они пролетают, ложатся синие ниточки волноводов; Аральский
берег - Саратов, Аральский берег - Караганда... От главной
сети отходят ветви, образуют треугольники, дельты.
- Как оросительные каналы! - любуется девушка строгостью
линий.
- Только воздушные... - вторит ей Виктор.
Они знают друг друга давно - по институту, по семинарским
спорам. Еще там Виктор отличил крутолобую упрямую Галку, как
называли своего комсорга ребята. Однако дальше молчаливого
восхищения энергичной девчонкой дело у Виктора не пошло. Она
тоже заметила серьезного чернобрового парня, но когда он
попробовал однажды заговорить с ней о чувствах, Галина быст-
ро переменила тему.
А на работу они поехали вместе. И в Москву их послали
вместе. И теперь, когда, склонившись над картой, они чувс-
твуют локоть друг друга, - это еще больше сближает их.
- Мой отец был космонавтом, - рассказывает Виктор, накла-
дывая очередную линию волновода. - Он был влюблен в корабли
и в звездное небо. Я видел его два раза: в семь и в двенад-
цать лет. "Полетишь со мной?.." - спрашивал он. А в семье у
нас, по уверению матери, не было счастья. Мать была агроно-
мом, растила сады и хлеба. Мне она говорила: "Не лезь в кос-
монавты..." Отец погиб в Четвертой экспедиции к Марсу. Мать
любила его, и понять ее можно. Но счастье - в чем оно? У ме-
ня сохранился юношеский дневник отца. Он писал: счастье - в
дерзании. И еще: счастье - в любви... Но ведь он отправился
в космос, оставил любовь на земле и никогда не вернется. Что
же значимей - любовь или дерзание?..
Вопрос Виктор ставит Галине. Девушка молчит. Но не потому
что занята, - Виктор сказал не все.
- Или, может быть, есть вещи несовместимые, - продолжает
он спрашивать, - любовь и космос?.. И сейчас уходят корабли
к Марсу, к Юпитеру. Потерялся лайнер "Россия-7". Четырнад-
цать человек экипажа... У каждого осталась любовь, семья...
Или это так нужно - так было и будет?
- Наверно, будет, - говорит девушка.
- Я послушался матери, - продолжает рассказывать Виктор.
- Остаюсь на Земле. Ну, а если пробудится зов отца? Вдруг
потянет к другим мирам?
Галина молчит. Она думает о людях, о судьбах и о своей
судьбе. Без слов она соглашается с Виктором, и тот понимает,
что больше ни о чем говорить не надо.
Президиум Всесоюзной Академии наук, рассмотрев доклад
Петра Николаевича Стрелкова о постройке на Аральском море
фабрики туч, сказал свое решительное "Добро!"
В тот же день на Волчьем в радиорубке был принят вызов:
Москва просила заместителя для переговоров с Буяновым и Вол-
гиной. Как ни ждал Дорошенко этого часа, к экрану он подхо-
дил не без внутренней робости: что, если все пропало, разру-
шилось?... Какими глазами он будет смотреть на Виктора и Га-
лину?
Дорошенко нажал кнопку, давая сигнал, что адресат у виде-
офона. Тотчас вспыхнул экрал. С экрана глядели Галина и Вик-
тор. Глядели и улыбались. Целую минуту глядели и улыбались.
И пока эта минута - шестьдесят секунд - шла, Дорошенко пере-
жил всю гамму чувствот отчаяния, когда нажал кнопку, до бур-
ной радости, охватившей его при виде улыбки Виктора и Гали-
ны. Конечно же, все в порядке! Но и на этом не кончились пе-
реживания двадцативосьмилетнего заместителя начальника исс-
ледовательского центра. Он вдруг поймал себя на том, что
вздыхает от зависти: очень уж эти двое на экране были счаст-
ливые...
3
Временный штаб Аралстроя разместился на берегу, в неболь-
шом доме отдыха, любезно предоставленном рыбаками. Белые
марши лестниц, вазоны, в них - словно брошенные - пригоршни
ярких цветов. А внизу - море, осеннее, прохладное, синее и
зеленоватое, будто наполненное небом и льдом одновременно.
Терраса на втором этаже превращена в конструкторское бю-
ро: чертежные доски, в углу - счетная машина. Не так уж
просторно, зато все вместе - драгоценное чувство локтя. К
тому же найдется минута поговорить.
- Как это здорово! - всплескивает руками москвичка Сима.
- Каждому городу - свой климат!
- Ну уж и климат!.. - не разделяет кто-то ее восторга.
- Конечно, климат! - настаивает она. - Захотел - и пошел
дождь!
- А если дождь надоест!
- Бери тучу в электронный футляр, по методу Пенкина, и
вытряхивай над горами, будет солнце!
- Фантазия же у тебя, Сима!..
- Ничуть не фантазия! Создадим озера, каскады...
- Гидростанции...
- Не понимаю иронии!.. - вспыхивает Сима. - Почему не
создать?
- А меня заботит судьба Аральского моря, - слышится с
другого конца террасы. - Вихри поднимут с его поверхности
тысячи тонн воды...
- Так это же летом, когда тают льды и обе Дарьи полны во-
дой!
- А сумеют восполнить?
- Можно ускорить. таянье ледников - посыпать угольной
пылью, шлаком. Алеша, правильно?
Алеша отрывается от электронной машины. Третий месяц он
здесь и теперь считается старожилом - по сравнению с теми,
кто приехал недавно, с Симой например. Машина в полном его
владении, сейчас он рассчитывает мощность энергоустановки, и
вступать в разговор ему некогда. Приезжала Ирина, показывала
медаль. Алеша по-мальчишески гордился: не каждый имеет под-
ругу-рекордсменку, - но возвращаться в Москву до завершения
работ отказался.
Самый большой стол на террасе предоставлен Виктору и Га-
лине. На масштабной сетке местности они вычерчивают квадраты
- тысячи белых и черных квадратов, которые лягут площадками
на берег моря. Теперь они всегда вместе. После работы идут к
морю, садятся над обрывом и говорят о чем-нибудь хорошем, о
чем так охотно говорится в молодости. Иногда Виктор берет
руку Галины в свои руки, они замолкают, и тогда обоим кажет-
ся, что для большого счастья нужно не так уж много.
В декабре начали поступать машины.
За сорок лет, со времен легендарной битвы за целину, ка-
захская степь не видела такого количества машин: тягачи,
бульдозеры, скреперы, грейдеры... Все это шумело, лязгало
гусеницами, двигалось на Аральский берег.
От сорок шестой параллели до залива Паскевича и дальше на
север побережье выравнивалось под площадь, укладывались ас-
фальтовые и политроновые плиты. Из Красяоводска, по черному,
как уголь, шоссе, везли битум, нефтепродукты, из Уральска -
по серебряной трассе - политрон. Воздушным путем и по морю
спешили на ударную комсомольскую добровольцы: фабрику погоды
строила вся страна.
Волковцы в этой шумной напористой буче были как крупинки
магнита: вокруг каждого группировались бригады и коллективы.
Виктор монтировал шахматные поля, Галина - сложнейшую техни-
ку управления. Дорошенко с Алешей - этот окончательно влился
в бурное кипение стройки - рассчитывали и поднимали гигант-
ские дуги волноводов.
Самым беспокойным было энергетическое хозяйство. Алеша и
Дорошенко, случалось, по суткам не отходили от электронной
машины: определяли мощности магнетронов, электрические поля.
Узкие пучки, какими передавалась энергия без проводов, здесь
решительно не годились. Энергию надо было перегонять широки-
ми руслами, каналами, в которых, как челноки, могли бы пойти
облака. Требовались новые трансформаторы, параболические с
гибкой фокусировкой антенны.
Политроновое поле должно было обеспечить электричеством
все процессы: ионизировать воздух, наполнять волноводы, на-
коплять заряды для разрушения облаков.
- Четыреста двадцать каналов, семьсот восемь разрядни-
ков... - подсчитывал Алеша, вкладывая в машину перфокарту.
Мелькали огни, электронный мозг думал, подсчитывал, выда-
вал результат.
- Тридцать четыре процента энергии станции! - отмечал До-
рошенко. - Сколько же уйдет на перегон облаков?
Опять машина подмигивала огнями, думала, давала ответ:
двадцать девять процентов.
- Плюс тридцать четыре, - суммировал Дорошенко, - шесть-
десят три. Треть энергии можно отдать ближайшим совхозам.
По прямой связи запрашивала Москва: как строительство,
графики, сроки? Что из материалов необходимо?
- Политрон... - коротко отвечал Андрей Витальевич, руко-
водитель стройки.
Белый поток из Уральска усиливался.
Приближалась весна. Первая весна, капризам которой чело-
век готовился дать сражение.
Вертолет, опустился в ложбинку, на горячий от дневного
зноя песок. Два уже немолодых человека вышли из него и, не
спеша, помогая друг другу, стали взбираться по склону барха-
на. Цепочки следов оставались за ниминеглубокие ямки, оплы-
вавшие, чуть только нога поднималась сделать очередной шаг.
Песчинки сыпались по откосу и тревожно звенели: чего им на-
до, этим, непрошеным?..
Кажется, небольшое дело - бархан, а пока взберешься...
- Извини, Андрей Витальевич, - говорил один, - что я вы-
тащил тебя из кабины - оставлять одного неудобно. А мне надо
тут... попрощаться.
Наконец, они достигли вершины. К северу уходит песчаное
море, на юге и на западе оно расплескалось необозримо, и
только на востоке, на горизонте, синей полоской блестит
Арал. Недалеко от бархана поднялась скала, гранитный клык,
распоровший рыжую шкуру пустыни. И как пустыня ни лохмати-
лась бархадами вокруг него, он стоит, неподвижный, не одну,
наверное, сотню лет. Возле него проходит заброшенная дорога;
когда-то над ней звенели медью бубенцов караваны, а потом
дороги пошли по другим местам, а эта старела среди барханов,
и они зализывали ее длинными песчаными языками.
- За семьдесят лет я здесь четвертый раз, - сказал Петр
Николаевич. - Скалу узнаю, а могилу матери потерял навсег-
да...
- Матери? - переспросил Андрей Витальевич.
- Может быть, она под этим барханом...
- Петр Николаевич!..
Академик поднял глаза на своего друга:
- За это и ненавижу пустыню. Рад, что здесь будут сады.
Боль звучала в словах академика. Петр Николаевич коснулся
трагедии, разыгравшейся когда-то в пустыне. Трудно было
спрашивать напрямик, что здесь произошло. Трудно и молчать
безучастно. Но они давно знают друг друга, Андрей Витальевич
и Петр Николаевич: в тридцатых годах вместе окончили универ-
ситет в Ленинграде и потом не теряли один другого из виду.
Не будет же бестактностью, вопрос к старому другу.
- Расскажи... - просит Андрей Витальевич.
Петр Николаевич стоит молча. Слышал ли он вопрос, думает
ли о своем? Прерывать молчание Андрей Витальевич не решает-
ся. Прошла минута, другая.
- Ну, что ж, - оторвался наконец от раздумья Петр Никола-
евич. - Расскажу.
И скупыми, обнаженными, как правда, словами начал расска-
зывать:
- В революцию 1905 года мой отец участвовал в студенчес-
ких волнениях в Петербурге. За это был сослан в Аральск и
находился под надзором полиции до 1917 года. Вместе с каза-
хами и немногими русскими устанавливал Советскую власть в
этих местах, боролся с байскими бандами. В одной из стычек
погиб. Было это километрах в восемнадцати от Аральска. С ним
погибли и другие. Жены и сестры убитых наняли несколько арб
и поехали в пустыню, чтобы найти своих и похоронить тела.
Мать взяла и меня с собой: мне было шесть лет, оставлять ме-
ня одного ей казалось страшнее, чем погибнуть вместе. В пути
маленький караван перехватили местные басмачи. Мужчины-воз-
чики были убиты тут же, а женщин бандиты погнали в пустыню.
Вот по этой дороге. Гнали пешком, полураздетых, разутых...
Может, не надо подробностей, Андрей Витальевич?.. Мать зару-
били возле скалыя запомнил ощеренный клык на всю жизнь. А
меня бросили на дороге: "Сам сдохнешь..." Но меня спас крас-
ноармейский патруль. Мать похоронили в песках... Здесь...
Солнце клонилось к дальним холмам, красило пустыню в ли-
ловые и оранжевые тона. Ничто кругом не двигалось, не дыша-
ло. Ветер стих, пустыня лежала молла. Чудилось в тишине ее
глухое настороженное раздумье: зачем пришли эти двое?.. В
пески идут за медью, за нефтью и серой, иногда ищут заблуд-
ших верблюдов.. Эти ничего не искали. Пустыня ждала, глядела
на пришельцев недобро.
Андрей Витальевич молчал, потрясенный рассказом.
- Вот я и радуюсь, - оказал Петр Николаевич, - что пусты-
не пришел конец.
Эти слова академик произнес как приговор: пустыня была
врагом, отнявшим у него мать и отца, Петр Николаевич вправе
был говорить с ней жестоко.
- Радуюсь, - повторил он, - что здесь зацветут сады. Па-
мяти ближних должно воздать цветами.
Они стали опускаться с холма. Песчинки стеклянно пели у
них под ногами.
Подойдя к вертолету, Петр Николаевич спросил:
- Когда ожидаешь приемную комиссию?
Комиссия прибыла через месяц - фабрика погоды уже работа-
ла на всю мощность. Синие вихри гнали с моря тучи водяной
пыли, политроп напитывал их электричеством, и они плыли по
волноводам, тяжелые, с серыми днищами, точно баржи.
В Целинном крае закончили посевную, в Поволжье пшеница
выходила в трубку, - районы, области, сельскохозяйственные
управления требовали:
- Дайте дождя!
Члены комиссии, среди них и знакомый министр, в кабинете
которого началось наше повествование, облетали секторы по-
литроновой установки, любовались грозами, бродившими по го-
ризонту, дождями, выпадавшими вдруг в сотне метров от верто-
лета и так же внезапно исчезавшими по чьей-то неведомой во-
ле.
- Так и назвали - фабрикой Погоды? - спросил председатель
комиссии.
- Да, - ответил Андрей Витальевич, дававший пояснения.
- Метко, но очень голо, - вмешался один из членов. - Я
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг