Еще появляются люди - ученые, которых подняла сигнализация, вахтенные,
готовившиеся к смене.
Член Комитета, завладевший моделью, все еще не может сдвинуться с
места, второй, отыскивая под столом отскочивший рычажок, бесконечно
повторяет:
- Возможно ли? Возможно ли?
Но все уже свершилось.
Прежде всего встала задача - изучить модель и по ее образцу сделать
Машину. К счастью, повреждения от удара оказались несущественными: отломился
один из рычажков, кусочек панели.
Сразу же был создан мозговой центр по изучению аппарата.
И начались сюрпризы. Двойная решетка с несовпадающими отверстиями
оказалась двигателем машины, преобразователем времени в вакуум. Точнее - это
аннигилятор, в котором время, сгорая, создавало вакуум в самом себе,
придавая этим машине момент движения: машина втягивалась в вакуум - само
время ее толкало. Чем больше сгорало времени, тем быстрее двигался аппарат.
Все гениальное - просто, убедились исследователи.
Путь к созданию Машины был открыт.
Но, как и везде, великое и смешное в "Тайм-Хаузе" шли рука об руку.
Пока инженеры бились над тайной двигателя, Комитет провел расследование о
"рукоприкладстве" Лейн.
- Как вы решились на такой грубый поступок?
- А что было делать? - ответила Лейн.
- Вас учили - что делать.
- А вы попробуйте,- возразила девушка,- за сотую долю секунды
остановить аппарат!
- На это вы прошли техотбор, тренировки.
- Да, я тренировалась еще и дополнительно.
- Поясните.
- Построила модель и тренировалась по шестнадцать часов в сутки.
- И что?
- Пришла к выводу, что так модель не остановишь.
-Почему об этом не доложили Комитету?
-- Мне ли спорить с авторитетами?
- И вы знали, что станете действовать не по инструкции?
- Сделала как сделала...
- Заранее действовать не по инструкции?
- Заранее,- согласилась Лейн.
- Но вы предполагали, что повреждения могут быть непоправимыми?
- Исправлять повреждения - дело техники.
Комитет был настроен миролюбиво, ведь "мудрые,- писал Гюго,- не
строги". Да и кончилось все благополучно, тайна двигателя разгадана - Машина
будет. Посовещавшись, Комитет принял решение: сто тысяч фунтов присудить ей,
единственной девушке, вахтенному Лейн Баллантайн.
Машину изготовили через год. Испытали в лаборатории. Машина двигалась в
прошлое, в будущее - пока на час, на день: конструкторы испытывали
параметры.
Когда наконец протокол был подписан, занялись вопросом: куда направить
первые рейсы? Большинство высказалось за прошлое - дочеловеческое прошлое,
чтобы внезапное появление людей из двадцать первого века не породило у
отдаленных предков мифов и культов. Рейсы были нацелены на палеогеновую
эпоху - до тридцати, тридцати пяти миллионов лет назад. Машина была
двухместной, и в первую пару исследователями назначили доктора физических
наук Девиса и профессора Прайса.
Снаряжения, взяли немного: киносъемочную, звукозаписывающую аппаратуру,
вмонтированную в очки, в авторучки; звукозаписывающий кристалл вставлен в
перстень на руке Прайса. Приходилось, как при полете в космос,- учитывать
граммы полезного груза.
Проводы состоялись в лаборатории, были будничными: прошлые волнения
пережиты, новые - впереди.
- В путь добрый.
Тронут рычаг. Машина затуманилась, качнулась, качнулся в комнате
воздух. И все исчезло.
Для тех, кто остался в лаборатории.
Девис и Прайс были отданы на милость Машины. Машина была
запрограммирована так, что из кризисной ситуации могла вернуть
исследователей быстро назад. Предусматривалось две остановки: в миоцене и
олигоцене. Сразу же предстояло положиться на автоматику. Но Девис повел
машину на ручном управлении: мало ли может встретиться неожиданно
интересного!
Закружились на циферблатах стрелки, замелькали цифры пройденных веков и
тысячелетий. Солнце металось по небу, потом наступила мгла - ледниковый
период. Опять солнце, и опять ледниковый период - так до десяти волн. Потом
выскочили из оледенений в смутную зелень континентального климата.
Сделали первую остановку. Холмы, река, в которой трудно было узнать
Темзу, когда-то еще река будет названа Темзой. Пока что на Земле не было ни
одного географического названия. Остановились в осени. Лес был желтым и
красным. Небо в этот час голубело. От реки веяло холодом. Стояла тишина, как
будто все живое уснуло. В воздухе не было птиц.
- Интересно, сейчас существуют миграции? - спросил Девис.
Прайс молча пожал плечами. В первобытной тишине странно прозвучал
человеческий голос. Девис заметил это и смолк.
Вечернее солнце пристально глядело на них. Девис поежился.
Не от холода - от этого взгляда.
Воздух был стеклянный, с блеском, нигде ни дымка. Да и откуда ему быть?
Забрались в кабину - и опять бешеный бег стрелок, смутное мелькание за
окном.
Второй раз остановились в олигоцене.
Та же река, холмы. Чуть затуманенный день, мошкара в воздухе. Лес
поредел, некоторые холмы обнажились, будто бы облысели. Видимо, наступила
полоса засушливых тысячелетий. Даже река заметно сузилась. И тут
исследователи впервые услышали звук - трубный звук, несомненно, трубило
хоботное животное. Да вот оно: раздвинулись камыши, коричневая громадина на
коротких ногах, поводя хоботом, появилась ярдах в двухстах от Машины.
Затрубила. Почуяла присутствие посторонних? Это была самка. Вслед за ней из
камыша вылезли двое детенышей, величиной с крупных телят.
- Пожалуй, они встревожены,- сказал Прайс.
Самка с минуту оглядывала пришельцев, хобот ее шевелился, она нюхала
воздух. Во всяком случае, у животного страха заметно не было. Исследователи
тоже не чувствовали страха - смотрели.
Отнюдь противоборства здесь не было, каждый оставался сам по себе. Хотя
и можно встречу оценивать как символическую. Животное повернуло назад в
камыши. Детеныши, потоптавшись на месте, последовали за матерью, и
семейство, так же внезапно, как появилось, исчезло в зарослях.
- Во всяком случае, нас предупредили, что мир населен и занят,-
засмеялся Девис.
- Хорошо, хоть это не носороги,- сказал Прайс.- Те кинулись бы на нас
без предупреждения.
- Подумаешь, деликатность,- проворчал Девис и полез в Машину.
Преодолев глубь эпох на полмиллиона лет, они уже хотели возвращаться,
как вдруг в динамике на запястье Прайса запело: три коротких сигнала, три
длинных, три коротких - SOS.
- Бог мой! - воскликнул Девис.
Морзянка пела: SOS, SOS...
- Ущипните меня, Прайс!
- SOS, SOS, SOS...
Девис резко затормозил.
Минуты две исследователи слушали сигнал бедствия. Непостижимо!
- Однако...- Прайс порылся в портфеле, достал пеленгатор.-
Северо-северо-запад,- отметил вслух.- Пошли?
Первый выскочил из кабины.
- Будто бы совсем близко.
Они поднялись на холм - звук усилился. Спустились в лог.
Здесь протекал ручей, разросся кустарник.
Они прошли по ручью метров двести и остановились, пораженные. Перед
ними был шалаш.
Самый настоящий шалаш, из ветвей, травы, дерна. Дверь, сделанная из
пучков хвороста, перевитых волокнистым растением, полуоткрыта, и в шалаше
кто-то был: слышался кашель.
Секунду Девис и Прайс стояли не шевелясь: откуда шалаш и кто может быть
в нем? Но тут из двери послышалось:
- Входите, что же вы? Я вас жду.
Вот как - оказывается, исследователей в тридцати миллионах лет от их
времени ждали!
Девис и Прайс нерешительно двинулись к шалашу, нагнувшись вошли в
дверь.
На подстилке из веток - ни стола, ни какого-либо подобия стульев в
шалаше не было - в потрепанном донельзя, продранном на локтях и коленях
костюме лежал человек, исхудавший, кожа да кости, с седой бородой, гривой,
казалось, не знавшими ножниц с сотворения мира.
Еще более удивительными были его слова:
- Вас жду, доктор Девис,- подал он руку,- и вас, Прайс, - пожал руку
профессору.- А что знаю ваши имена - не удивляйтесь: у меня абсолютное
знание.
Исследователи были поражены не менее, чем в ту минуту, когда увидели
шалаш. Кто это мог быть? - вихрем проносились мысли у одного и другого.
Только он - единственный человек в такой дали от двадцать первого века -
путешественник по времени.
- Да, да,- угадал их мысли Путешественник.- Я и никто другой. Извините,
что не могу предложить вам уютных кресел и кофе. В последнем рассчитываю на
вас.
Прайс молча отвинтил колпачок, подал Путешественнику термос.
Тот жадно пригубил, щеки заходили на его лице ходуном, борода
затряслась.
Казалось, он был не в силах оторваться от кофе, перевести дыхание. Но
он вернул термос с благодарностью, кивнув:
- Я и так умру,- сказал он.- У меня только сорок минут для вас. С
момента встречи сорок минут,- уточнил он.
Девис невольно взглянул на часы, было двадцать минут двенадцатого.
- А потому,- сказал путешественник,- я в своем повествовании буду
краток. Вы ведь ждете рассказа о моем втором путешествии? Записывайте меня,
снимайте на кинопленку, что вы, правда, уже делаете.- Путешественник кивнул
на перстень профессора: - Но ради бога не перебивайте меня, не
останавливайте. Я продумал рассказ и уложусь точно в срок, на детали у меня
нет времени.
Странный это был рассказ, и странная была обстановка. Девис и Прайс
сидели на земле. Девис, подвернув по-турецки ноги, Прайс полубоком к
рассказчику. Ветер шелестел в стенах шалаша жухлыми листьями, ворвался в
дверь, неся запахи и звуки палеогеновой эпохи. Мир для исследователей
сосредоточился под этим первобытным сводом из трав и ветвей. Но
путешественник рассказывал удивительное. Исследователи были захвачены
рассказом, кажется, шли за Путешественником в повествовании и видели все его
глазами.
- Не буду останавливаться на подробностях: ящеров Юры и Мела вы увидите
сами. Теплые моря Триаса тоже увидите. Искупаетесь в океане Палеозоя. Всего
этого я насмотрелся вдоволь: чудовищ, зверья, трилобитов, хотя и
останавливался урывками. Великое однообразие, я бы сказал,- миллиарды лет.
Особенно Протерозой: пустыня, пустыня. Страшно было останавливаться:
подумать только, один на всей планете. Одиночество, знаете, как зыбучий
песок: из него не вырвешься, от него не отмахнешься и не уйдешь. Порой мне
казалось, что я застыл посреди плоского мира, прилип, как муха к липучке -
потерял чувство движения, времени. Казалось, кровь остановилась в жилах и
сердце не бьется, а совершает один бесконечный и последний удар. Если я
останавливался, меня оглушала такая звенящая тишина, что в ней, кажется, я
не слышал собственных слов, они таяли, расплывались на губах, как воск. Боже
мой, не дай такой тишины и одиночества!
Я вскакивал в седло, нажимал рычаг до упора. Мелькали столетия,
календари, и показания часов свидетельствовали о смене исторических эпох,
смене суток... Если бы не это, я бы подумал, что кругом забвение, смерть.
Повернуть назад? Сколько раз приходила мне эта мысль. Но другая мысль
командовала: вперед, вперед, проскочишь же это мертвое царство, впереди
Архей, полтора миллиарда лет, еще и Протерозой не кончился.
Я готов был биться головой о Машину, выпрыгнуть на ходу из седла.
Сходил с ума. Мне казалось, что Машина испортилась, стала. Я нажимал рычаг и
останавливал Машину. И было одно и то же: белесый горизонт, белесое море. Ни
кустика, ни травинки, вода не плескалась у берегов.
И все-таки - вперед, заставлял я себя, как одержимый.
Не буду вас утомлять, эпохами я не выходил из Машины. Жевал сухари,
доставал из мешка, привязанного к седлу. Когда уже доходил до крайности от
изнеможения, тормозил, падал тут же на песок и засыпал свинцовым сном без
сновидений.
Но вот наконец что-то стало меняться, появились холмы по сторонам,
смутные очертания хребта по правую руку. Освещение стало тускнеть. Солнце не
металось огненным росчерком надо мной, его заволокли тучи. Я понял, что
передо мной Архей. Но и здесь я остановился не сразу. Думал, что сумерки
кончатся, новый мир мне хотелось увидеть в солнце. Но тучи, наоборот,
уплотнились, приняли серый металлический цвет. Когда я притормаживал, я
недоумевал, куда делось солнце и почему все-таки светло,- бесконечное утро
или бесконечный вечер?
Наконец я сказал себе: хватит - и остановил Машину.
Я был по-прежнему на берегу океана, на бесконечной песчаной полосе,
прилегавшей к воде. Отроги хребта чуть позади и справа, за спиной, в
расстоянии мили, скалы и камни, будто оторвавшиеся от хребта и приползшие к
океану. Скалы были серыми, почти черными, океан тернового цвета, небо
напоминало латунную сковородку, опрокинутую над головой, оно светилось.
Выбившиеся из-под шляпы волосы потрескивали, когда же я снял шляпу и
провел по ним рукой, с них посыпались голубоватые искры, в пальцах слегка
кольнуло. Электричество,- догадался я.
В расселинах скал тоже заметил голубоватое свечение. И небо светилось
от электричества.
.Чувствуя утомление, я отошел от Машины, бросил между камнями плед
и'улегся. Дальше, решил, не поеду.
Тишина стояла по-прежнему бесконечная. Но, успокоившись и придя в себя,
я стал замечать, что тишина неполная. Что-то в ней переливалось, шелестело,
точно песок под ветром. Может быть, у меня шумит в Голове? Я приподнимался
на локте, прислушивался - шелестело, в этом не было никакого сомнения.
Может, в песке роются насекомые, насторожился я, или вода шепчет у берегa.
Посмотрел на берег, копнул песок, нет, причина в другом. Шорох был
неприятный, мертвый. Я встал, поднял плед и пошел по берегу, думая, что,
может быть, надо сменить место.
Звук шагов успокаивал. На минуту я отвлекся, но продолжал идти - к
скалам: в одном месте они придвинулись к самой воде.
Поднимусь на скалы, увеличится площадь обзора - огляжу местность.
В сумерках я, однако, не рассчитал. До скал оказалось не близко,
наверное, я шел час. Освещение не менялось, и я понял, что смены дня и ночи
здесь нет. Неужели Земля тогда еще не вращалась? - пришла в голову мысль.
Тут же я отринул ее, как вздорную, заменил другой: облака настолько плотны,
что солнце не пробивается сквозь них. А светло - можно было бы читать
газету - от электричества в воздухе.
Тут я дошел до скал и стал карабкаться по откосу на одну из них,
показавшуюся доступной для восхождения. Это у меня тоже отняло около часа,
но, когда я поднялся на нее, я был вознагражден сполна.
Впереди по берегу, сколько охватывал глаз,- и позади, когда я оглянулся
со страхом, в бесконечной дали по берегу одна за другой в шахматном порядке
были расставлены Машины - мои Машины Времени. Тысячи Машин, миллион!
Не помню, как я сполз со скалы, может быть, спрыгнул? Может, хотел
погибнуть? Но единственной мыслью моей было, что я уже погиб. Сошел с ума -
было бы еще полбеды. Меня поразила стройность, математическая точность
рядов, по которым выстроились Машины.
Я разом понял, что это не мир морлоков, укравший когдато мою Машину. Не
скупясь, кто-то дал мне взамен одной миллион Машин.
Но когда я добрался до первой из них и хотел вскочить в кабину, я
ощутил пустоту. Промчался сквозь Машину, подбежал к другой и эту пробежал с
ходу, хотя позади они стояли по-прежнему.
Дикий страх охватил меня, ярость. "Зачем? - кричал я.- Кому это нужно?"
Метался, хотя и чувствовал бесполезность этого, от одной Машины к другой.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг