Михаил Николаевич Грешнов
ЛЕБЕДИ С БЕТЕЛЬГЕЙЗЕ
Горный снег бел и певуч, на поворотах парусом встает за
спиной. Слалом - спорт мужественных. Красивый спорт!
- Григори-ий! - Инна проскакивает мимо как ветер.
Григорий поворачивает ей вслед. Прямо перед ним башни об-
серватории, река Хан-Гулак, долина, зажатая крутыми горами.
Дальше - ночь, с востока идущая по вершинам. Ночь приходит в
горы неравномерно: в долине сгущает сумерки, из ущелий под-
нимается черная, как вороново крыло.
- Григори-ий! - Инна останавливается на полпути.
Инна - младший сотрудник обсерватории, словенка из Бра-
тиславы. В Хан-Гулаке на практике. Признает только имя Гри-
гория и не хочет выговаривать - Константинович. Так ей нра-
вится. Так короче, говорит она, и лучше.
Григории задерживается с ней рядом. Инна смеется. Подни-
мает туристский "Блиц". Снежинки у нее на плечах, на шапочке
розовые... Хочется потрогать их - теплые?.. Но Григорий не
осмеливается это сделать. Берет из ее рук аппарат, уходит на
лыжах вниз.
Оборачивается: Инна летит как на крыльях. В небе над ней
огромный розовый зонт. Это Багира, семитысячник Западного
хребта. Висит над долиной как мазок акварели. Григорий наст-
раивает светофильтр.
- Не надо! - Инна на бегу прикрывает лицо рукой. Но
"Блиц" уже щелкнул.
- Зачем вы?.. - Глаза у Инны большущие, синие. Дальше они
идут рядом, Григорий и практикантка. На небе зажигаются
звезды, тоже теплые, в бархатной синеве.
- Звезды - как люди, - говорит Инна. - Только живут не
по-нашему долго...
Григорий не отвечает девушке. Смотрит на нее сбоку: Инна
красива.
В поселке, у ступеней обсерватории, Инна спрашивает:
- Вы верите в лебедей?
Григорий застигнут врасплох. Сказка о лебедях родилась
здесь, в Хан-Гулаке. Кажется, стоила жизни директору обсер-
ватории Фирсову, Павлу Васильевичу. Из-за этого Григорий
приехал сюда. "Разберитесь..." - сказали ему в Москве. Но
Григорий не успел разобраться. Комета Плея, которую он исс-
ледовал, все еще держит его в руках, книга о ней не законче-
на.
- А вы верите? - спрашивает он Инну.
- Верю.
В Хан-Гулаке Инна четыре месяца. Григорий и того меньше -
два. И кажется, любит ее.
В кабинете Григорий садится за письменный стол. Сегодня
он свободен от вахты. У главного телескопа Гуранов. По праву
директором обсерватории быть Гуранову, а не ему, Григорию
Слегу. Но все сложилось иначе.
Из Бюракана, где Григорий работал руководителем группы,
его вызвали в академию в январе. Москва встретила Григория
вьюгами и плоским холодным солнцем, которое он не любил.
Москву Григорий не любил тоже: здесь началась и здесь кончи-
лась его жизнь с Элиной. Прожили они меньше двух лет, и их
ничто не связало. Элина любила театр, кинофестивали - могла
высидеть на шести сеансах подряд... Сейчас Элина с артистом
кино. И как ни огромна Москва, пока Григорий был в городе,
он постоянно ежился: не встретить бы их, вдвоем.
Элину Григорий не встретил, а в академии у него был раз-
говор:
- Погиб директор Хан-Гулакской обсерватории.
- Павел Васильевич?.. - Григорий знал Фирсова. - Отчего?
- Никто толком не знает. Фотографировал чистое небо. Пос-
ледним его словом было - лебеди.
- Лебеди?.. - Григорию только и оставалось, что задавать
вопросы.
- Это и удивительно. Поезжайте директором в Хан-Гулак.
- Но там Гуранов!
- Гуранов не верит в лебедей.
- Кто-нибудь верит?
Впечатление от разговора складывалось такое, что в лебе-
дей верят в Москве.
- Поезжайте. Разберитесь на месте.
В Хан-Гулаке Григория встретила тишина. И растерянность -
в обсерватории. Сотрудники были подавлены трагическим случа-
ем. Гуранов отмалчивался. На прямой вопрос о лебедях, помя-
нутых Павлом Васильевичем, глядя из-подо лба, сказал:
- Утопия...
Инна долго молчала и только на нетерпеливое Григория:
"Будет ли кто-нибудь говорить в обсерватории?" - ответила:
- Думаю, это правда.
- Павел Васильевич прав?
- Думаю, - повторила девушка. - Но я ничего не знаю.
Архивом Павла Васильевича Григорий занимается второй ме-
сяц, не отрываясь, однако, от своей книги. С Инной его сбли-
зили слалом, прогулки в горы. Григорий ждал, что она загово-
рит о лебедях, но Инна молчала и только сегодня неожиданно
спросила, верит ли он в лебедей. Отчего ему верить? Никаких
доказательств нет.
И не будет. Он приехал ловить Синюю птицу. Хороша роман-
тика в двадцать лет для младшего сотрудника Инны Гранек. А
здесь нужен следователь. Или психолог. Почему погиб Павел
Васильевич? В душевную болезнь Фирсова - в обсерватории был
и такой разговор - Григорий не верит. Но фотографировать
чистое небо!..
Разгадать тайну не под силу Григорию. Надо было отказать-
ся от поездки. В Бюракане у Григория хорошая работа, друзья.
А здесь - молчальники: Сергеев, брат и сестра Сурковы - все
ходят набравши в рот воды.
Григорий вынимает нижний ящик стола: последнее, что оста-
лось еще не просмотренным из архива Павла Васильевича. Здесь
письма...
В Хан-Гулаке Григорий чувствует себя неуютно. Вроде бы не
у дел.
И он недоволен собой, Хан-Гулаком. Недоволен, что прихо-
дится разбирать бумаги, касаться жизни, бывшей далеко от не-
го и угасшей трагически. Не ему совать нос в эти дела. И в
обсерваторию - тоже.
Одно к другому Григорий откладывает чужие письма: из
Москвы, Пулкова, Варшавы и Лондона. Вся жизнь Павла Василь-
евича - в астрономии: письма из академий, обсерваторий. Вот
письмо из Японии... Вот чистый конверт. В нем тоже письмо.
Заметки, написанные карандашом... Григорий разглаживает
листки, но глаза его уже прикованы к строчкам: "Лебеди поя-
вились вместе с кометой Плея..." Лебеди!.. Григорий придер-
живает листки, словно боится, что они улетят.
- Можно войти?
Это Инна. Она несколько раз повторяет:
- Можно войти, Григорий?..
- Входите! - кричит он, опомнившись.
Прежде Инна не приходила без вызова. Но Григорию некогда
удивляться.
Инна нерешительно остановилась у двери. Хочет чтото ска-
зать? Что? Спрашивать Григорию неудобно. И некогда: позади
нее лаборант Сергеев - принес проявленную фотографию, еще
влажную.
- Что вы сняли, Григорий Константинович? - спрашивает он.
- Ножницы?..
Инна берет фотографию из его рук. Секунду рассматривает
ее, рвет на клочки.
- Не надо было фотографировать, - говорит она.
Григорий смотрит на все это из-за стола. Он еще придержи-
вает листки, исписанные карандашом. Но успевает заметить:
Инны на фотографии не было. Что-то другое блеснуло на влаж-
ном картоне. Два косо поставленных паруса?.. Чепуха ка-
кая-то - паруса!
Записки ученого Григорий и Инна читают вместе.
"Ночь на пятое декабря, - рассказывал Павел Васильевич, -
выдалась ясная, с крупными звездами. Установив телескоп на
переменную близ Капеллы Возничего, я вышел на башню обсерва-
тории. Острый месяц опускался к горам, коснулся Багиры. Тень
упала на левый, на правый берег реки, залила астрономический
городок. Остались только звезды на небосводе. Да ветер: по-
года менялась. Я хотел уже возвращаться вниз, как вдруг уви-
дел на снегу искры, вернее, звезды. Они шевелились, мерцали
так же, как на небе. Я встряхнул головой: какие звезды могут
быть на земле?.. Глядел и не мог разобраться в своих ощуще-
ниях: кажется, испугался. Потом кинулся вниз. Спускаясь по
лестнице, поминутно оглядывался. Звезды дрожали и шевели-
лись.
С террасы я еще видел их, но когда спустился на землю,
звезды от меня заслонил пригорок. Я побежал через поле, под-
нялся на пригорок. Россыпь звезд была здесь - под ногами. И
здесь был ветер - начинался буран.
И тут я услышал голос:
- Не подходи, человек...
От неосторожного движения я сполз по откосу на беpeг.
- Ты сломаешь мне крылья! - сказал тот же голос.
У меня зашевелились под шапкой волосы. Я видел обрыв,
заснеженную реку, но звезд, которые только что были, не ста-
ло. Голос сказал:
- Не бойся меня. Я погибаю.
Тогда я спросил, почти крикнул:
- Кто ты?..
Прошла пауза, показавшаяся мне вечностью, прежде чем я
услышал:
- Невидимый...
- Здесь были звезды, - сказал я невпопад. - Где они?
- Отражение звезд у меня на крыльях, - последовал ответ.
- Ты их не видишь снизу.
Надо мной, кроме неба и ветра, ничего не было.
- Протяни руку.
Я протянул руку. Ощутил что-то легкое, податливое.
- Вот ты какой... человек, - сказал голос.
- Откуда ты? - спросил я, ошеломленный.
- У звезды Бетельгейзе семнадцать планет. Я оттуда.
- Почему ты знаешь названия звезд? Их придумали люди!..
- Мы знаем все, - ответил Невидимый.
Можно было подумать о мистификации. Но я поверил в плане-
ту звезды Бетельгейзе.
- Мы знаем, - продолжал голос, - языки далеких цивилиза-
ций, судьбы галактик. Знаем прошлое и можем предвидеть буду-
щее. Ветер убьет меня...
- Как вы попали к нам? - Он все говорил "мы".
- С кометой Плея.
В ущельях выла, металась буря.
- Это конец, - сказал Невидимый. - Я не успел трансформи-
роваться. Я стар. Молодые трансформируются мгновенно...
- Чем помочь тебе?
- Возьми пластинку, - в руках у меня оказался продолгова-
тый предмет. - Из нее ты узнаешь все. Она тоже невидимая и
тоже, как я, исчезнет. Ничего нет постоянного. Ты ничем не
поможешь мне. Прощай.
Снежный шквал обрушился на долину, ветер отодвигал от ме-
ня Невидимого.
- Как твое имя?
- Орос.
- Ты не один? Кто еще?.. - Я задыхался, снег лепил мне в
лицо. Но ответ я расслышал:
- Илу...
Пластинка была теплой, в ней шли химические или атомные
процессы, и абсолютно прозрачной. Держишь в руках - видны
ладони, морщинки на сгибах пальцев. Наверно, легко было по-
терять ее, и, чтобы этого не случилось, я завернул ее в по-
лотенце. Остановил телескоп, выключил приборы в обсервато-
рии, поднялся к себе в комнату. Но как ни вертел пластинку,
как ни пытался заглянуть в середину через плоскости, ребра,
ничего различить не мог. Это было невидимое ничто, загадка.
Орос предупреждал, что пластинка исчезнет. Может быть, она
таяла в руках как сухой лед?.. Тут же я успокаивал себя:
способ понять, что скрыто в пластинке, несомненно, прост.
Иначе Невидимый не дал бы мне ее. Но как найти этот способ?
Я опять принимался вертеть пластинку, вглядываться в нее.
Тщетно! Сел в кресло к столу, зажал пластинку в руках. Нас-
тенные часы отбивали секунды. Пластинка грела мне руки, я
задремал.
И увидел сон.
Странный сон - неземной: планету, закованную в льды, за-
сыпанную снегами. Обдутые ветром хребты, вулканы. Ни клочка
зелени, ни следа, проложенного ногами животных. И все-таки
жизнь здесь была. Каким-то образом я понимал ее, сравнивал и
сопоставлял с земной. Жизнь на Земле вышла из океана. На
планете - я понял, что это планета Ороса, - не было океана.
Органические молекулы из вулканов попадали в аммиачно-азо-
тистую атмосферу, всплывали в верхние слои, к солнцу. Жизнь
развилась, не похожая на земную, крылатая, почти невесомая.
Питание получала из атмосферы, тепло - от красного солнца.
Тела плавали свободно, как облака. Не было городов. Атмосфе-
ра была всеобщим домом.
Жизнь была высокоорганизованная.
Невидимые - невидимые они для нас, может быть, лучше было
бы назвать их Крылатыми - развили в себе способность улавли-
вать теле- и радиопередачи из космоса. Умели записывать зна-
ния в кристаллах сгущенного водорода. Я видел в пластинке
формулы: всемирного тяготения, кривизны и прерывистости
пространства... Невидимые посещали другие планеты, могли
трансформироваться: принимать облик других существ и образ
их жизни. Знали о Земле, ждали случая побывать на ней. Слу-
чай пришел - комета. Орос и Илу улетели с ней. Комета должна
была пролететь близко от Земли.
И вот - встреча. Я взволнован, стыжусь за растерянность
перед Невидимым. Не спросил Ороса, как они живут на планете,
обществом или поодиночке? Мало ли чего не спросил!.. Когда я
очнулся за столом, пластинки в руках не было - растаяла. Я
схватил карандаш, записал формулы.
С этого утра моя жизнь превратилась в поиск. Орос погиб,
но Илу должна быть здесь. Может быть, где-то близко. Выхожу
каждую ночь, зову. Ползаю по сугробам, по кручам берега в
надежде наткнуться на крылья.
Гуранов спросил, что означают мои ночные прогулки. Я от-
ветил, что обдумываю статью.
- О помутнении спектра туманности М-15?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг