заблагорассудится... Он бы показал им, этим дьяволам в рабочих блузах! Они
бы у него поплясали! Однако пока что приходится считаться со временем и...
уступать. Дело не терпит промедления. Иначе потеряешь пальму первенства,
рухнет мечта, взлелеянная тобой! Иначе - крах... Это не в правилах Уолтера.
Он саркастически усмехнулся и негромко проговорил:
- А не кажется вам, мои мальчики, что у вас слишком дерзкие головы?
Боюсь, вы можете потерять их. Ваши требования лишены всякой почвы. Каждому
бог отвел определенное место на этой грешной земле. Тот, кто забывает...
Вперед вышел седовласый рабочий, с прокуренными усами, посмотрел прямо
в глаза Уолтеру и веско, раздельно произнес:
- Мы полагали, сэр, что вы деловой человек. Выходит, ошибались.- Он
повернулся к товарищам: - Пошли отсюда, ребята.
Сенатор встал и, опершись ладонями о спинку кресла, решительно и
громко выкрикнул:
-- Остановитесь! - Потом через силу выдавил хриплое: - Согласен... Я
согласен... Вы правы, ребята, я человек деловой. Пускай рабочие развязывают
свои кошельки: туда будут сыпаться доллары. Долларовый дождь, ребята! И так
будет три месяца. Ровно три. Ни одним часом больше. Ступайте! - выкрикнул
он снова, метнув из-под бровей суровый взгляд.
В кабинете остались двое - сенатор и Билли Спайт. Сенатор, заложив
пальцы за борта жилетки, несколько раз привстал на носки и расправил
сутулые плечи. Билли Спайт выжидательно следил за ним.
- Вы поняли меня, Билли? Нет! Жа-аль... Это - ход конем. Это маленькая
жертва, к которой призвал меня бог. Я заткнул им глотки, этим дармоедам! И
выиграл три месяца.
- Догадываюсь, сэр...- неуверенно проговорил Билли.
- Вы еще и тугодум, мистер Спайт. В три месяца мы закончим
строительство космической ракеты "Анаконда". Мы должны обогнать русских и
попасть на Луну первыми.
Билли Спайт старался сохранять спокойствие, хотя и сразу понял, что
придется перестраивать всю работу на заводе: снова начнется спешка,
тревожные дни.
- Вы что, испугались? - всматриваясь в лицо управляющего, спросил
сенатор.- Не справитесь? Скажите откровенно. Я ведь...
- Этого никогда не было, сэр,- угодливо ответил Спайт.- Ваши слова -
наши дела!
Сенатор возбужденно зашагал по кабинету. Он говорил, говорил... Потом
подошел к окну, круто повернулся.
- Включите телевизор. Проверьте, возвратились ли рабочие в цехи.
Управляющий с неожиданным для его лет проворством исполнил приказ
хозяина. Щелчок - вспыхнул экран. Цех © 1, цех © 2...
- Рабочие успокоились, сэр, станки работают...
- Я хочу пройти по цехам,- вдруг сказал сенатор, останавливаясь
посреди комнаты.- Проводите меня!
- Я к вашим услугам, сэр.
Эллипсовидная из пенопласта калитка автоматически открылась, и они
вошли в цех. Над головой висела выгнутая между двумя высокими стенами
стеклянная крыша, переплетенная паутиной металлических конструкций. В цехе
было тяжело дышать. Работали станки-автоматы, гудели моторы. Посреди цеха
шла длинная лента конвейера.
Сенатор постоял минуту, осматриваясь, затем взмахнул тростью и бодро
зашагал вперед. Почти никто из рабочих не обращал на него внимания.
Подбегали только мастера и вместе со Спайтом направлялись вслед за
сенатором, готовые ответить на любой вопрос босса.
Обходя длинный ряд станков, сенатор то и дело останавливался. Постоит,
опершись на трость, подумает о чем-то и идет дальше. Со стороны можно было
подумать, что он любуется работой машин, которые сами вращали сверла,
вырезывали канавки на деталях, переносили их на ленту транспортера. Сенатор
был горд: он владел всеми этими умными механизмами. Но еще больше согревала
его душу мысль о своей всесильной власти над людьми, которые обслуживают
эту технику, Возле маленького столика стоял рослый юноша в коричневом
комбинезоне. Он держал в руках какой-то валик и улыбался. Уолтер приказал
Спайту подозвать рабочего.
Тот медленно подошел и с улыбкой сказал:
- Чем могу служить, сэр?
В глазах Уолтера запрыгали холодные искорки.
- Почему ты смеешься, дурак? - почти закричал он.
-- Мне весело, вот я и улыбаюсь,- ответил рабочий.- Я уверен, что за
это наш уважаемый Билли Спайт не оштрафует.
- Наглый щенок! - прошипел сенатор.- Ты забыл, что праздные шутки на
предприятиях моей компании раз и навсегда запрещены? Мне тут нужны только
руки и мускулы. Ступай прочь! - распорядился он в сердцах.
Юноша повернулся и, беззаботно насвистывая мотив "Крошка Дженни",
зашагал к столику.
Билли Спайт растерянно заморгал безресничными веками: дьявол подсунул
боссу этого бестолкового молокососа! Сегодня ему, Билли, весь день не
везет. Ну ладно, парень этот еще наплачется!..
Уолтер стукнул тростью и, указав ею на станки, спросил:
- Мистер Спайт, вы ничего не замечаете?
- Это автоматическая линия, сэр,- услужливо ответил управляющий.
Сенатор повертел головой.
- Вы - слепец, Билли, вы ничего не видите дальше своего носа,-
недовольно пробурчал он.- Ваши рабочие работают и улыбаются. А почему? -
Сенатор обвел взглядом весь цех.- Смотрите: стены розовые, станины станков
- красные. Любо посмотреть, а? Не хватает только красного флага! Неужели вы
не понимаете, что красный цвет вызывает коммунистические настроения и
неповиновение? Вы ограниченный человек, Спайт. Из-за вас я теряю доллары...
Управляющий склонил голову:
- Виноват, сэр...
- Рабочих нужно приучать не к улыбкам и шуткам,- поучал сенатор.-
Тогда у них никогда не возникнут мысли o забастовках. Советую вам сегодня
же перекрасить стены цехов в черный цвет, станки и машины - в зеленый.
Слышите? Вы сами завтра скажете, насколько я практичный и прозорливый
человек.
Билли Спайт почтительно заглянул в глаза хозяину.
- Все будет сделано, сэр!
- Вот это разговор,-- приходя в равновесие, ответил Уолтер.- Что ж, на
сегодня хватит,
Глава седьмая
Скоростной экспресс мчался легко и быстро: его вел атомный локомотив.
Хромированный, яркий, с округлым корпусом, он напоминал скорее всего
ракету.
Вслед за локомотивом, радуя взор широкими овальными окнами и блеском
лакированных крыш, катились вагоны. Они были двухэтажными, но казались не
очень высокими. Широкая - более четырех метров - колея позволяла
конструкторам удобно распланировать всю площадь вагонов.
Купе нижнего этажа оборудованы, как судовые каюты-люкс,- со столиками,
диванами и гардеробами для одежды. Пассажир может принять ванну, хорошо
отдохнуть.
На втором этаже размещены комфортабельные салоны, кинозал, ресторан.
Наташа ехала в купе одна. Прошло уже больше часа, как она выехала из
Минска, но путешествие ей не только не надоело, а, наоборот, становилось
все интересней и даже очаровывало.
За окном кружились, уплывая назад, неповторимые белорусские ландшафты.
Экспресс то вдруг стремительно пролетал по узким коридорам темных боров, то
властно вздымался на зеленовато-рыжие пригорки, To грохотал между тяжелых
ферм мостов и вырывался на луговой простор. ..
Хотя в купе веяло покоем, уютом, тишиной, в душе, возникало ощущение
стремительного полета. Можно было включить телевизор и посмотреть передачу
из любого города этих краев, но иное привлекало Наташу.
Она стояла возле окна и никак не могла оторвать взгляда от весеннего
раздолья. Поля уже почти очистились от обильных в ту зиму снегов. Возле
самого железнодорожного полотна вилась проселочная дорога. На ней то там,
то здесь вспыхивали серебристые зеркала полноводных луж, в которые
смотрелись белые, вымытые первыми дождями облака.
Весна... Пробуждалась природа, дышало теплом небо. Для Наташи эта
весна была по-особому прекрасной: девушка ехала навстречу своему будущему.
Ничто так не волнует человека, как предчувствие перемены в жизни.
Возникают новые и новые мысли, планы, предположения. Человека всегда манит
что-то новое, неизведанное. Он стремится в грядущее время всеми силами
души. Но не всегда прекрасные мысли сбываются. Жизнь идет извилистыми
тропами и требует от людей не одних только мечтаний, а поступков, действий,
борьбы.
Под вечер у самого горизонта возникли окутанные тучками очертания
высотных зданий. Приближалась Москва.
Перестук колес на стрелках. Разветвление десятков рельсовых путей - и
экспресс остановился. Наташа первой выбежала на платформу вокзала. Теплый
весенний ветер мягко ударил в лицо, распахнул полы пальто. Весна и Москва -
было от чего закружиться голове. Ведь Наташа так ждала этой встречи...
Людской поток вынес ее к метро. Москвичи - народ торопливый, и Наташа
вдруг тоже заспешила. Взбежав на дорожку эскалатора, вдруг вспомнила, что
совсем близко, на Арбате, живет ее подруга Зина Кужель. "Заеду посмотрю",-
решила Наташа.
Когда она подходила к легкому зданию, облицованному плитами уральского
Лабрадора, солнце уже садплось. Камень горел багрянцем. Наташа поднялась на
лифте на двадцатый этаж и здесь лицом к лицу встретилась с подругой.
-- Зина!
- Наташка! - воскликнула та, не веря своим глазам.- Ты ли это?
Они поцеловались, и Зина отступила на несколько шагов, чтобы лучше
рассмотреть подругу.
- Вот какая ты стала! Повзрослела, стала красивее и даже, кажется,
вытянулась.
Наташа отмахнулась.
- Это каблуки. Уже не расту. Растут только годы - и впрямь
взрослеем... Веди показывай, где живешь. И лучше о себе расскажи. Может,
есть причина поздравить? - хитровато намекнула Наташа.
- Ой, не говори, Наташка. Рано вроде бы замуж. А? И страшно. А вдруг
ошибешься... В век электронных машин, знаешь, нельзя ошибаться... Вот мое
жилище,сказала Зина, пропуская вперед подружку.- Скромно, но одной хорошо.
В комнате было уютно и пахло мягкими духами.
Здесь, возле небольшого стола стояли два стула, над аккуратной
чистенькой кроватью висело круглое зеркало, в углу - диванчик с двумя
вышитыми подушками.
- В самом деле хорошо. Удобно, тихо, уютно,- искренне призналась
Наташа.- В Минске у меня тоже была комната. А вот уюта недоставало...
Черные ниточки Зининых бровей взметнулись, выражая удивление. Она
подошла к подруге, взяла за руку, спросила:
- Ты говоришь о Минске... в прошлом времени: "была"?
- Да, я в Минск больше не вернусь. Так уж получилось... Хочешь,
расскажу кое-что?
- Подожди, я поставлю кофе,- прервала ее подруга,- Ты с дороги,
проголодалась поди. За столом и расскажешь.
Наташа осталась в комнате одна. Сначала она рассматривала вышитые
цветы на подушках, потом подошла к столу, заметив на нем портрет подруги.
Зина на фотографии, прищурив глаза, лукаво улыбалась. Ничего не скажешь,
красивая! Наташа невольно протянула руку к портрету, и вдруг из-под рамки
выпал конверт. Она было хотела положить его на место, но одного взгляда
хватило ей, чтобы прочитать в нижнем углу конверта два слова: "Виктор
Машук..."
Наташу будто кто-то ударил по щекам. Виктор пишет письма Зине?!
Задрожали руки. Лицо вспыхнуло огнем.
В коридоре послышались шаги. Наташа поставила на место рамку с
портретом, провела ладонью по лицу. Удастся ли ей скрыть свое волнение?
Зина, мурлыкая новый мотивчик, вошла в комнату, ловко накрыла стол,
достала из небольшого шкафчика чашки с блюдечками.
- Ну, вот и готово!
Наташе все здесь уже казалось чужим. Хотелось поскорее выбежать на
свежий воздух, на улицу. Но так ли все это, как она думает? Может, Виктор
написал Зине деловое письмо. Может, оно первое и последнее. Конечно, так
оно и есть - он ведь признавался в глубокой и искренней любви к ней,
Наташе! Эта мысль немного успокоила ее. Она вздохнула и спросила:
- Тебе Виктор часто пишет?
- Часто,- улыбнулась подруга.- У меня писем целая пачка накопилась.
После того, как вы поссорились, он пишет только мне и, когда бывает в
Москве, заходит.
- Поссорились? - удивилась Наташа и тут же спохватилась - она же
выдавала себя! Чтобы успокоить подружку, она печально добавила: -
Получилось очень несуразно, из-за пустяка...- Потом, минуту помолчав, резко
повернулась к Зине.- Покажи, пожалуйста, хоть одно письмо. Ты можешь это
сделать?
Зина встряхнула черными волосами.
-- А почему же нет? Могу. Пишет он красиво, от сердца...
Зина открыла чемоданчик, достала несколько разноцветных конвертов. С
нарочитой гордостью в звонком голосе прочитала:
"Я полюбил тебя с первого взгляда. Я тогда уже понял: нелегко мне
будет завоевать тебя. Так оно и получилось. Ты была жестокой, недоступной.
Но это меня еще больше разжигало. Бурная юношеская влюбленность сменилась
настоящей любовью. Я не жил, а мучился. Ты упрекала меня Наташей. Что ты,
голубка! Разве можно сравнить ее с тобой. Она - обыкновенная, как и все. В
ней нет ничего особенного. Я не любил ее, а только был благодарен ей за
спасение..."
- Довольно! - глухо проговорила Наташа и выхватила из рук подружки
письмо, исписанное ровными, аккуратно выведенными строчками.- Это ложь! Мне
стыдно слушать! Если хочешь знать - мы никогда с ним не ссорились, он мне
до последнего времени писал такие же письма. Пойми, Зина, так поступают...-
Наташа хотела сказать "нечестные", но произнесла иное: - так поступают не
совсем честные люди..
Зина отшатнулась, опустилась на кровать.
- Я тебе не верю,- с трудом проговорила она.- Покажи письма!
- У меня их не меньше, чем у тебя, Зина,- как будто жалуясь, сказала
Наташа.- И тебе и мне он лгал.- Она открыла свою сумку, достала
перевязанную красной лентой пачку аккуратно сложенных писем.- На,
полюбуйся!..
Зина лихорадочно развернула первый попавшийся листок. Да, это была
правда! Зачем он все это делал? Зачем давал клятвы и обещания? Ему хотелось
насмеяться над девичьей гордостью...
- Негодяй! - сказала она тихо и отвернулась от окна.
Наступили сумерки. Небо посинело. Сюда, на двадцатый этаж, едва
долетал шум автомашин и троллейбусов с улицы. Там, внизу, жил своей
привычной веселой жизнью многолюдный Арбат - любимец москвичей. Зина
смотрела на выступ дома, что стоял на другой стороне улицы, на каменные
изваяния каких-то фигур, с давних пор застывшие возле портика. В молчании
прошло несколько томительных минут.
- Тебе тяжело? - вдруг спросила Наташа, обнимая подругу за плечи.- Мне
тоже. Не будем думать об этом. Вон и кофе остывает...
А себе она твердила одно: "Успокойся, Натка, возьми себя в руки.
Натка, не распускай нюни..."
- Знаешь, давай-ка выпьем, Наташа, не кофе, а "Мукузани",- вдруг
сказала Зина и, принужденно улыбаясь, добавила: - Есть такое грузинское
вино "Мукузани".
- Я твоя гостья. Что поставишь на стол, то и хорошо.
Как все необычно в жизни: случится у тебя горе тоскуешь, терзаешься,
не находишь места. Все, кажется, кончено. Но стоит пойти к друзьям, открыть
перед ними Дyшy рассказать о невыразимой боли, как сразу же становится
легче, будто друзья берут на свои плечи часть тяжелой ноши.
Что-то подобное происходило и с Наташей.
Девушки сидели за столом, сначала молчаливые, задумчивые, не находя
для продолжения беседы ни слов, ни чувств. Потом что-то сказала Зина,
Наташа ей поддакнула - и вновь слово за слово потекла задушевная беседа.
Незаметно, исподволь они вернулись к наболевшей теме и сошлись на том,
что письма Виктора нужно уничтожить, сжечь.
Так и сделали. Не долго думая, Зина зажгла газовую плитку, и через
минуту, будто совершая какой-то таинственный обряд, они держали над синим
трепещущим пламенем аккуратно исписанные листки. Пламя, гудя, бежало вверх
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг