- Ты никогда не сумеешь вновь ходить, если не заставишь свои ноги
работать, а тело двигаться, - убеждал его Егоша.
- Не могу! - отворачивался охотник, а сердобольные родичи подпевали:
- Мы его прокормим, хоть лежачего, хоть ходячего. А тебе и без того
поклон до земли. Оставь его теперь... Чего уж мучить..гоша бы, может, и
оставил, но недоделанная работа давила на него, будто камень. Однажды он не
выдержал - взял Буркая под мышки, проволок через все селище к лесу и бросил
на снег со словами:
- Жрать захочешь - сам домой поползешь! Кто-то из родичей охотника
попытался было подойти к больному - помочь, но Егоша зверем прыгнул
наперерез, сузил опасные глаза:
- Не смей! тот не посмел ослушаться. Пришлый болотник был очень ловок и
умен. С ним не стоило спорить. к вечеру, проливая слезы и завывая, словно
дикий зверь, Буркай приполз в селище. Умоляя помочь, он плелся по улице и
тянул к прохожим отощавшие за время болезни руки. Его жалели, но связываться
с Выродком не хотели. К тому же пришлый вытянул Буркая с того света - и
нынче, верно, знал, что делал.ще неделю, кляня всех и вся, Буркай ползал по
селищу, а на седьмой день перестал хныкать и твердо встал на ноги. Ходил он,
правда, еще неловко, но ведь ходил!от тогда-то потянулись к Егоше ходоки с
просьбами. Слава о знахаре, спасшем Буркая из огненных объятий
разъярившегося Сварога, пронеслась по окрестным печищам, словно ветер.
Заставая с виду столь робкого Выродка с ведрами возле реки, молодежь
перестала скалить зубы, а старики, проходя мимо него, уважительно снимали
шапки. Забыв о боли, Буркай дневал и ночевал в Полевином доме, всегда
готовый отслужить болотнику. Только Выродок по-прежнему оставался один. Так
же хмуро, не замечая оказываемого почета, делал, что просили, и только
изредка, косясь куда-то вдаль, вспыхивал слабой улыбкой. Буркай чуть не
плакал, глядя, как впустую извивается перед пришлым Полева, как
принаряжается, как, ожидая его, сидит у окошка, не сводя глаз с дороги.
Он-то видел - парень свое отлюбил... Ни красотой, ни верностью его не
приманить. Налетел, словно вольный ветер, всколыхнул спелую ниву,
прошелестел колосьями - и все. Пропадет, будто его и не было, - улетит
гулять в неведомые края...
- Не мечтай о нем, дочка, - убеждал Полеву. - Он, видать, из могучих
знахарей, тех, что за свои знания душой заплатили. Любовь для него - звук
пустой. Ты сама погляди - он и лечит-то лишь тех, кого уже смерть коснулась,
а других прочь отсылает. Знать, сила у него недобрая и опасается он ее
понапрасну тревожить. Как ты ни томись - ничего, кроме печали, он тебе не
принесет! Чует мое сердце - уйдет он вместе с Мореной из наших мест...
- Как можешь такое говорить?! - утирая бегущие по щекам слезы,
возмущалась Полева. - Он тебя от верной смерти спас!
- Меня-то спас, а тебя погубил, - ощущая вину, повторял Буркай. -
Бросит он нас, оставит... а старый охотник оказался прав. Словно быстрая
колесница Хорса, промчалась зима, растопил ее : снега светлый березозол, и
на день Морены-Масленицы, когда выпускали люди на волю певчих птиц да жгли
чучело злой зимы, явились в Устьине посланцы из далекого и нелюдимого селища
Медвежий Угол. Буркай не знал, что случилось у ворвавшихся в избу болотника
и потребовавших тайного разговора медвежцев, но чуял сердцем - пришла пора
распрощаться со странным зеленоглазым знахарем. Едва дыша от спирающей душу
горечи, он встал посреди двора, рядом с конями приезжих. Жаль, Полева еще с
утра ушла на дальние лядины - поглядеть: оттаяла ли земля...олотник
беседовал с медвежцами недолго. Их беда была похуже любой другой - в Угол
ворвалась страшная весенняя лихорадка и, рубя под корень и старого, и
молодого, принялась ходить по домам.
- Ты великий знахарь, - угрюмо потупясь, просили посланцы. -
Помоги...едвежий Угол стоял на Ра-реке и славился своей нелюдимостью. Там
редко принимали гостей, чаще старались поживиться богатым добром проходящих
мимо караванов, налетая и грабя всех, кого ни попадя. Егошу устраивала
обособленность селища. Да и помогать людям оказалось интересно - болотник
бился с хворобами, словно с опасными врагами, и, одерживая верх, радовался
каждой победе. Чем страшней было дитя Мокоши, тем интересней складывалась
битва и тем желанней становилась победа...
- Добро, - ответил он медвежцам. - Поеду. Првеселев, они наперебой
принялись предлагать ему плату.
- Нет. - Егоша поморщился. - Я лишь кров и еду приму, иного мне не
надо!, взирая на удивленные лица просителей, улыбнулся. Ну не скажешь же им,
что самому хочется помериться силой с одной из самых страшных болезней -
Весенней Девкой-Верхогрызкой?!обрав скромные пожитки и выйдя из избы, Егоша
налетел на настороженного и строгого Буркая. Пропуская подводящих болотнику
лошадь медвежцев, охотник молчаливо посторонился. Стараясь не глядеть на
него, Егоша вскочил в седло, еле сдержав почуявшую дух нежитя кобылу. Один
из медвежцев приторочил к его седлу торбу с вещами.
- Уезжаешь? - горько спросил Буркай. Болотник вскинул на него зеленые
глаза. Мелькнувшая в них искра веселья будто огнем ожгла охотника.
Показалось - знахарь благодарит его за что-то, но за что?
- Уезжаю, - коротко ответил болотник. - А тебя запомню. Ты мне жизнь
вернул.риоткрыв рот, Буркай глядел на Выродка, силился понять его речи.
Глупо было отвечать, что, мол, это ты мне жизнь возвратил... Боясь
расплакаться, он часто заморгал:
- А как же Полева?
- Полева? - Болотник небрежно дернул повод. Кобыла под ним заплясала,
разбрызгивая вокруг перемешанный с грязью снег.
- Поехали... - поторопил Егошу один из медвежцев. Судя по подвескам -
уточкам и перстням с бобровыми фигурками, - он был из знатных. Егоша
скользнул по нему насмешливым взглядом и, словно забыв о вопросе Буркая,
хлестнул кобылу.
- Полева и без меня проживет! - выкрикнул, уже исчезая в воротах. -
Прощай!едвежцы рванули за ним- только брызнул в лицо Буркая талый снег
из-под копыт. Продолжая глядеть в опустевшие ворота и в беспомощной грусти
кривя изуродованное огнем лицо, охотник осел на землю. Был ли знахарь? Не
примерещился ли? Не залетел ли просто к ним на двор морозный ветерок,
погулял-поиграл до весны и сгинул вместе с талыми снегами?уркай опустил
голову. Отпечатки конских копыт глубоко врезались в землю. Все-таки он
был... А может - нет?
ГЛАВА 31
есенняя лихорадка свирепствовала в Медвежьем Углу весь березозол и
пошла на убыль лишь под конец травня-месяца. Она не щадила никого - ни
старых, ни малых, опасаясь трогать только Егошу. Видать, чуяла в нем
могучую, схожую с ее собственной силу. Задевать его боялась, зато билась с
его умениями и знаниями не на шутку. Иногда, приходя домой уже за полночь,
Егоша не успевал лечь, как в дверь вновь ломились взволнованные люди и,
захлебываясь в мольбах, просили спасти сына, брата, отца... Хуже всего
обстояло дело с детьми. Будто оголодавший зверь, Верхогрызка намертво
вцеплялась в их маленькие тела, и никакие травы с настоями не могли выгнать
ее оттуда.альцы болотника потемнели от чеснока и травяных соков, зеленые
глаза безумными огнями полыхали на осунувшемся, обросшем бородой лице, а от
одежды пахло дымом погребальных кострищ. Мертвых он не разрешал трогать
никому, знал - стоит коснуться взятого Верхогрызкой человека, и она тут же
вцепится в новую жертву. Под вой и плач родичей он взваливал мертвеца на
подводу и вывозил за селище. Там неутомимое пламя пожирало бренные останки
вместе с оружием и одеждой. Добрые люди кидали в огонь глиняные медвежьи
лапы, чтоб усопший родич благополучно достиг мира мертвых, и скудно
тризновали, не уходя с пепелища.мертей было много, так много, что Егоша уже
был готов признать поражение, когда, поборов хворь, поднялся на ноги сухой и
долговязый гончар Василии. Пожиравший его изнутри огонь затух, а на лице,
вместо жутких волдырей, остались лишь маленькие кроваво-красные язвочки.
Следом за Василином стали выздоравливать и остальные. Изможденные болезнью
люди выходили на улицу, улыбались солнцу, вдыхали тепло наступающего лета и
почтительно склонялись до земли, завидев издали бредущего к реке Медведице
ясноглазого знахаря с котомкой за плечами. Все ведали, что где-то за рекой,
в лесу, есть дубок, в коре которого знахарь прячет снятую с людей напасть, -
недаром каждый раз он отрывал от рубахи больного махонький клочок и убирал
его в свою потертую суму... А бегавшие за знахарем мальчишки утверждали,
будто видели тот дуб своими глазами.
- Высокий такой, крепкий, - наперебой рассказывали они. - Крона - что
облако зеленое! А по всему стволу, из щелей в коре белые лоскуты
торчат!пасаясь за ребятню, взрослые запретили им бегать к дубу - можно ведь
ненароком вновь выпустить хворобу, однако знахаря зауважали еще больше -
трудился-то он почти задарма, брал в уплату лишь еду и одежду. Да и того
просил не много. А старики сказывали, будто от такой же болезни люди
вымирали не селами - городищами! благодарность медвежцы подарили знахарю
избу. Ставили ее всем миром над Ра-рекой, на высоком, крутом берегу, чтобы,
любуясь идущими по реке караванами, ведун мог вспоминать о родных местах.
Только он отказался от дара.
- Я скоро уйду, - сказал. - И ничем вы меня не удержите - ни делами, ни
посулами.порить с ним не стали. Кто же спорит с ведунами? И отговаривать не
принялись. Знахари людям не подвластны - их боги по земле водят: где беда
жарче, туда и гонят. Жалея молодого ведуна, медвежцы несли ему кто чего мог:
кто - курочку, кто -. крынку молока, кто - хлебный каравай.гоша смотрел на
старания сельчан с улыбкой. Теперь, когда болезнь отступила, он не собирался
надолго задерживаться у Ра-реки. Старая обида звала к отмщению, неоплаканная
верность Ралы терзала сердце. Егоша не желал прощать волхва. И отомстить ему
решил не по-человечески - мечами или ворожбой, а так, как учил сам жрец, -
чужими руками. Ночами болотник зажигал лучины, садился на пол, раскладывал
перед собой грубо выструганные из деревяшек лодьи и пел, призывая Владимира
Новгородца обратно в родную землю. Голоса-то его князь услышать не мог, а
вот тоска-ворожея текла через леса и моря, томила княжью душу. Егоша знал:
не выдержав терзающего ночами зова родной земли,, Владимир направит свои
лодьи к берегам Мутной, где его с почетом примут все еще ждущие "своего"
князя новоградцы. А за Владимиром придет на Русь новый Бог. Он отомстит за
Егошу...го ворожба оказалась не напрасна. Вслед за весной накатило лето,
принесло с собой на Ра-реку торговые караваны из дальних мест - остроносые
урманские драккары, плоские, словно киты, весские насады, длинные и угрюмые
арабские галеры. Помимо дорогих товаров они везли вести со всего света.гоша
часто уходил из Медвежьего в Торжок, говорил с людьми, прислушивался к
шепоткам и сплетням. В Торжке-то он и встретил рябого урманина с
переломанным носом, который, таясь и прикрывая рот рукой, за чаркой поведал
Егоше о тайных планах Владимира.
- Он ныне у островов данов бродит, а два года жил у нашего короля
Харальда, - шептал в ухо Егоше осоловевший от пряного меда урманин. - Я сам
его видел! Он дружину собирает, хочет назад воротиться, с братом
расквитаться и всю Русь под свою власть прибрать!ожет, Егоша и не поверил бы
- чего спьяну не наболтаешь, - но урманин упомянул о Добрыне:
- Дядька его, могучий такой, чернявый, обмолвился, что верные люди в
Новом Городе Владимира этой осенью поджидают.гоша задумался. Стать над Русью
- это Владимир надумал верно, но одной силой ему Ярополка не смять - тут
надо брать хитростью... Сирома не даст Ярополку пасть - нынешний киевский
князь для его бога - как корень для дерева.оэтому, вернувшись в Медвежий
Угол, Егоша принялся собираться в путь. Он не спешил - до осени было еще
далеко, а до Нового Города, при хорошем ходе, всего три дня пути. А когда
наконец надумал двинуться, случилось непредвиденное. этот день, впервые за
весь изок, пошел дождь. Утро выдалось серое, хмурое, но выйти в дождь - к
удаче, и, накинув суму на плечо, Егоша в последний раз оглядывал свое
жилище, когда в дверь робко постучали. Болотник поморщился:
- Заходи!ригнувшись и чуть не снеся головой притолку, в горницу вступил
насквозь вымокший Василии. С его темных волос стекала вода. Смущенно
встряхиваясь, он забормотал:
- Там к тебе человек пришел... Видеть желает... Егоша подбросил на
плече суму:
- Я ухожу. Скажи - у меня нынче своя болячка.
- Да это... Она... Пришлая... - замялся Василии. Его голубые, чуть
подернутые желтизной кошачьи глаза забегали по стенам.
- Она?гоша подошел поближе к гончару, вгляделся в его узкое лицо. На
этом лице он знал каждую жилку, каждую рытвинку - сколько раз утирал с него
горячечный пот? - и поэтому сразу заметил сковавшее скулы гончара
напряжение. Василии смущался редко...
- Ладно, пошли. Поглядим, чего от меня эта баба хочет, - подталкивая
гончара к дверям, согласился он.
- Она ничего не хочет, - словно только что обретя дар речи, заторопился
тот. - Она болтает, будто тебе жена!ала! Забыв обо всем, Егоша кинулся на
двор. Вот почему так мялся гончар! Рала могла смутить кого угодно. Но как же
она вернулась с кромки? Может, как когда-то Ратмир, ведомая горькой памятью,
сама отыскала дорогу обратно, в мир живых?кучившиеся у ворот люди
почтительно расступились. Егоша споткнулся, остановился. Это была не Рала...
С трудом скрывая разочарование, он зло спросил:
- Какого ляда ты явилась? И соврала зачем?о глазам болотника Полева
поняла - он ждал другую, и это понимание ударило намного больнее, чем его
неприветливые слова.
- Они меня пускать не хотели, - жалобно вымолвила она и смолкла. Не
скажешь же прилюдно, что не могла дышать без его молчаливого присутствия,
что после его ухода не жила, а медленно умирала, словно по капле утекала в
сырую землю... Полева и сама не знала, чем зацепил ее сердце незнакомый
болотник. Ведь он даже не пытался ей понравиться! И на славного, веселого
Богумира, когда-то укравшего ее девичий покой, он тоже ничуть не походил.
Однако изба без него стала сырой и тоскливой, а душа опустела, словно худое
решето.
- Ты напрасно сохнешь, дочка, - как-то раз заметил Буркай. - Он уже
забыл о тебе... Найди себе другого - есть же средь парней и краше его, и
веселее. Его жизнь побила и еще не раз бить будет - не дождешься от него ни
тепла, ни ласки. Таких любить - только Долю гневить.уркай и впрямь так
думал. Ему было жаль присохшую к ведуну дуру-бабу, но иногда охотник ловил
себя на мысли, что тоже грустит о болотнике, и от этого ее боль становилась
понятной и близкой. Когда Полева надумала идти в Медвежий Угол проведать
парня, он не удивился. Сказал лишь:
- Зря... Он тебе рад не будет.олева ему не поверила, но теперь
убедилась - старик был прав. Ее приход только разозлил Выродка. А стоящие
вокруг люди глазели на нее с любопытством и осуждением. На миг она словно
увидела себя со стороны - мокрую, жалкую, несчастную - и чуть не заплакала.
Закусив губу, она уставилась в землю.
- Уходи! - велел Егоша.
- Тебе Буркай привет шлет, - сама не зная зачем, ответила она.оказалось
ей, или впрямь что-то промелькнуло в зеленых глазах колдуна? Она с надеждой
впилась взглядом в его лицо.
- Буркай? - словно вспоминая далекое прошлое, переспросил болотник, а
потом неожиданно светло улыбнулся: - Так это он тебя послал?олева не хотела
врать, но чуяла - скажет правду, и этот зеленоглазый, загадочный человек
навсегда исчезнет из ее жизни. Переминаясь с ноги на ногу и пряча глаза, она
тихо призналась:
- Не совсем...идя, что знахарь признал пришлую, народ принялся
расходиться.
- Что стоишь? Пошли в избу, - небрежно кивнул бабе Егоша. Появление
Полевы пришлось не вовремя, но если она принесла вести от Буркая, то их
следовало выслушать. Как-никак, а охотник помог его душе выбраться из
могилы. Пусть своей бедой и сам того не ведая, но ведь помог!ойдя в избу,
Полева робко присела на лавку, оглядела Егошино жилище:
- Значит, ты здесь живешь? Люди сказывают, будто ты Верхогрызку в дуб
пересадил...на не знала, о чем говорить. Промокший летник прилип к ее спине,
руки дрожали, а в поршнях хлюпала вода, но она вновь видела того, кто
заставил ее забыть о Богумире, и от этого по всему телу растекалось нежное,
успокаивающее тепло. Егоша присел напротив:
- Хватит болтать. Сказывай, что Буркай передать велел. Я спешу.
- Куда спешишь? - растерянно вылупилась на него Полева. Только теперь
она углядела на лавке у дверей увязанную суму болотника и приставленный к
стене искусно вырезанный дорожный посох.
- В Новый Город, Владимира встречать, - не таясь, ответил Егоша. Зачем
что-то скрывать от глупой бабы? Ей ведь все равно, кто и когда будет княжить
в Новом Городе...олева побоялась спрашивать, почему болотник решил, будто
Новгородец собирается вернуться. Хлопая расширившимися глазами, она молча
глядела на него. Егоша стал терять терпение. Что бы ни просил передать ему
Буркай, это могло обождать, а Владимир ждать не станет. Он поднялся:
- Коли есть что сказать, говори, а нет - ступай домой. Недосуг мне
попусту болтать!Он уйдет! Встанет и навсегда уйдет! А я умру..." - забилось
в голове Полевы, и, сползая на пол, она неожиданно для самой себя
расплакалась.
- Я наврала тебе про Буркая! Наврала!!! -закричала она сквозь слезы. -
Я сама к тебе пришла, потому что люблю, потому что жить без тебя не могу! Я
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг