поощряли драки, всякие подлые поступки, чтобы вытравить все человеческое,
доброе, сделать послушными исполнителями "воли фюрера".
Морис провел еще несколько сеансов гипноза, потому что неясным
оставалось многое: например, как мальчика вывезли фашисты из родных мест и
каким образом он после Болгарии попал в Швейцарию. Но эти расспросы мучали
Павла.
Судя по отрывочным воспоминаниям, в Швейцарию его вывез кто-то из
охраны школы, сумевший, видно, дезертировать в горячке фашистского бегства.
Рядовому это было сделать проще: Павлу смутно припоминался какой-то "добрый
солдат Альберт". Возможно, этот Альберт был родом из Швейцарии. А Павлик
помог ему пробраться туда, служа своего рода "охранной грамотой": кто
заподозрит беглого солдата в отце, везущем домой сынишку?
Когда же мальчик стал обузой, его подкинули в монастырь.
Конечно, так ли все это было, мы могли лишь гадать. Морис не хотел
злоупотреблять и копаться без крайней нужды в детских воспоминаниях Павла.
Важно, что мы узнали главное. А с тем, что многое в его биографии, видимо,
навсегда останется неясным, придется примириться, - так ведь обычно и бывает
в жизни, в отличие от романов.
- Если бы научиться свободно управлять памятью и легко вызывать любые
воспоминания! - мечтал Морис. - Заново пережить молодость, унять боль старых
горестей - ведь это было бы настоящее путешествие во времени. Заманчиво,
верно?
- Очень.
- Точи нож, да не слишком: лезвие выщербишь, - довольно ехидно вставил
тут поучающим тоном Ганс, но Морис сделал вид, будто не слышит.
- Тогда бы мы научились и легко и быстро наполнять память нужными
знаниями, за несколько минут закреплять в ней навыки, на приобретение
которых теперь уходит вся жизнь. Но пока, к сожалению, память шутит над
нами, - добавил он, вздохнув. - В голову лезут всякие пустяки, а нужное и
важное мы никак не можем припомнить.
Все-таки Павлу удалось вспомнить еще несколько примет родного дома: имя
покойной бабушки, пруд со старыми деревьями возле села.
- А горы есть возле вашей деревни? - усыпив его, снова начинал Морис.
- Нет, гор нет. Откуда?
- Что ты любишь делать?
- Рыбачить. В речке или в пруду.
- Павлик, а ты хочешь увидеть маму?
- Мамочку? Да я и сейчас вижу мамочку... И сейчас... - Голос у спящего
Павла вдруг задрожал, на глазах выступили слезы.
- Как выглядит твоя мама? Она полная? Или худенькая?
- Полная.
Во время одного из сеансов Морис пробовал задавать ему вопросы на
украинском и белорусском языках. Выяснилось, что Павел их не знает.
Все эти сведения муж сообщал в письмах в Москву. В ответ мы получили
оттуда много адресов из организаций, специально занимавшихся розыском людей,
потерявших друг друга. Их сотрудники, желавшие всей душой помочь Павлу найти
родных, проделали огромную работу.
Особенно заинтересовали Мориса два адреса - в Смоленской области и под
Ленинградом.
В сведениях о них вроде сходилось все с теми приметами, которые
припомнил Павлик: имена родителей, брата и сестры, даже имя бабушки - "баба
Люба". Обе деревни находились в лесу и возле речек. И в той и в другой сеяли
лен.
Пруд, правда, был только в смоленской деревне. Но она называлась
Вагино, а деревня под Ленинградом зато точно так, как помнилось Павлу, -
Васино.
С нее мы и решили начать и в начале мая, опять втроем, оставив
огорченным очень хотевшего отправиться с нами Ганса, вылетели в Ленинград.
В деревне Васино нас приняли очень радушно. Встречал даже колхозный
хор, женщины в старинных костюмах пели русские песни, надеясь, что они
помогут Павлу вспомнить родные места. Но, увы, ничего тут ему не
вспомнилось. И в семье Петровых не признали в нем своего пропавшего без
вести сына. Это была не та деревня.
Неудача постигла нас и в Смоленске. Мы долго ходили по деревне, сидели
на берегу речки и пруда, но Павел не узнавал этих мест.
Больно было видеть, как седая женщина, Ольга Ивановна Петрова,
потерявшая в годы войны не только сына, но и мужа, жадно всматривалась в
лицо Павла и все повторяла дрожащим голосом, уже отчаявшись, но все еще
надеясь:
- Павлик, ты вспомни, сынок: у тебя был такой зеленый грузовик...
Заводная машинка... Отец тебе подарил. Помнишь, ты еще потерял ключик от
него и сильно плакал. Помнишь?
- Мне очень жаль, - тихо ответил Павел и низко опустил голову.
Я отвернулась, не могла на них смотреть.
Грустные, усталые и разбитые вернулись мы в Смоленск. Вместе с
сопровождавшим нас местным журналистом молча сели в холле гостиницы возле
круглого стола, покрытого пыльной скатертью.
- Н-да, - вздохнул Морис. - А я, признаться, на эти адреса надеялся. В
других письмах многие приметы не сходятся.
Помолчав, он сказал Павлу:
- Может, вспомните еще какие-нибудь приметы? Пусть мелочь, пустяк.
Иногда они больше запоминаются.
- Вспомнился мне такой случай, - неуверенно проговорил Павел. -
Глупость, пустяк. У меня разболелся зуб. Братишка стал пугать, что в
больнице сделают больно, и предложил: "Давай, я его тебе сам вырву". Я
Борису верил и согласился. Мы пошли куда-то за сарай. Помнится, там были
кусты малины, кажется. Борис привязал мне к зубу прочную нитку и дернул. И
дернул так сильно, что зуб вырвался, а сам он упал. - Павел посмотрел на нас
и нерешительно спросил: - Забавно?
- Забавно, - протянул задумчиво Морис. - Может, и пригодится. А
кто-нибудь еще был при этой операции, не помните?
- Нет. Кажется, никого больше не было. Мы же нарочно ушли за сарай,
чтобы никто не помешал.
- Да, это верно. Клодина, запиши, пожалуйста, со всеми подробностями на
всякий случай.
По тону Мориса, однако, чувствовалось, что он не возлагает на это
детское воспоминание больших надежд. Вряд ли оно, конечно, могло помочь в
наших поисках. Но я все-таки начала записывать.
- Вот еще что вспомнилось, такая маленькая деталь, - сказал вдруг
Павел. - Крыша у нашего дома была несколько необычная...
- Чем? - оживился Морис.
- Одна половина ее была из черепицы, а другая... Из какого-то странного
материала, не знаю, как он называется. Вроде щепочек...
- Дранка? - подсказал журналист.
- Возможно. Отец, помню, очень гордился, что достал черепицы хотя бы на
половину крыши. - Он посмотрел на нас и виновато добавил: - Всё такие мелочи
вспоминаются.
- Ничего. Эта примета интересна. Она наверняка пригодится, - утешил его
Морис. - Крыша пестрая, из разного материала - такое бросается в глаза и
запоминается. Наверняка ее запомнили и ваши соседи.
- Только как их отыскать... - пробормотала я.
- Да, ты права: только как их отыскать... - повторил невесело Морис.
Морис пошел прогуляться - ему лучше думается на прогулках, а я прилегла
отдохнуть. Но вернулся он подозрительно быстро и какой-то обескураженный.
- Что случилось? - спросила я.
- Ничего. Чудесно погулял.
- Скажи мне, в чем дело. Я же вижу тебя насквозь.
- Ты колдунья? - засмеялся он.
- Колдунья не колдунья, но тебя-то я хорошо знаю. Что случилось?
Он отнекивался, пытался перевести разговор, но я все-таки заставила его
рассказать о том, что случилось на прогулке.
- Только поклянись, что никогда никому не расскажешь, - просил он. -
Меня засмеют.
Случай был действительно весьма забавный и позорный для закаленного и
опытного борца с жульничеством и суевериями.
- Гулял я по бульвару на набережной, - рассказал Морис. - Погода
чудесная, солнышко, птицы поют, Настроение у меня постепенно улучшалось. И
вдруг вижу старую цыганку. Пристает к редким прохожим, предлагая погадать.
Подошла и ко мне. Я улыбнулся, покачал головой, но все-таки сунул руку в
карман и дал ей какую-то монету - просто так, из человеколюбия и от хорошего
настроения. Я вообще люблю этот бродячий веселый народ, происхождение
которого до сих пор остается загадочным для ученых мужей.
Он замолчал, улыбаясь каким-то мыслям.
- Ну? И ты из человеколюбия согласился, чтобы она тебе погадала, эта
симпатичная цыганка? Что же тебя ждет?
- Нет, гадать я, конечно, не стал. Это было бы смешно. Правда, она
пыталась, но я сказал, что дал ей деньги просто так и ничего не хочу за них.
Она даже удивилась...
- Еще бы!
- Если ты будешь издеваться, я не стану дальше рассказывать.
- Не буду, не буду.
- Тогда старуха, видно, тоже решила совершить добрый поступок и
познакомила меня с колдуньей.
- С колдуньей?
- Да. Еще не старая и довольно красивая дама в пестром платке. "Это
хороший человек, - представила ей меня старуха. - Он дал мне денег... - и
добавила что-то еще на своем наречии. - А ты ее слушай, - сказала она мне. -
Она настоящая колдунья, не сомневайся. Ее все у нас уважают..." - Морис
покачал головой, засмеялся и продолжал: - Мне, конечно, стало любопытно, и я
дал колдунье отвести меня в сторонку, за какой-то ларек. "Ты в самом деле
колдунья?" - спросил я у нее. "Конечно. Не сомневайся. О чем ты хочешь,
чтобы поколдовала?" Я, видимо, стоял с довольно глупым видом, потому что она
стала подсказывать: "Любовь? Деньги? Здоровье? Ну, чего тебе нужно?" А я
никак не мог решить, чего же мне в самом деле попросить у нечистой силы.
Любовь? Но, кажется, пока я ею не обижен...
- Спасибо, - перебила я мужа. - Только не сглазь!
- Это еще что! - возмутился Морис. - Где ты нахваталась этих суеверий?!
Моя жена!
- Ладно, ладно, сам тоже хорош: гадаешь у цыганок!
- Не гадаю, а познакомился с колдуньей. Просто показалось забавным...
- Какая разница. Тем более. Рассказывай дальше.
- "Хорошо, - сказал я ей, - поколдуй мне об успехе в делах". -
"Пожалуйста. Дай какую-нибудь бумажку..." Она при этом весьма наглядно
пошевелила пальцами. "Денег? Э нет. Я в это не верю..." - "Да не для
этого! - перебила она меня. - Ты уже заплатил, я знаю. Для колдовства нужна
бумажка. Если не веришь, запиши номер. Она будет цела, не бойся". Я достал
рублевую бумажку и подал ей. Колдунья свернула из нее маленький кулечек,
спрятала его в кулаке и начала что-то шептать. Я с любопытством наблюдал за
нею... "Давай еще бумажку, - сказала она. - И повторяй за мной". Я снова
полез в кошелек. Рублей больше не оказалось, только бумажка в три рубля. Я
держал ее в руке и не решался отдать этой шустрой даме. "Чего ты боишься? -
сказала она. - Цела будет. А не веришь - запиши номер". Она ловко выхватила
деньги у меня и тоже спрятала в кулаке. Забавно, что эти глупые слова
"запиши номер", которые она повторяла словно заклинание, действовали
успокаивающе. "Да и чего мне опасаться? - подумал я. - Разве может ограбить
среди бела дня на бульваре какая-то колдунья мужчину в расцвете сил и
здоровья, к тому же прекрасно знакомого с изощренными и сложными фокусами
всех времен и народов?"
- Разумеется.
- Она опять пробормотала какую-то тарабарщину. Потом трижды дунула на
свой грязный кулак с зажатыми деньгами. "Дунь и ты три раза, - сказала она
мне. - Ну!" Это было, конечно, глупо, но я дунул. Она разжала кулак и
показала мне пустую ладонь. "А где же деньги?" - спросил я. Представляешь,
какой был у меня глупый вид?
- Представляю, - ответила я и расхохоталась.
- Я чувствовал себя очень глупо, но все-таки не хотел остаться совсем в
дураках и начал пугать ее милицией. "Слушай, милый, - сказала она. - Ну,
придем мы в милицию. Ты все расскажешь. Все только смеяться будут. Ты сам
дунул, верно? Сфотографируют тебя и повесят на стенку: "Не проходите мимо".
Тогда весь город смеяться будет..."
- И что же ты сделал?
- Попасть на эту фотовитрину, которые мы с тобой видели на улицах,
было, конечно, мало приятно. К тому же чувство юмора и восхищения этой
ловкачкой уже стали брать верх. Но я все-таки еще разок попытался пугнуть ее
милицией и, кажется, далее возможными дипломатическими осложнениями...
- А она?
- Ну, тут она закричала на весь бульвар: "Ты же сам дунул! Что ты
хочешь? Чтобы тебя записали на машинке и передали по радио? Тогда над тобой
вся Россия, весь мир смеяться будут. Нет у меня никаких денег. На, обыщи!" -
тут она начала весьма энергично и деловито расстегивать кофточку...
- И ты позорно бежал?
- Да, - сокрушенно склонил голову Морис и жалобно спросил: - А что еще,
дорогая, по-твоему, мне оставалось делать?
- Хороший урок. Будешь знать, как связываться с колдуньями. Вот я всем
расскажу...
- Ты дала слово!
- Нет уж, стану рассказывать эту историю при каждом удобном случае,
чтобы ты не слишком зазнавался. Это будет мой коронный номер: "Назидательная
новелла о том, как русская колдунья провела вокруг пальца почетного мага и
чародея, известного профессора Цюриха и Сорбонны, доктора философии Мориса
Жакоба..." Уверена, номер будет пользоваться большим успехом.
- Неужели тебе меня не жалко? Разве я мало наказан? - укоризненно
сказал он и смешно передразнил колдунью: - "Запиши номер... Ты же сам
дунул... Хочешь, чтобы тебя передали по радио?.. Вся Россия смеяться
будет..."
Я опять не могла удержаться от смеха.
Но Морис вдруг стал серьезен и словно забыл обо всем.
- Вся Россия... - повторил он. - Слушай, это идея! Что, если нам
рассказать о судьбе Павла по радио? Нас услышит и придет на помощь вся
Россия, а?
- Хорошая мысль, - согласилась я.
- Вот видишь, все-таки встречаться с колдуньями небесполезно.
Эта мысль в самом деле оказалась плодотворной. Выяснилось, что
московское радио уже давно организует специальные передачи, чтобы помочь
людям, разлученным войной, найти друг друга. Они так и называются - "Найти
человека!", и ведет их поэтесса Агния Барто. Эти передачи помогли уже
обрести радость и счастье многим людям.
Мы приехали в Москву, и в очередной передаче Морису любезно
предоставили слово. Он рассказал о судьбе Томаса - Павла и перечислил все -
увы! - немногие и скудные приметы, которые могли бы подсказать, где же была
его родная деревня. Упомянул Морис о приметной крыше, половина которой была
из черепицы, а другая из какого-то иного материала, а также и о том, как
старший братишка рвал Павлику зуб и упал при этом.
- Как видите, примет немного, дорогие друзья, - закончил он свое
выступление. - Но, может, они запомнились и родным Павла Петрова, друзьям
его детства и односельчанам. Пусть они откликнутся и помогут нам в поисках.
Мы ждем вашей помощи, друзья!
Письма стали приходить уже на второй день после передачи. Правда, от
этих первых писем толку было мало, так что я даже стала сомневаться в
успехе. В них разные люди лишь выражали сочувствие Павлу и желали нам
успеха.
В одном письме оказался детский рисунок. Смешно и неумело была
нарисована большая и очень добродушная собака с длинным носом и огромными
настороженными ушами, а внизу приписано крупными каракулями:
"Это Джильда. Возьмите мою овчарку с собой в разведку. Пускай она вам
поможет поскорее найти братишку и сестренку Павлика. У нее чутье во какое!
Юра Гремичев из Подольска".
- Надо ему поскорее ответить, а то еще заявится к нам на студию с
овчаркой, - озабоченно сказала Рая, милый и отзывчивый редактор передачи.
Видно, подобные случаи в ее практике бывали.
Присылали в письмах и предполагаемые адреса, но все они вызывали
серьезные сомнения. Одно письмо пришло даже из Казахстана. В нем Арсений
Андреевич Петров спрашивал, не племянник ли его Павел - Томас, убежавший из
дома еще до войны. Письмо заканчивалось трогательно:
"Если Павлик не окажется моим племянником, все равно пусть приезжает
жить ко мне в память моей сестры Валюши, его покойной матери. Я старик,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг