал Том. - Самоубийство - это трусость.
Всегда вы были для нас примером, а теперь скажут...
Нина добавила:
- Гхор, вы подумайте о Ладе. Она так вас любит, молодость отдала вам.
И Сева высказался:
- Двести миллионов часов стоило ваше спасение. Вы обязаны возвратить
долг. - Сева хитрил, конечно, надеясь выиграть время. Он отлично знал, что
человек не способен отработать столько. Лишь выдающееся открытие можно
было бы оценить в двести миллионов часов.
- Плевать мне на долги, - сказал Гхор. - Оставьте меня в покое,
моралисты.
Он молча старался отстранить Ладу. В наступившей тишине Ким произнес
уныло:
- Часы-то мы поможем вернуть Ладе. Я, ты, Том с Ниной. У нас сил не
хватит - тогда обратимся к молодежи всей Земли. Не в том дело. Гхор ведет
себя неправильно... неблагодарно...
В отличие от Севы Ким не притворялся и не хитрил. Просто, по
обыкновению, самое трудное - выплату долга - он взвалил на себя. Но именно
его слова показались Гхору вескими. Не мог он допустить, чтобы кто-либо,
Ким тем более, выплачивал его долг. Да еще Обращался бы к посторонним:
"Подсобите беспомощной вдове Гхора!"
- Черт побери все ваши расчеты! - крикнул он. - Гхор сам, без
посторонней помощи, выплатит долг. Вернет двести миллионов. И уйдет. Все.
Видеть вас не хочу.
Он шагнул к балкону, оставив на полу Ладу. Открыл дверцу глайсера.
- Лада, беги за ним, не оставляй! -крикнула Нина.
Дверца не захлопнулась. Лада успела проскользнуть в кабину. Четверо
друзей с невыключенных экранов глядели в опустевшую комнату.
ГЛАВА 37.
СВЕТОВОЙ БАРЬЕР
Кадры из памяти Кима.
Осенний вечер. С реки тянет сырой просадок, чуть пришептывают сосны
над обрывом, вата тумана висит над камышами. А в заречье, над тульской
низиной, встает великолепное звездное небо. Так редко видишь его над
городами, там оно забито, заглушено освещением.
Вот звездный охотник Орион целится в крвснорогого Тельца. Правее и
ниже Овен; большое воображение нужно, чтобы увидеть там барана. А еще ниже
и правее, над самым горизонтом, Кит. Туда летит Шорин.
Которая из звездочек Tay?
Опять затерялась родная Земля в крошеве звезд, и Солнце со временем
стало звездой немножко поярче других. Железо - никелевая гора с
полыхающими дюзами повисла в звездной пустоте, как будто замерла. Движение
стало неприметным. Только впереди красные звезды становились желтее, а
сзади желтоватые краснели, да мелькали цифры на светящемся табло: сегодня
скорость - двадцать тысяч километров в секунду, завтра - двадцать одна
тысяча, к концу месяца - двадцать пять тысяч, через два - пятьдесят тысяч.
Ускорение нормальное, и тяжесть привычная, как на Земле. В железных норах,
в гулких коридорах идет размеренная жизнь: делают зарядку, завтракают,
измеряют фотографии, пишут научные труды, смотрят на мигающие глазки
машин, спорят, мечтают...
Месяц... другой... третий... полгода...
Скопление газовых облаков миновали благополучно. Километровая толща
железа надежно оградила путешественников от радиоактивности. Вскоре
астероид превзошел рекорд дальности, потом рекорд скорости. Половина
скорости света, пятьдесят пять процентов, шестьдесят процентов... Скорость
росла, масса росла...
А потом вмешалась неожиданность довольно неприятная.
Даже не стоит называть это неожиданностью. Проявилась относительность
массы и времени, их зависимость от скорости. Об этой относительности знали
давным - давно, вывели ее формулы чисто математически.
В математике получалось изящно и гладко: корень, под корнем разность.
Если разность бесконечно мала, масса стремится к бесконечности, время - к
нулю. Летишь быстрее, живешь медленнее, годы превращаются в минуты.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг