Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
просчитались, тунцов приплюсуй, пускай 470,  но  ведь  не  500!  Как  же  ты
передаешь "500"?!-наскакивал Зыбин.
     - Да я-то при чем? - Сашка начинал злиться.-  Собрание  постановило,  а
я...
     - Опять собрание! - Зыбин воздел руки- Не было собрания, понимаешь?  Не
бы-ло!
     - Но я передал...
     - "Липу" ты передал! "Ли-пу". Фальшивку, понял? Которую завтра в  19.00
будут проводить задним числом, понял?
     - Но ведь подписи...- робко возразил Сашка.
     - Чьи подписи?
     - Арбузов, Бережной, Митрохин.
     - Арбузов,  Бережной...-  повторил  Юрка.-  Ладно,  пусть   Арбузов   и
Бережной, бог им судья. Но Митрохин! Пашка Митрохин, лучший механик, краса и
гордость, комсорг! Выбрали на свою голову...  Где  Пашка?!  -  Он  подскочил
вдруг, как на пружине, будто чертик из  табакерки.-  Где  Пашка?  Давай  его
сюда!  Я  его  спрошу,  в  каких  это  трюмах  он  500  тонн  нашел!  И  про
обязательства мои, и твои, и твои,- он тыкал пальцем в грудь Вити,  Фофочки,
Вани,- спрошу у него.
     - Полез в канистру,- добродушно сказал Хват.- Из-за чего крик? 500  или
470. Завтра собрание или сегодня. Какая разница? Пока трюма не набьем, домой
не пойдем. Тебе не один хрен, когда ты за эти трюма будешь голосовать?  Тебе
что, завтра тяжелее руку подымать будет? Просто смех:  начальство  в  Москву
шлет радиограмму, а матрос Юра за нее психует.
     - А 500 тонн - это, я думаю, просто для круглого счета,-  глупо  сказал
Фофочка.- 500 или 470, разница всего 30 тонн. Это же пустяки...
     - Это два дня работы, а не пустяки,- сказал Ваня.
     - Бережному виднее, сколько  у  нас  тонн,-  улыбнулся  Хват  и  поднял
стакан.- Давайте выпьем за...
     - "Бережному виднее"?! - закричал Зыбин.- Ему всегда виднее! Почему  же
ему  виднее,  Витя?  -  Он  вскочил  из-за  стола.   Некрасивое   лицо   его
раскраснелось от вина, только странно  белели  оттопыренные  уши.  Все  тело
напряглось и вздрагивало, словно в ожидании решительного бега.-  Я  вот  все
думаю, думаю и никак придумать не могу. А может быть, все-таки нам  с  тобой
виднее, а? Братцы, что же  такое,  братцы,-  он  говорил  уже  тихо.-  Ваня,
объясни мне, ты же  правильный  человек...  Объясни  мне,  Ваня,  почему  же
Бережному всегда виднее. Все ему виднее: чей лангуст в трале сидит,  виднее;
как деду Резнику  про  мукомолку  рассказывать,-  опять  виднее.  И  сейчас,
оказывается, виднее ему, сколько я вот этими руками рыбы перекидал и сколько
еще перекидать думаю... Тогда объясни мне, Ваня, кто я  такой.  Советский  я
человек на советском пароходе или пешка черная непроходная? Почему  тебе  не
стыдно спросить меня, если чего не знаешь, почему вот Фофочку - штурмана - я
могу морю учить,  почему  же  я  у  Бережного  только  пень  дубовый,  дурью
кантованный, ничего сам не понимаю: ни как работать мне,  ни  как  о  работе
своей сказать, ни как штаны в гальюне снимать, прости господи! А?
     - Ну при чем тут это...- примирительно вставился Фофочка.
     - Ты молчи! - перебил Юрка.- Для круглого  счета,  говоришь,  500  тонн
придумали? Почему же не 400 или не 450? Тоже круглый счет.  Вот  скажи  мне,
Фофочка, грамотный ты человек, почему не придумали 700 или .1 000 тонн? A?
     - Семьсот не влезут. А 500 - это близко... Вполне реальная цифра...
     - Реальная! Реальная, говоришь! Значит, врать можно, надо только, чтобы
похоже было на правду. Так?
     - Не так,- сказала вдруг Анюта.- Или врать, или  не  врать,  а  сколько
врать - это уже все равно.
     - Во! - Юрка снова обернулся к Фофочке.- Слышишь? Вот она понимает это,
а ты, с дипломом своим, ни черта не понимаешь! И кому врать? Зачем? Ну давай
наврем, что заморозили тыщу тонн сардины, что амбары у нас трещат, хлеба нам
некуда  девать,  что  ракет  атомных  у  нас  десять  миллионов  или  десять
миллиардов и все на "товсь" стоят. Мы что,  сильнее  станем?  Я  так  думаю-
наоборот. Никогда от вранья сильнее не станешь. Так зачем  тогда  500  тонн?
Кому это выгодно?
     - Начальству,- сказал Хват,- кому ж еще...
     - Теперь  давай  разбираться   потихоньку,-   сказал   Ваня.-   Значит,
начальству. Начнем с капитана. Парню  тридцать  два  года.  А  ему  доверили
посуду на 4700 тонн и 106 душ. Первый в жизни рейс капитаном. Это ты  должен
понимать? И какие у тебя к нему претензии? Сходили зазря в Гвинейский залив?
Ну,  ошиблись.  Пусть.  А  еще?  Ну,  что  молчишь?  Возьми  стармеха  Петра
Анатольевича.
     - При чем здесь "дед" (*)? - перебил Юрка.
     - Как при чем? Мы же  о  начальстве  говорим,  а  "дед",  поди,  второй
человек тут... Ну, так вот Петр Анатольевич... Тебя машина хоть раз подвела?
А ведь уже накрутили на винты восемь тысяч миль и еще тысяч  пять  накрутим.
Не шутка, брат, по глобусу мерить можно. Ступай к Пашке Митрохину, спроси  у
него за стармеха. Пускай Пашка тебе расскажет, как из него, жлоба одесского,
пьяни портовой, стармех человека слепил.
_______________
(*) "Дед" - широко распространенное на море прозвище старшего  механика  вне
зависимости от его возраста.

     - Оно и  видно,  "человека",-  перебил  Зыбин.  -  На  собраниях  шибко
идейный, а сводки "липовые" подмахивать ему идеи его не мешают...
     - Откуда эта подпись, разобраться надо,- спокойно сказал Ваня.- Так кто
же это начальство? Давай в открытую: Бережной, да?  Согласен,  случайный  на
море человек...
     - А на суше не случайный, а вообще в  партии  не  случайный?  -  бросил
Зыбин.
     - Дикая вещь,- продолжал Ваня,- Вас послушаешь - и получается так: рыбу
заморозили мы, целину распахали мы, спутник пустили тоже мы. Все  правильно.
Ну, а если что плохо, тогда кто? Если плохо: совнархоз, Госплан, министры  в
Москве, только не мы. Так получается? Почему так? Я об этом много думал.  Не
знаю, прав я  или  нет,  но  думаю  так:  перестали  люди  чувствовать  себя
хозяевами, ответственными за все... Только-только начинаем мы снова  силу  в
руках... Нет, не в руках, в голове набирать. Место самому себе во всех делах
находить. Юрка кипятится, но в главном он прав: надо точно запомнить - мы не
пешки, нам до всего дело есть...
     Привычный уху шум воды за бортом изменился: "Державин"  сбавил  ход  до
малого.
     - Сыпать будут,- сказал Хват.
     - Выпьем, что ли? - спросил Фофочка.
     - Правильно,- сказал Хват,- надо выпить.
     - Ой, мамочка! - вдруг в ужасе закричала Анюта, вскочила,  бросилась  к
двери, повернула ключ и бегом понеслась по коридору.
     Все переглянулись.
     - Понял,- сказал Юрка.- Накрылся ваш подарок, мистер Хват.
     Анюта вернулась с тарелкой, на которой  лежало  что-то  круглое,  цвета
кофе по-турецки.
     - Подгорел,- убитым голосом сказала Анюта.- Но цифры все-таки видны...

     Неожиданно (было уже темно) подняли большой трал, а следом - еще  один,
больше прежнего. Работали всю ночь. Когда на собрании вечером следующего дня
Бережной сказал,  что  экипаж  траулера  встретил  пленум  хорошим  трудовым
подарком: заморожено 500 тонн сардины,- из задних рядов кто-то поправил:
     - Не пятьсот, а пятьсот две...
     Обязательства  приняли  единогласно,  как  и  сообщалось   накануне   в
радиограмме.

Сто восьмой день рейса

     Через неделю взяли полный груз, вбили в трюмы  что-то  около  592  тонн
(больше не влезало), не считая тунцов, двух  морских  черепах  и  гигантской
акулы-молота, которых везли для музея. Акулу, чтобы не занимала много места,
привязали к трапу холодильного трюма. Она заиндевела, глаза  белые,  а  если
пальцем тронешь плавники, тонкий такой звон...
     Убрали трал, закрепили стрелы на  корме  по-походному,  вымыли  рыбцех.
Капитан поздравил команду, выдали по стакану вина сверх нормы, объявили День
отдыха, из последних  остатков  пресной  воды  устроили  баню  и  отсыпались
всласть, чистые на чистом белье. А утром не сразу как-то и поняли, что  все.
Все! Что путь теперь один - домой.  Сидели  в  столовой  тихие,  растерянные
какие-то. Все хорошо, только вот харч был не праздничный.  Мясо  перемерзло,
картошка кончилась, рыба, рыба, макароны,  макароны...  Подумать  только:  в
Гибралтаре купят 200 килограммов редиски!
     Потом устроили грандиозную приборку, мыли,  скребли,  драили,  красили.
Работа была веселая, на воздухе. Это вам не рыбцех,  не  мукомолка  вонючая,
это курорт самый настоящий!
     Африка растаяла на востоке, зато с левого  борта  совсем  близко  плыли
Канары - цепочки гор острова Фуэртовентура, такая зеленая, прекрасная  земля
и название удивительное, как у волшебной птицы: Фуэртовентура. Зелень  земли
заливала океан, из ярко-синей вода  стала  бутылочной,  не  поймешь,  что  и
красивее. Айболит рассказывал, что на Канарах лучший в мире климат, зимой  и
летом 25 градусов, дождей сколько надо, а остальное - солнце.
     Зыбин красил на  корме  трап,  слушал  Айболита  и  думал  о  том,  что
справедливо было  бы  понастроить  на  Фуэртовентура  Артеков,  возить  сюда
ребятишек со всего света, садок от акул им отгородить, апельсинов пароходика
два в месяц пригонять из Марокко, вот это был бы порядок...  Он  тосковал  о
сыне больше, чем о жене.
     Прошли  Канары,  и  океан  снова  стал  синим,  вспыхивал   ярко-белыми
гребешками, катился во  все  стороны  неоглядно  широко.  Все  теперь  ждали
Гибралтара, только и говорили о Гибралтаре, прикидывали и "соображали".
     Юрка не раз бывал в Гибралтаре, знал этот  маленький  городок  вдоль  и
поперек и  эти  разговоры  знал,  так  и  должно  быть,  всегда  прикидывает
матросня, как будет она обарахляться, что почем,  точно  все  рассчитают  до
последнего  шиллинга,  а  на  деле  все  получается   по-другому,   это   уж
обязательно.
     Больше всех тревожился Витя Хват. Сам факт первой  в  жизни  встречи  с
чужестранной землей совершенно не волновал его.  Он  все  старался  уточнить
прейскурант гибралтарских розничных цен на промышленные товары и соразмерить
его со своими возможностями. Вместе с Сережкой Голубем сидели они на верхней
палубе, карандаш, бумажка,- прикидывали.
     Витя решил танцевать от печки.
     - Так,- сказал он Голубю,- давай по порядку. Почем у них хлеб?
     Сколько стоил хлеб в Гибралтаре, Голубь не знал.
     - При чем тут хлеб?! - горячился он.- Каперту можно найти за два фунта.
Первым делом бери  "Мишек",  "Тарантеллу",  а  если  нет,  "Мадам  Коробчи".
"Мишки" в Донбассе "на ура" идут...
     Капертами назывались ковры из искусственной пряжи, которые делали не то
в Неаполе, не то в Барселоне и свозили в Гибралтар  специально  для  русских
моряков, потому что больше никто их  не  брал.  Учитывая  это,  на  капертах
яркими ядовитыми  красками  изображались  картины,  которые,  по  мнению  их
изготовителей, не могли не  тронуть  загадочную  славянскую  душу:  "Утро  в
сосновом лесу" Шишкина - эта каперта называлась в обиходе "Мишки",  а  также
"Три богатыря" и "Аленушка" Васнецова. Для экзотики  делали  "Тарантеллу"  -
чернокудрая красавица в вихре юбок, разумеется, с кастаньетами  в  руках,  и
"Мадам Коробчи", душераздирающая сцена: всадник в белом бурнусе,  перед  ним
поперек  седла  перекинута  пышная  блондинка  с  развевающимися  на   ветру
волосами, а сзади - погоня на арабских  скакунах.  Была  еще  одна  картина:
бедуины и верблюды подле великих пирамид,- но шла она плохо, и  названия  ей
не придумали.
     В Одессе, Херсоне, Ялте и Керчи комиссионки давали за каперту  ровно  1
004  рубля,  цену  эту  знали  наизусть  все  китобойцы  и  (  танкеры,  все
перегонщики, траулеры и  рефрижераторы,  цена,  как  говорится,  твердая,  а
хочешь больших прибылей - кати в Донбасс или в Ташкент. Поэтому каперта была
вроде самостоятельного гибралтарского  денежного  знака  со  своим  валютным
курсом. Считалось, что, если уж и покупать что в Гибралтаре, так самый резон
эти вот каперты. Хват решил во что бы то ни стало добыть шесть каперт.
     Фофочка не думал о капертах. Он  никогда  не  был  в  Гибралтаре,  как,
впрочем, в любом  другом  иностранном  порту,  и  ждал  его  с  нетерпеливым
любопытством. Если для Хвата Гибралтар был универмагом,  то  для  Фофочки  -
скорее цирком.
     Сашку будущая стоянка манила потому, что  он  надеялся  хоть  несколько
часов побыть с Анютой, если не наедине, то хотя бы среди  людей  незнакомых,
равнодушных к их близости.
     Гибралтар для Юрки Зыбина был прежде всего землей, твердью, которая  не
качается и не дрожит, по которой можно идти  так  долго,  что  с  непривычки
заболят ноги, и можно даже пробежаться, на которой растут деревья с зелеными
листьями и зеленая трава, и бегут ручьи и речки, и вода в ручьях и речках не
пахнет железом.  Ему  хотелось  съесть  апельсин,  один  большой  тонкокожий
испанский апельсин, впиться в него зубами и почувствовать, как сок бежит  по
подбородку. Один апельсин, а после он снова согласен на макароны и  рыбу.  И
еще хотелось ему увидеть  новые,  незнакомые  человеческие  лица  и  увидеть
детей. Такие всегда причесанные мальчишки в Гибралтаре...
     Дед Резник мечтал, как он купит себе крепкого табаку, самого  крепкого,
какой только найдется в этой лавчонке у казарм, слева, если идти из порта  в
город.
     Доктору Ивану Ивановичу не терпелось  осмотреть  достопримечательности.
Стармех Мокиевский рассказал ему, что в Гибралтаре есть  музей,  а  в  парке
прямо на свободе гуляют обезьяны, и ему  очень  захотелось  сфотографировать
обезьян на свободе.
     Сам Мокиевский, думая о стоянке, представлял себе, как они с  ребятами,
не торопясь, разберут по винтику этот злосчастный  насос  забортной  воды  и
узнают наконец, что  же  с  ним  стряслось.  Мокиевский  был  в  Гибралтаре,
наверное, раз сорок.
     Старпом Басов прикидывал, успеют ли  они  покрасить  нос  и  где,  черт
побери, будет он искать эти японские  батарейки.  Иногда  даже  снился  сон:
вплотную придвинув к нему лицо, сын спрашивал зловещим  шепотом:  "Ты  купил
мне японские батарейки?"
     Капитана Арбузова занимали  более  всего  хлопоты,  связанные  с  любым
заходом в иностранный порт: работа с  лоцманом,  визит  карантинного  врача,
торговля с шипшандлерами (*)-  того  и  гляди  надуют,  всучат  какую-нибудь
гадость, тухлятину, начнутся всякие фокусы с валютой,- да мало ли  мороки  в
порту...
_______________
(*)Шипшандлер - представитель фирмы, поставляющей на  судно  различные  виды
товаров и продуктов.

     Но более всех тревожил заход в Гибралтар Бережного. Николай  Дмитриевич
очень боялся, что в  Гибралтаре  кто-нибудь  убежит.  "Убежит"  -  в  смысле
попросит политического убежища. Ведь были  случаи!  Были!  Имели  место!  И,
наверное, тогда тоже казалось: некому вроде решиться  на  такое,  а  нашелся
подлец!
     В который раз уже перечитывал Николай  Дмитриевич  судовую  роль,  одну
фамилию за другой. Большинство фамилий связывалось в  сознании  Бережного  с
живыми человеческими лицами, а если он не мог вспомнить лица  (все-таки  106
человек), то смотрел фотографию 4 х 5 на анкете и тогда уже вспоминал. Читал
снова и снова, крутил так и этак, и все  получалось,  что  вроде  бы  некому
бежать,- все люди как будто надежные.
     Сначала он особенно бдительно присматривался к тем, кто впервые попал в
загранплавание и никогда не был  в  иностранных  портах.  Но  потом  подумал
вдруг,  что  убежать  может  и  не  новичок:  один  раз  сходил,   поглядел,
понравилось. На другой и задаст стрекача...
     За эти несколько дней узнал он из анкет очень  много  интересного:  кто
женат, а кто нет, у кого дети, у кого живы родители, а у кого умерли. Сперва
он испытывал невольную симпатию к семейным, особенно многодетным.  Но  много
детей - тоже не очень хорошо. От другой  семьи  не  захочешь  -  убежишь.  И
алиментов платить не надо, не взыщут... И хотя ни в одной из сотни анкет  не
видел он, казалось бы, ничего подозрительного  и  заслуживающего  недоверия,
все-таки было страшно: "Вдруг!" Скажут: "Ты куда же глядел?"
     Что делать? Кое-что можно сделать, конечно. Разбить  всех  на  пятерки.
Еще лучше на тройки. Пускай идут  в  город  тройками.  Одного  ответственным
назначить: чуть что, есть с кого спросить. Ну и по сменам, конечно,  с  умом
распределить: кто с утра пойдет на  берег,  а  кто  после  обеда.  Например,
радиста с судомойкой, ясное дело, в одну смену нельзя пускать.  Тут  и  двух
мнений быть не может. Но одними тройками  задачи  не  решишь.  Удрать  и  из
тройки можно. "А ну как всей тройкой сговорятся?.. Ну как же  я  им  всем  в
душу влезу?"- с тоской подумал Николай Дмитриевич  и  начал  читать  список:
Алисов, Арбузов, Бабкин, Бережной, Бражник,- пока не уперся глазами  в  одну
фамилию: Зыбин. Дерзкий этот Зыбин. Упрямый. Ну и что? Ну упрямый.  Это  еще

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг