клацнули, прокусывая вываленный язык.
До Кхана донеслось эхо дичайшей муки, такой свирепой и многогранной, что
заблокировать ее оказалось нелегко. Предельно сузив спектр контроля, Кхан
удовольствовался режимом наблюдателя и пристально следил за предсмертными
корчами пси-клона, особенно заинтересованный тем, как опрастываются кишечник и
мочевой пузырь, и экскременты стекают по дрыгающимся ногам. Вскоре мозг
Барбары, лишившийся притока свежей крови, окончательно погиб; когда ее сознание
помутилось и угасло, Кхан даже испытал нечто вроде сожаления.
Чтобы добраться до Паттона, пришлось выстроить длинную прихотливую цепочку
из пси-клонов. Каждый из них, передав эстафету следующему, подвергался
умерщвлению без особых затей. Но то были сплошь самцы, и ощущения юной самки
оказались для Кхана внове. Кажется, они даже вызвали в нем некоторую душевную
смуту. Да, без сомнения, нечто исподволь разладилось в его психическом
устройстве, словно бы между безукоризненно пригнанными движущимися деталями
вклинилась досадная случайная песчинка.
Пружинисто оттолкнувшись щупальцами, Кхан поплыл вдоль бортика в дальний
конец бассейна, где притулился небольшой продолговатый валун. На его макушке
рос миниатюрный садик для медитаций: шесть радужных актиний, три плюмажника, по
центру звездоцвет.
Сосредоточившись на зыблющихся растениях, Кхан предпринял глубокую
медитацию, приступая к процедуре очистки зашлакованного сознания. Методично
вскрывая слой за слоем, он обнаружил наконец потайную занозу - восхитительное
бурное наслаждение, которое БарбараКхан испытала вчера, совокупившись с телом
Паттона. Когда она извивалась в оргазме, сладчайшие содрогания ее матки привели
Кхана в полный восторг. Однако воспоминание пришлось закапсулировать и удалить
вместе со всеми его корешками.
Впредь ему надлежало проявлять предельную осторожность и не поддаваться
каверзным искушениям. Однако и зарекаться наотрез не стоит, это ведет к утере
ментальной пластичности. Хотя Кхан вовсе не разделял страсть декаподов к
безоглядному риску, но тем не менее вдруг ему пришло на ум, что пси-контакт с
млекопитающими необычайно притягателен именно в силу своей повышенной
опасности.
* * *
- Поешь, - сказала Фатима. - Ну пожалуйста.
- Не хочу апельсинов, - ответил мальчик.
Он лежал на спине, изучая трещинку в потолке лазарета безучастным
взглядом. Белки у него испещрили густые алые прожилки, под глазами залегли
сиреневые полукружия.
Фатима бочком присела на койку рядом с ним, держа на весу оранжевую рыхлую
дольку.
- А чего ты хочешь? - Она положила дольку на блюдце и отерла сок с пальцев
кусочком расползающегося лигнина.
- Бульбы. Жареной.
- Не надо капризничать, - попросила Фатима преувеличенно спокойным
голосом, скатывая влажный лигнин в шарик. - Врач велел тебе давать побольше
фруктов.
- А я не хочу их. Надоело. Во рту кисло.
Штукатурку рассекала трещина, похожая на веточку. Словно дерево росло там,
наверху, и вдруг просунуло ветку сквозь потолок. Безлистую, осеннюю.
- Я ничего не помню... - проговорил мальчик. - Хочу вспомнить вчерашнее. И
не могу. Не получается.
Меж его выгоревшими тонкими бровями залегла складка, он тщетно силился
нащупать воспоминание, окутанное неосознанным спасительным запретом, словно
непроницаемой сферой Шварцшильда.
- Ну-ну, тебе незачем волноваться, - Фатима попыталась успокоить его. -
Давай-ка я тебе очищу банан...
Маленький упрямец помотал головой. Он все понукал пробуксовывающую память,
и Фатиме стало боязно при мысли, что вот-вот черная дыра беспамятства в его
мозгу взорвется, превратившись в сверхновую. Надеясь отвлечь мальчика, она
торопливо сдирала вязнущую под ногтями банановую кожуру.
По ту сторону двери кто-то постучался, и в палату заглянула Эвелин Хадсон.
- Привет, - промурлыкала она, энергично вскинув двуперстие к голубой
пилотке.
- Hi, - откликнулась обрадованная Фатима.
- Мне в лаборатории сказали, что ты здесь. Не помешаю?
- Заходи.
Войдя, десантница сняла пилотку, покрутила ее в руках и, сложив пополам,
продела под погон мундира.
- Как дела, Владик? - спросила она.
Мальчик ничего не ответил, все так же безучастно глядя в потолок.
- Он обедать отказывается, - пожаловалась Фатима.
- Я бульбы хочу, - пробормотал Владлен.
- Что такое бульба? - спросила американка.
С ее появлением в палате словно бы просветлело, сгустившаяся было
напряженность развеялась.
- Potato, - объяснила Фатима. - Национальное лакомство.
- Оу, тут в ларьке есть картофельные чипсы. Как насчет чипсов, Владлен?
- Не хочу. Это не то.
- Вот, полюбуйся. Капризничает.
- Ничего страшного, - рассудила Эвелин. - Значит, сыт.
Наступившее молчание нарушила сигнальная трель, и Фатима вынула сотовый
телефон из кармана халата.
- Слушаю. Да, я в лазарете. Нормально. Даже так? Минутку.
Не выключая телефон, она повернулась к Эвелин:
- Меня вызывают в лабораторию, срочно. Посидишь с Владленом?
- Конечно. Я сейчас в свободной смене.
- Вот и чудненько, - кивнула Фатима и пробормотала в трубку: - Сейчас
приду.
- Кстати, Фатима, у тебя в лаборатории найдется кусок освинцованного
кабеля? - спросила Эвелин.
- Надо поискать. А зачем тебе?
- Собственно говоря, мне листовой свинец нужен. Фунта два.
- Так бы сразу и сказала. Надо правильно формулировать техническое
задание. Вот уж чего-чего, а этого добра у меня там навалом.
Прежде чем выйти из палаты, Фатима окинула мальчика испытующим взглядом.
Владлен все так же пристально разглядывал потолок, но черный провал в памяти,
похоже, перестал его мучить.
Когда Фатима скрылась за дверью, Эвелин присела на табурет рядом с койкой,
ритмично сжимая в кулаке ворсистый мячик лимонного цвета.
- Как ты себя чувствуешь?
- Хорошо, - с запинкой ответил мальчик. - А вас как зовут?
- Эвелин.
- Я вас помню. Вы меня вчера несли на руках. Верно?
- Да.
- Больше я ничего не могу вспомнить, - виновато промолвил он. - Голова как
чужая. Она меня не слушается.
- Наверное, от лекарств. Это должно пройти, - обнадежила его десантница и
переложила мячик в другую руку.
- Тетя Эвелин, а что это у вас? - повернув голову, полюбопытствовал
Владлен.
- Теннисный мячик.
- Зачем?
- Чтобы быть сильной.
- А второго такого у вас нету?
- Есть.
- Дадите мне? Я тоже хочу быть сильным, - чуть оживился Владлен и добавил:
- Я когда вырасту, буду чужаков убивать. Я их всех поубиваю.
- Хорошо. Будет тебе мячик, - пообещала Эвелин. - В следующий раз принесу.
- А в кобуре у вас пистолет? - продолжал расспросы мальчик.
- Бластер.
- Покажите. Пожалуйста.
Десантница расстегнула кобуру, извлекла увесистый тупорылый бластер,
подбросила его на ладони.
- Вот. Нравится?
- Ух ты... - приподнявшись на койке, Владлен умоляюще протянул худенькую
загорелую руку. - Дайте подержать. Я осторожно.
- Держи, - разрешила Эвелин.
Зачарованно разглядывая бластер, мальчик сжал ребристую рукоятку так, что
побелели костяшки пальцев.
- Он заряженный?
- Да. Впрочем, там два предохранителя. Просто так не выстрелит.
Вдоволь налюбовавшись, Владлен вернул бластер десантнице.
- Тетя Эвелин, а вы замужем? - спросил он.
- Нет, а что? - ответила американка, пряча оружие в кобуру.
- Ничего, - Владлен отвел глаза. - Я просто так спросил...
Выйдя из медчасти, Фатима торопливо зашагала по магистральному переходу
базы.
Сущее наваждение, ведь Эвелин ни капли не похожа на Йоко. И лицо, и фигура
совсем другие. Однако в повадке сквозит неуловимое сходство. И такой же
тончайший жасминный дурман исходит от кожи. Вот, совсем близко, рядышком,
только руку протянуть. Но вязкая робость гнездится в сердце, и на кончиках
пальцев сгущается электричество неприкаянной нежности.
Стоило Фатиме пройти насквозь жилой комплекс и свернуть к лабораторному
сектору, тут же, здрасьте-насте, навстречу ей топает Щеголев. Как завидел ее,
так и встал столбом посреди коридора.
- Здравствуй, Фатима.
- Добрый день.
Пришлось ей, хочешь не хочешь, остановиться, поскольку нахально
ухмыляющийся дылда загородил дорогу. Не бочком же протискиваться мимо.
- Ты из лазарета? Ну, как там парнишка себя чувствует?
Вот же напасть, за сегодня она уже в третий раз напарывается на этого
патлатого козла с томными глазами. И всякий раз, когда он с ней заговаривает,
внизу живота все сжимается, словно в трусики шустро лезет волосатая липкая
ручища. На редкость сексуально озабоченный тип. Ну его в болото.
- Сносно. Слушай, Сергей, там в лаборатории аврал. Некогда мне.
Однако Щеголев и не думал посторониться.
- У меня вечером собирается компашка своих ребят, - развязно сообщил он. -
Может, присоединишься?
Просто руки чешутся влепить ему оплеуху, чтоб впредь не привязывался.
- Не имею ни малейшего желания. Пропусти.
- Как знаешь...
Разочарованный Щеголев отступил в сторону, и Фатима заспешила по коридору
дальше.
Одуренно красива персияночка, даже когда злится. Глазищи мечут
антрацитовые молнии, точеные ноздри раздуваются. С такой норовистой кобылкой
намучаешься, пока взнуздаешь. Зато уж потом лихие скачки обеспечены.
Он смотрел ей вслед, закусив губу. Аж до неприличия хороша фигурка, тонкая
и гибкая, как хлыст, ноги от зубов растут. Уже одна только походочка шибает,
как двести двадцать вольт по яйцам. Неужто и вправду она мужиков на дух не
переносит... Ладно, разберемся.
Красотка скрылась за углом, и Щеголев направился дальше своей дорогой, в
наблюдательный пункт вивария.
По табло над входом справа налево бежала строка, набранная крупным
багровым шрифтом: "Зона повышенной опасности. Посторонним вход строго
воспрещен!"
Достав из нагрудного кармана личную карточку, Щеголев сунул ее в щель на
косяке, и гидропривод медленно распахнул перед ним толстую бронированную дверь.
- Добрый день, Сергей Георгиевич, - томно улыбнулась ему сидящая перед
линейкой мониторов стажерка из Кембриджа Джейн Галахер.
- Приветствую. Как там наш новичок?
- Все так же, абсолютно неконтактен. Хотя стал принимать пищу.
- Что ж, для начала неплохо, - пробурчал Щеголев, через плечо Джейн
разглядывая своих подопечных на мониторах.
Большинство пленных медузняков пребывало в послеобеденной дреме. Те, что
бодрствовали, беспокойно прохаживались по своим боксам из угла в угол, косолапо
загребая студенистыми ножищами.
Разумеется, внимание Щеголева сразу же приковал декапод, который разлегся
на пористой подстилке террариума и нежился под мелким водяным крошевом,
сыплющимся на него из потолочных форсунок.
Молодцы солдатики, удружили. Из этой твари сразу кучу диссеров можно
запросто выкроить, на всех эмэнэсов хватит с лихвой, чтобы остепениться. Это же
обалдеть, до чего развесистая тема. Кажется, подвалил наконец долгожданный шанс
пробиться в членкоры. Чем черт не шутит, пока бог спит.
Вчера вечером Щеголев извел почти литр лабораторного спирта, угощая
доблестного Чукарина и расспрашивая, каким манером тому посчастливилось-таки
добыть декапода живьем. Лихой сержант смачно хрупал маринованными чукотскими
огурчиками, опрокидывал одну стопку за другой и на разные лады твердил одно и
то же: "Я, бля, кэ-эк въебенил ему по кумполу, он брык - и готов". Так что
конструктивной научной информации почерпнуть не удалось, а с утра Щеголев места
себе не находил от сурового сушняка.
- Сколько он сегодня съел? - спросил он.
- Полтора литра свиной.
Значит, пленник по крайней мере не собирается уморить себя голодом.
- Добрый знак, - в задумчивости Щеголев прошелся по тесной комнатке из
угла в угол. - Попробую с ним поговорить.
- Успеха вам, Сергей Георгиевич! - с энтузиазмом пожелала Джейн.
- Спасибо.
Покосившись на стажерку, мысленно Щеголев послал ее ко всем чертям. Эта
лупоглазая рыжая коровища мясо-молочной ирландской породы явно положила на него
глаз. Ну уж нетушки, он свой инструмент не в дровах нашел. Эх, персияночка...
Он приложил палец к биометрическому замку на двери вивария, и красный
сигнальный огонек замка сменился зеленым. Щеголев повернул кремальеру, открыл
дверь и вошел вовнутрь.
Двойная линейка мониторов тихо поплыла, закачалась, подернутая волнистой
горячей пленкой. Джейн Галахер торопливо выдернула платочек из-за обшлага и
промокнула им глаза. Пресвятая Дева, он держится с ней так, будто ничего не
замечает. И в нем нет ни капли пресловутой русской задушевности. Доброжелателен
и корректен, точно стопроцентный янки. Экологически чистый колотый лед с
неизменным keep smiling. В горле заворочался ребристый ком, она прикусила
зубами кулак, чтобы не расплакаться.
Щеголев уселся на стул перед смотровым окном и легонько постучал ногтем по
никелированной окантовке. Во влажном сумраке за толстым триплексом шевельнулись
щупальца потревоженного декапода. Пленник приподнялся на подстилке и
выжидательно уставился на Щеголева. Его круглые перламутровые глаза походили на
кошачьи - слабо флуоресцирующие, с зеленым отливом.
Если вчера у декапода наблюдался полный аутизм, то теперь его реакции явно
приходят в норму. Во-первых, он стал принимать пищу, во-вторых, начал проявлять
интерес к происходящему вокруг. Совсем хорошо.
Включив динамики, Щеголев укрепил на лацкане халата снабженную прищепкой
капсулу микрофона.
- Хванк, - прицокнув языком, поздоровался он.
В ответ из динамиков донесся скрипучий шамкающий голос, а после секундной
заминки киберпереводчик выдал перевод.
- Сунь вы щупальце в анальное отверстие, незаконнорожденный вне клана, три
позора тебе на хвост.
- Ну-ну, зачем же так браниться, - миролюбиво проворчал ксенолог
по-русски.
- Оскорблен я до дна. Это у медузняки говорится "хванк", не мы, - объяснил
через киберпереводчика декапод, наставив щупальце на Щеголева и чуть покачивая
кончиком вверх-вниз. - Сказать в декапод "хванк" - значит маленький позор.
Фразы он ронял размеренно, словно бы ставил точку после каждого слова.
Киберпереводчик вывел на экран сообщение: "речь идет на неизученном диалекте
медузняков, перевод приблизителен".
- Простите, я не знал, что у вас разные наречия, - молвил Щеголев.
- Сказать мне "хванк" даже не забавно, - продолжал кипятиться пленник. -
Вы сказать мне "хванк" - вполне обидно. Обида на весь хвост!
- Почему?
- Представьте, я вам приветствовал как низшего совсем. Как грязь илистую.
Вам это вкусно?
- Разумеется, нет, - признал Щеголев.
- Медузняки, сказать бы как, полуумные, да? - растолковывал чужак. - Вроде
ваших собак, а умеют говорить. Вы понять, вы тоже гуляете в охоту вместе
собаками, точно?
По уровню интеллекта декапод безусловно превосходил медузняков. Он с ходу
обнаружил навыки образного мышления и, по-видимому, обладал чувством юмора.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг