добиваются одного: их воля становится для них единственным законом, их воля
закаляется, делается "нечеловеческой", сверхъестественной, почему и
обладатель ее становится способным на сверхъестественные, с точки зрения
невежественных масс, поступки.
- Путь факиров, путь тренировки в укрепления своей воли, неправилен, -
говорит Аркадий Семенович. - Совсем не для чего умерщвлять свое тело,
подвергать себя ранениям и уродствам, когда можно того же достичь более
верными и полезными путями.
- У нас в обыденной жизни так много всякого рода нелепостей, что лишь
одним добровольным систематическим устранением их можно закалить,
тренировать свою волю. Каждый человек тратит ежедневно массу времени и
энергии совершенно непродуктивно: он делает тысячи ненужных и даже вредных
поступков, он обязательно одержим какой-нибудь странностью, которая является
его пороком или недостатком...
Аркадий Семенович привел следующие примеры: иной в сутки затрачивает на
сон 9, 10 и даже больше часов, когда совершенно достаточно 6-7; время сверх
этого пропадает зря; другой, наоборот, лишь в силу привычки, ложится слишком
поздно и встает рано, чем истощает себя и свою энергию; третий просыпается
ночью, чтобы выкурить папироску, без чего можно великолепно обойтись и что
не только отнимает у сна необходимое время, но и вредит здоровью; четвертый
весь день проводит с минимумом полезного и нужного, убивая время в праздном
разговоре, курении, выпивках и т. п. неразумных поступках, поглощающих его
энергию.
- Если бы мы захотели проследить от первого часа пробуждения и до
нового сна проведенный вами день, - говорит Аркадий Семенович, - мы
поразились бы: такая масса времени погибла без всякой пользы. Весьма широко
распространено мнение, что жизнь человеческая слишком коротка и что на
протяжении ее никак нельзя использовать всех тех возможностей, которые
заложены в человеке щедрой природой: нельзя получить всеобъемлющего
образования, нельзя поглотить ту массу знаний, которую дает современная
эпоха, нельзя до-полна выявить свои творческие силы... Неправда. Всего этого
легко достичь, если не совершать неразумных и нелепых поступков, поглощающих
массу времени и энергии и укорачивающих человеческую жизнь...
Таково мнение Аркадия Семеновича. Я с ним согласен, у меня самого
пропасть всяких ненормальностей - с точки зрения целесообразности,
продуктивности и сохранения здоровья. Я тоже не умею распределять своего
времени и расходовать рационально энергию. Этому я буду учиться, и я уже
начал бороться со своими нелепостями...
Тревожит меня своим присутствием глухонемой слуга Вепрева - Никодим.
(Если это нелепость, постараюсь ее поскорей ликвидировать). Даже не зная о
том, что Никодим вошел или находится близко от меня, я начинаю чувствовать
странное и смутное беспокойство... Всегда оно оправдывается появлением
Никодима.
Странно! Другие глухонемые никогда не производили на меня подобного
действия, так что объяснить свое душевное состояние жалостью, которую я
испытываю ко всем калечным людям, нельзя. Буду наблюдать за ним.
А вот, когда я вижу Аркадия Семеновича, во мне вспыхивает глубокая,
почти родственная нежность... Он такой мягкий, предусмотрительный,
вдумчивый, отзывчивый; он кажется мне отцом родным, может быть, потому, что
я с трех лет не знал ни отца, ни матери.
Наум Наумович Шариков - именинник 1-го дек. по ст. стилю - что-то
больше не показывается, сидит в своем подпольи: очевидно, с головой ушел в
научные изыскания, как я в свои стеклянные шарики.
V
30 августа
Ура!.. Ура!.. Сегодня я попробовал свои силы на шкатулке, и она
поднялась в воздух!.. Правда, совсем немного, и сейчас же упала, но все-таки
поднялась!..
Присутствовавший при этом Аркадий Семенович добродушно, ласково
похлопал меня по плечу и обещался через 3-4 дня поставить меня на работу. В
чем она заключается - не говорит. Думаю, что она серьезна и интересна, когда
требуется человек с сильной волей и хорошим вниманием, какими считает меня -
по заслугам ли? - мой учитель. Занятия с шариками и последнее достижение
сильно утомили мою нервную систему, и Аркадий Семенович советует на время
прервать их, чтобы дать возможность мне отдохнуть. Он предложил 3-4 денька
не посещать хутора.
- Гуляйте по воздуху, по солнцу, набирайтесь сил. Работа, ожидающая
вас, требует всего вашего внимания и всей энергии. - Таковы слова моего
учителя.
Хорошо. Отдохну. А то с этими шариками я, кажется, потерял несколько
шариков из собственной головы... У меня чуть ли не галлюцинации появились!
То вдруг замечаю, что глаза Аркадия Семеновича останавливаются на мне с
выражением кровожадного зверя, собирающегося прыгнуть на жертву; в них
чудится моментами какая-то роковая, свирепая сила, готовая обрушиться на
меня и раздавить... Стряхиваю с себя оцепенение, всматриваюсь - ничего
подобного, даже стыдно становится: попрежнему, добрый, нежный отеческий
взгляд ласкает душу.
И я слышу порой, сидя в кабинете Вепрева, заглушенные стоны, исходящие
из подземелья, и мороз пробегает по спине...
А появление глухонемого Никодима действует на меня так скверно, что я
едва владею собой... Хочется крикнуть:
- В чем дело, товарищ? Что ты меня мучишь?
Но ведь он ничего не слышит!
Когда я замечаю его взор на себе, а он почему-то слишком часто
задерживается на моей персоне, в его напряженности и неестественном блеске я
читаю ужас и предостережение... В душе появляется сознание, что ты стоишь на
краю пропасти и нет сил отойти от нее. Одно из двух: или он ненормален или я
свихнулся.
Аркадию Семеновичу я ничего не говорил про свои галлюцинации, но он,
такой чуткий, сам заметил мое нервное расстройство, чем и объясняется его
предложение: 3 дня не посещать хутора.
Что же! Отдыхать, так отдыхать!
VI
1-е сентября
Скучно без посещения хутора. До того скучно, что я сегодня, не зная чем
заполнить время, занялся исследованием одного странного события, имевшего
место у нас в деревне.
Просыпаюсь я обыкновенно рано, а в это утро проснулся еще раньше - от
шума и гвалта на улице. Одеваюсь. Иду узнать.
Оказывается, ночью по всей деревне передохли все собаки!.. Вот так
фунт!..
Теперь я занят выяснением: отравлены ли они, отравились ли сами, и если
верно последнее, то чем? Может быть, наелась ядовитой травы? Но тогда гибель
собак не носила бы такого массового, даже поголовного характера!.. Хотя бы
пара какая-нибудь осталась в живых!..
Нет! Даже самая паршивая собачонка, вплоть до двухнедельного щенка,
погибла...
Мор, что ли, какой? Чума собачья? Но тут я уже совсем не компетентен,
надо спросить ветеринара.
Странно еще то, что крестьяне почему-то смерть собак ставят в связь с
хутором: мол, Вепрев перетравил собак... Чудаки!.. Спрашивается: зачем ему
понадобились такие эксперименты?.. В деревне вообще настроены не особенно
дружелюбно к моему учителю.
Сходить или не сходить на хутор? Поговорить с Аркадией Семеновичем о
событии?..
Нет, не стоит. Пережду еще день. А то еще получу замечание в
слабоволии.
VII
2-е сентября
Положительно мор какой-то ходит по деревне! Теперь уже не собаки, а
люди подверглись ему. Сегодня за ночь (опять за ночь!) умерло сразу пять
человек и, повидимому, одновременно. Умерли без всяких видимых причин
совершенно здоровые люди. Легли спать, ни на что не жалуясь, а утром не
встали.
Если бы они перед сном были вместе, можно было бы предположить
отравление. Но в том-то и дело, что двое из них лишь к ночи вернулись из
Полтавы и сейчас же разошлась по хатам; один - тоже к ночи - прибыл на
подводе с соседнего хутора; остальные двое, правда, провели вечер вместе и
даже ужинали вместе, но они в глаза не видали первых трех, как рассказывают
их домочадцы.
Есть у них одно общее, что должно послужить руководящей нитью к
открытию причины их смерти: все пятеро местные советские работники - двое
коммунистов, остальные беспартийные, но сочувствующие советской власти.
Я знал их хорошо; это здешние исполкомцы.
Признаться, я не особенно горюю об их смерти; опять-таки потому, что
слишком хорошо был знаком с ними. Все они, не исключая и двух партийных, не
отличались, по-моему, большой искренностью и глубиной убеждений; проще: то
были, так называемые, примазавшиеся к власти, а еще проще - кулаки,
пролезшие в Исполком..,
Жители - из сочувствующих коммунистам, а в особенности, батраки - тоже
не жалеют погибших. Кулачье же, которое имело в умерших покровительство и
поддержку, кричит и обвиняет оставшихся исполкомцев, к слову сказать,
идейных и хороших коммунистов, в смерти пятерых.
Конечно, это - демагогия, придирка к удобному случаю, чтобы
дискредитировать и забросать грязью ненавистных им честных партийцев.
Оставшиеся - выше всяких подозрений.
Необходимо отыскать причину столь необыкновенного и избирательного
мора. Недопустимо, чтобы пятно преступления марало и честь, и авторитетность
идейных работников.
Не дожидаясь приезда следственных властей, я занялся этим делом.
Мои хозяева, встревоженные ночной трагедией, запечалились о сынке,
который до сих пор еще не приехал. От него, кроме того, нет никаких сведений
из Полтавы, и жители, посещавшие город, ни разу не встречали там Петра.
Родители почти уверены, что и он погиб...
Форменная чертовщина!.. Завтра пойду на хутор, поговорю обо всем с
Аркадием Семеновичем.
VIII
3 сентября
Был на хуторе. Там живут и не знают ничего о наших злободневных
событиях.
Аркадий Семенович посмеялся, когда я ему рассказал о гибели собак и о
подозрениях крестьянства, и очень опечалился, услыхав о смерти исполкомцев.
Он обещал мне деятельно заняться расследованием, говоря, что у него есть
хорошие данные, именно, знание людей и умение читать чужие мысли.
Мой учитель был сильно взволнован деревенской трагедией, и, как меня ни
подмывало, я не решился спросить его о предстоящей мне работе. Он тоже ни
слова не упомянул о ней.
Немного поупражнявши свое зрение, я покинул хутор, уговорившись с
Аркадием Семеновичем встретиться после обеда в деревне.
Но вот уже ночь, а его нет. Что такое с ним случилось?
IX
4 сентября.
Большим усилием воли заставил себя продолжать дневник... Пишу только
для того, чтобы, если я погибну, осталась нить к открытию причины моей
смерти. События наступили и развились катастрофически. Я уже не на Украине,
а черт знает где!
Вчера едва успел заснуть, - лег очень поздно, все поджидая весточки с
хутора - как был разбужен осторожным стуком в окно. Вскочил, смотрю и не
верю своим глазам: за окном, приплюснув нос к стеклу, стоит глухонемой
Никодим. Луна ярко освещает его лицо, и на нем большие блестящие глаза
сверкают еще сильней... Если бы глухонемой не стучал, я все равно проснулся
бы от его взгляда.
Думая, что случилось что-нибудь на хуторе, я стал поспешно одеваться,
открыв предварительно окно. Глухонемой одним прыжком очутился в комнате...
Это меня удивило: я схватился за револьвер. Тот остановил меня укоризненным
взглядом и знаками попросил карандаш и лист бумаги. Он так сильно дрожал,
что несколько минут не мог писать. Я, наблюдая за ним, быстро одевался.
Наконец он овладел собой, подошел к подоконнику, залитому лунным светом, и
крупными буквами что-то написал. Я прочитал и вздрогнул: не сумасшедший ли?
На бумаге стояло:
- Вепрев и Шариков - ярые контр-революционеры.
- Докажите! - гневно набросал я в ответ.
Глухонемой помотал отрицательно головой.
- Скоро увидите сами. - И быстро забегал карандашом по бумаге. Я,
склонившись через его плечо, читал, все более и более теряясь в догадках:
сумасшедший или здоровый человек передо мной?
Бумага немо гласила:
"Я - студент Ленинградского университета. Естественник. Шесть месяцев
тому назад у меня были и слух, и речь. Много работал вместе с Вепревым и в
конце-концов стал догадываться о его чудовищных планах. Хотел уйти, но было
уже поздно. Вепрев, благодаря своей способности читать мысли, узнал о моем
намерении раньше, чем оно сложилось у меня окончательно. Посредством гипноза
он лишил меня движения и ежедневно производил надо мной особые психические
опыты, в результате которых у меня исчез слух, а потом и способность
говорить. Но он добивался еще более зверского: хотел, чтобы я потерял
память. Последнее ему не удалось, хотя он, к счастью моему, убежден в
противном... Вы можете вернуть меня в нормальное состояние, если захотите: у
вас сильная на редкость воля и есть большие способности к внушению"...
- Как же это сделать? - спросил я его, начиная в свою очередь трястись
нервной мелкой дрожью и все еще не доверяя ему, как сумасшедшему или как
мистификатору и провокатору.
"...Вы должны сделать это ради спасения революции, - продолжала
бесстрастная бумага. - Фиксируйте мои глаза взглядом, как вы фиксировали
стеклянные шарики, и влейте в меня свою железную волю. Я верю в то, что вы
снимете с меня дьявольский запрет говорить и слышать... Моя вера поможет
вам... Тогда мы сможем помешать Вепреву в осуществлении его кровожадных
замыслов"...
Потрясенный всем, что мне сообщила бумага, и желая немедленно же
добиться от глухонемого доказательств написанного им, я резко повернул его
лицо к окну, судорожно стиснул его плечи и впился взглядом в блестящие,
умоляющие глаза.
Я хотел только одного, чтобы он заговорил и мог слышать. Я напряг всю
свою энергию, и от напряжения у меня подкашивались ноги...
Если бы кто видел всю эту необычайную безмолвную сцену, он подумал бы,
что мы только что бежали из психиатрической лечебницы...
Глаза глухонемого теперь выражали твердую, спокойную надежду, и я
почувствовал вдруг прилив необъятной мощи и непоколебимой уверенности в
себе.
Если он не глухонемой от рождения, он должен был заговорить; я
чувствовал это...
Я ждал: вот зашевелятся губы и слетит слово...
Я ничего не видел, кроме этих больших черных глаз, с безграничною верой
устремленных на меня, и ничего не чувствовал, кроме своего непреклонного
желания, граничившего с деспотическим приказанием: ты должен слышать и
говорить!..
...Что-то дрогнуло в неподвижных глазах, будто растаяла внезапно
громадная ледяная глыба... Радость и испуг поймал я в них... Я понял
значение перемены.
Зашумело в голове, туман застлал глаза, и я очнулся, слабый и в поту,
когда глухонемой подносил мне стакан воды и говорил:
- Выпейте, товарищ Андрей...
Не сон ли это?.. Не обманчивое ли видение расстроенного мозга?..
X
Теперь глухонемой торопил меня:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг