Я изложил ситуацию Холодову. Он выслушал молча, ежась от холода и с
каким-то угрюмым безразличием, только в конце устало поинтересовался:
- А искать нас не станут?
- Если смотреть правде в глаза... - ответил я. - На это лучше не
рассчитывать, Дмитрий Андреевич. Трудно сказать, что у Березина на уме, но, по
всей видимости, он явно не заинтересован в том, чтобы нас нашли. Поэтому, я
думаю, он что-нибудь насочиняет при первой же связи с землей.
- Да, - кивнул Холодов, соглашаясь. - Пожалуй, ему больше ничего не
остается.
- Придется рассчитывать только на свои силы, - сказал я. - Значит так.
Сейчас идем очень интенсивно. Чтобы оторваться от "тумана" как можно дальше до
наступления темноты. Если удастся поспать, то совсем немного. Может быть, по
очереди... Понимаете? Дмитрий Андреевич, у меня просьба к вам. Вы только не
отчаивайтесь раньше времени. Хорошо?
Он ничего не ответил, лишь пошмыгал носом. Я сложил карту и убрал ее
обратно. Мы посидели еще немного, затем отжали из одежды ту, что поддалась
отжиманию, и двинулись в путь. Времени тогда было, кажется, около четырех
часов.
К болотам мы вышли гораздо раньше, чем я ожидал. Где-то часа через два
после интенсивной, изматывающей ходьбы. Мы просохли за это время, но устали
зверски. О голоде я уже не говорю, благо что по пути попадались ручьи, из
которых мы пили. Мы практически ни о чем не говорили по дороге - было совсем
не до этого. Да говорить-то особо было не о чем. Только иногда мы оглядывались
назад, туда, где по пятам за нами полз оранжевый "туман". С течением времени
мы все же стали удаляться от этой твари. Это немного радовало. "Туман"
отставал, хотя и медленно. Поначалу мы могли контролировать этот процесс,
наблюдая, как он потихоньку становится все дальше и дальше. Потом расстояние
стало настолько велико, что он просто исчез из виду. Но он шел за нами, он
продолжал монотонно преследовать нас, и расслабляться нельзя было ни на
минуту. Впереди неминуемо предстояла ночевка, и я понимал, что тогда весь наш
выигрыш в расстоянии исчезнет. Поэтому я позволил нам сделать первую
остановку, только когда мы выбрались к первой болотистой преграде. Там вдали,
за болотами, снова виднелся лес. Это несколько утешало, но я знал, что это
болото только первое из тех, через которые нам предстоит пройти.
Я помню, перед тем броском мы отдыхали под деревом, на одной из опушек, с
которой открывался унылый вид на топи. Я полулежал и в очередной раз с
компасом в руке разглядывал карту. Холодов сидел, прислонившись спиной к
дереву и вытянув перед собой длинные ноги. Лицо его было бледно и измучено.
Глядя с какой-то смертельной тоской на простирающуюся в нескольких десятках
метров черно-бурую зловещую равнину, он вдруг заговорил. Я даже сперва не
сразу понял, ко мне ли он обращается, или же разговаривает сам с собой. Скорее
всего, это напоминало размышление вслух. Не помню, что именно он бормотал
тогда. Что-то о том, что все так и должно было быть. Это и должно было
случиться, говорил он, и ничего не происходит просто так. Обрадовались,
значит, сунулись, а нам по мордам. По соплям, по сопатке... Как неразумных
детей взяли, да мордой - в дерьмо. И правильно, видимо. Нечего соваться, куда
не следует... Как же так, удивился я тогда. Это вы говорите, Дмитрий
Андреевич? Ведь вы, должно быть, ученый. Я, конечно, к науке отношения не
имею, но тоже, вроде, понимаю. Такая уж видно у вашего брата судьба, значит...
У нашего - да, согласился он. А у вашего? У нашего-то брата на роду написано
мордой в дерьмо тыкаться, а вы-то, спрашивается, тут при чем? Вам за что такие
радости?.. А вы ее еще и защищаете, эту науку. Странно, Иван Константинович,
вы ж ее ненавидеть должны... Не понравились мне его слова. Я ему сказал, что
ни в чем его не обвиняю, и не собираюсь в дальнейшем этого делать. И давайте,
говорю, не будем об этом. Никто в случившемся не виноват, просто нам не
повезло. Холодов лишь криво усмехнулся. Не повезло, повторил он очень странным
тоном, приподняв бесцветные брови. А что такое тогда есть везение? Получить
нулевой результат и остаться при этом живым и невредимым? Это, да? В какой-то
мере мы этим постоянно и занимаемся. Ездим туда-сюда, пристаем к бедным
свидетелям, пишем рапорты, изучаем отчеты да еще мозгами скрипим. Скажите на
милость, кому это надо? Кому нужно такое везение? Я не мог понять, к чему он
клонит, и вообще, мне был не по душе этот разговор. Ладно, будет вам, Дмитрий
Андреевич, сказал я ему. Вы просто устали и замучались. Когда устаешь, всегда
видишь мир в мрачном свете. Ничего, выберемся, потерпите. Он не ответил, умолк
и больше не произнес ни слова до самого конца нашего привала.
Потом я давал ему наставления относительно нашего перехода через болото.
Ступайте только по моим следам, говорил я ему строго. Старайтесь не отставать,
если что кричите. Холодов слушал рассеянно, все глядел под ноги, а потом
неожиданно огорошил меня. Он вдруг сказал: а, может, мне не ходить никуда? У
меня отвисла челюсть, а затем он добавил фразу, от которой у меня прошел мороз
по коже. "Это совершенно не нужно," - произнес он безразличным тоном, и передо
мной в одно мгновение возникло бескровное, восковое лицо Лешки Прохорова. Я
тогда огрызнулся на Холодова, даже закричал на него со злости. Стал стыдить...
Чтоб, говорю, я больше таких слов не слышал! Прекратите распускать нюни, вы
же, Дмитрий Андреевич не баба, и в таком духе... Он не спорил со мной, только
тяжело вздыхал, и из глаз его никак не пропадала тоска.
Напоследок я попытался, как мог, его приободрить, и потом мы двинулись
через болото. Первое время я частенько оглядывался назад и ждал, когда Холодов
догонит меня, потом стал делать это все реже и реже. Силы мои были на исходе.
О Холодове и говорить не приходилось, он держался неизвестно за счет чего и то
и дело падал на колени, охал, с трудом вытягивая из трясины ноги. Его мотало
из стороны в сторону с такой силой, что если бы не корявый шест, служивший ему
опорой, он вообще не смог бы идти. Каждый раз, оглядываясь назад, я видел, как
он отставал от меня все больше и больше. Затем он стал периодически вяло
подавать мне руками знаки, чтобы я не ждал его и шел дальше... Я уже почти
ничего не соображал, мне самому казалось, что если я свалюсь, то не смогу
подняться. Мучила жажда, в глазах плыли цветные круги, хотелось упасть и не
двигаться, не шевелиться, не слышать этого нескончаемого мерзкого чавканья под
ногами...
Позади уже было больше половины пути, когда, обернувшись в очередной раз,
я не увидел позади высокую и худощавую фигуру Холодова. Словно электрический
разряд пронзил мое тело. Я захотел крикнуть, но не смог - не было сил. Я
кинулся обратно по собственным следам, но что я мог сделать? Я брел по
трясине, таращился под ноги, но все было тщетно. Я не нашел даже и шеста, с
которым он шел. Пузырей - и тех на поверхности не осталось. Помню, что я
довольно долго стоял тогда неподвижно посреди болота, задрав голову в вечернее
небо. Хотелось выть от злости и тоски, хотелось орать на всю тайгу, но не
осталось ни капли сил. И я пошел дальше. И до самого конца трясины я не
переставал себя спрашивать: почему он не закричал, когда начал тонуть? Почему?
И потом, уже после этого болота, уже когда, падая от усталости, я снова плелся
по лесу, не видя и не слыша ничего на своем пути, то продолжал себя тупо
спрашивать: почему он не закричал? И не мог найти ответа... И никогда, мне
кажется, его не найду.
Это, пожалуй, все, о чем я хотел рассказать. Остальное не имеет большого
значения. Я провел в тайге уже две ночи (или больше?), разжигал костры, чтоб
не замерзнуть, спал понемногу, потом опять шел и шел. Было еще два болота на
пути; несколько раз я проваливался в трясину и уже думал, что не выберусь, но
все-таки выбирался. Везло до сих пор. Не знаю, повезет ли в следующий раз. Уже
на второй день я вдруг стал замечать, что лес ожил. Я слышал и голоса птиц, и
зуд комаров, и кваканье болотных жаб, и прочие лесные звуки. Это была уже не
та вымершая тайга, что предстала перед нами в первый день. Трудно сказать, что
бы это могло означать. Может, оранжевый "туман" исчез, рассосался, может,
остановился где-нибудь, может, еще что... Мне это уже безразлично. Теперь мне
остается одно: идти до самого конца, каким бы он не оказался. Насколько меня
еще хватит - знает только бог. Я начал писать в этой тетради на второй день
путешествия, в перерывах на отдых. И не потому что почувствовал на себе
какую-то там ответственность или обязанность... Нет, просто так мне легче, и
так время сжимается. Время, которому я уже, кажется, начинаю терять счет. Вот
какой, интересно, сегодня день? Третий или четвертый?.. Не знаю. Я знаю
только, что сейчас, когда я дописываю эти строки, я сижу на пригорке возле
тихой речушки, которая больше походит на ручей. Снова солнце клонит к закату.
Впереди опять виднеется болото. Оно, надо сказать, совсем не шуточное, по
сравнению с предыдущими. Даже страшно в него соваться. Мне вдруг буквально
сейчас пришла в голову мысль: не брать с собой туда эту тетрадь. Я подумал,
что будет лучше запаковать ее в полиэтилен, может даже запаять края огнем,
привязать к какому-нибудь бревну и пустить в эту речушку. Пусть себе плывет,
благо что хоть маломальское течение имеется. Авось, да выплывет куда-нибудь
когда-нибудь. Чем черт не шутит? А вот "выплыву" ли я - это неизвестно.
Но мне ничего другого не остается, и у меня уже нет иного пути. К счастью,
я лишен этой мучительной возможности какого-либо выбора, за который бы я мог
себя упрекнуть. И если мне не суждено дойти, если мне доведется сгинуть в этих
глухих таежных закоулках, то не потому, что я совершил ошибку, не потому, что
сделал неверный выбор, а лишь потому, что у меня просто не хватило сил пройти
этот путь до конца".
Рукопись закончилась.
Сергей в задумчивости перелистал ее снова. Какое-то непонятное чувство
оставила в душе эта странная история, случайным образом попавшая в его руки.
Что же это такое, в который раз подумал он. Если эта тетрадка - правда, то
может статься, что цены ей нет для науки? А с другой стороны, если эта
история, что описана здесь, в действительности имела место несколько лет назад
в здешних лесах, то не может же быть, чтоб не осталось других свидетельств и
свидетелей? Или все то, что связано с военными, по определению надолго
покрывается пеленой тайны? Вопросов было много, ответов не было никаких, но
одно Сергей понял однозначно: эту тетрадь необходимо прочесть не только ему.
Кто-то должен узнать об этом, кроме него... Мы вот что сделаем, решил он. Мы
ее Ревичу дадим прочитать. А там посмотрим. Ревич наверняка знает, куда эту
тетрадку можно пристроить, наверняка знает. Вот так-то лучше будет, подумал
он. Так-то оно будет лучше...
Похоже, что Кирилл и не думал объявляться. Сергей оставил тетрадь на
диване и обречено поплелся на кухню заваривать третью чашку чая. Стоя у
газовой плиты, он боковым зрением увидел, что во дворе дома, прямо под их
окнами кто-то стоит. Но когда он повернул голову, то успел заметить лишь
мелькнувшую в свете окон тень. С минуту он постоял у подоконника, пытаясь
разглядеть хоть что-нибудь в уличной темноте, потом отошел к столу, заварил
чай и сел.
Может показалось, мелькнула мысль. А Кирилл, ведь, один ходит... Это
Сергею не нравилось никогда, а в последние дни просто не давало покоя, и он
постоянно высказывал это Кириллу. Кирилл же на его замечания только
отмахивался и отшучивался, словно даже и мысли не допускал, будто события
могут приобрести совсем нешуточный характер. А, может быть, все он допускал,
да только не хотел рисковать никем и ничем, кроме себя самого...
Попить чаю Сергею, однако, не удалось, так как в дверь позвонили. Это не
мог быть Кирилл, потому что он открыл бы сам. С каким-то необъяснимым
волнением Сергей направился в прихожую.
Это оказался Барков.
- Какие гости! - удивился Сергей. - Заходи.
Барков ввалился в квартиру, похлопывая Сергея по плечу и ухмыляясь в
бороду. Он оказался заметно навеселе, но несмотря на это, взгляд его был
совсем печальный. И это никак не увязывалось с его неровной походкой и
исходящей от него смесью запахов коньяка и каких-то пряностей.
- Не ждал, тезка? - проговорил Барков. - Я вот подумал: отчего не зайти?..
Не был никогда у тебя...
- Милости просим, - сказал Сергей. - Чего изволите? Водки, чаю, кофе?
- Ничего не надо, - пробормотал Барков. - Я уже хорош. Так, на пять секунд
заскочил...
- Тогда проходи в комнату.
Они прошли в комнату. По пути Барков покосился на Анну Васильевну, сидящую
перед телевизором. В комнате он остановился посередине, заложил руки за спину
и стал неторопливо рассматривать обстановку.
- Вот, значит, как вы поживаете... - сказал он.
- Я к тебе заходил днем, - сказал Сергей. - Не было тебя.
- Да, - с грустью в голосе сказал Барков. - Меня не было. У меня сегодня
не то настроение. Нину вместо себя оставил...
- Странно, - сказал Сергей. - Непохож ты на себя. Никогда тебя таким не
видел.
- Да я и сам себя, братец, таким не видел.
- Какие проблемы? - поинтересовался Сергей.
Барков не ответил, крутя головой по сторонам.
- А где Кирилл? - спросил он после некоторой паузы.
- Где-то по делам бегает, - уклончиво ответил Сергей.
- Когда придет?
- Не знаю. Ты хотел поговорить с Кириллом?
- Да, нет... - произнес Барков, пожав плечами. - Я, вообще-то, так...
Слушай, а ты чего дома сидишь? - неожиданно спросил он. - Шел бы к Тине.
- Не понял, - сказал Сергей. - Ты это о чем?
- Я говорю: чего в одиночестве сидеть? - сказал Барков. - Она там одна, ты
здесь один. Шел бы к ней, в самом-то деле... Барков плохого не посоветует. Да
и Кириллу-то тоже лучше бы...
Он замолчал на полуфразе и стал задумчиво теребить бороду.
- А что - Кириллу? - спросил Сергей с подозрительностью. - Что-то я тебя
не пойму, Сергей.
- Да не обращай ты на меня внимания, - Барков посмотрел на Сергея, и во
взгляде его сквозила грусть. - Я пьяный. И вообще...
- У меня складывается впечатление, - сказал Сергей, - что ты хочешь что-то
сказать, но не решаешься. Да и не верю я, честно говоря, что ты зашел просто
так.
- Не веришь, да? - сказал Барков, невесело усмехаясь. - Может быть, и так.
А может быть, и нет... Кто знает?
- Перестань темнить! - сказал Сергей. - Говори начистоту.
- Понимаешь, братец, - устало проговорил Барков, - бывают в жизни моменты,
когда надо что-то решать... И вроде все уже решено, и ничего от тебя не
зависит, и ничего уже не изменить... А когда остаешься наедине сам с собой, то
вдруг понимаешь, что еще не все! Не все! -сказал он резко. - Вот ведь как,
Серега! Еще что-то можно сделать, надо только решение принять...
Он задрал голову вверх и уставился в потолок. Сергею это уже начинало не
нравиться. Какое-то время Барков рассматривал трещины на побелке.
- Ты же знаешь, Барков всегда любит давать советы, - сказал он. - А тут
такое дело. То ли ему самому нужен совет, то ли еще, бог знает что...
- Я тебя слушаю, - произнес Сергей серьезно. - Давай выкладывай и не юли.
Барков покачал головой.
- День завтра будет трудный, - сказал он не сразу. - Я не знаю, тезка,
какой это будет день... Я знаю только, что он будет другой! Совсем другой, не
такой как раньше... И очень трудный.
- А конкретнее ты можешь? - осведомился Сергей.
- И ничего уже не изменишь... - глухо проговорил Барков, словно не слыша
вопроса. - Ничего... Или все-таки можно?! - вдруг выпалил он, глядя Сергею
прямо в глаза. - Вот вопрос вопросов!
- Послушай, - сказал Сергей с вздохом. - Ты или говори по нормальному, или
молчи тогда! Что ты все загадками...
- Ну все, все! - сказал Барков, поднимая вверх свои большие руки. - Молчу.
А то еще обидишься. А на пьяного, братец, обижаться грешно. - Он сделал паузу
и уронил взгляд на пол.- А ночка-то еще длинная-длинная... Только это... - Он
замялся, а затем добавил внезапно изменившимся тоном: - Не надо вам дома
сидеть, вот что.
- Ты только это хотел сказать? - сухо спросил Сергей. - Без комментариев?
- Сам не знаю, что я хотел, - понизив голос, произнес Барков. - Ты
представляешь: Барков не знает, чего он хочет?! Вот это дела... Ладно! -
решительно заявил он. - Все, замяли. Поговорим о чем-нибудь другом.
С этими словами он тяжело уселся на диван, почти на лежащую там черную
тетрадь.
- А это что такое? - Барков взял тетрадь в руки. - Дневник, что ли?
- Да нет, - сказал Сергей задумчиво. Несвязные мысли стали роиться в
голове. - Так рукопись одна...
- Твоя? - несколько удивленно спросил Барков.
- Нет, не моя.
- А чья? - спросил Барков, рассматривая тетрадь. - Слушай, ну ты брось, а!
Насупился... Я же сказал: замяли. Все. Сменили тему.
- Сменили, так сменили, - сказал Сергей озадаченно.
Все-таки странный он какой-то, мелькнула мысль. И не настолько уж пьяный,
как пытается представиться. Клещами из него все равно ни черта не вытянешь. Не
получится. И что же он хочет этим сказать? И, наверняка, он может сказать
больше! Ох, наверняка...
- Так это твоя рукопись? - снова спросил Барков. - Неужто, ты стал как...
Робинзон Крузо?
- Говорю тебе: не моя! Сам не знаю - чья.
- Это как же так?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг