Враг напал внезапно, без повода, вероломно, со спины - и застав Барсика
врасплох, успел повалять его в траве, прежде чем вмешалась Бабушка и разняла
драчунов. Врагом был пестрый кот - новый вожак двора, вместо пропавших
куда-то прошлогодних рыжего и черного котов. Пестрый был детсадовский - жил
там вместе с умной кошкой, но, видимо, не был ей сын, и Брат помнил, как
прошлое лето Барсик прикрывался от этого детсадовского кота, держась ближе к
рыжему: рыжему коту отвлекаться на котенка было ниже достоинства, а вот на
пестрого детсадовского он выставлял грозное око, и тот, обозначив позой "а я
что, я просто иду себе", по кривой обходил младшего и старшего и направлялся
в свой садик. Теперь же защитой Барсика была Толстая Бабушка, но она
оплошала, проглядела угрозу, а прозошло это уже следующим летом, когда
возобновились прогулки с котом. Кот в первый же раз умчался с умной кошкой,
и хорошо, она сама его привела назад, пяти минут не прошло, а то где бы
искать потом. _Отпускать_ кота было исключено, для Бабушки, сердце бы все
равно не выдержало, всю ночь бы на улицу ходила кота смотреть. И опасно -
машины, собаки, бомжи, мальчишки жестокие - нет, нельзя. Таким образом, коту
отныне светили лишь прогулки по навесу, но Брат подсказал Бабушке сшить
шлейку - объяснил, куда что приделать - собаку державши, знал это - и
Бабушка сшила из голубой тесемки шлейку с завязками. В ней-то теперь и гулял
кот, уже почти всегда с Бабушкой. Наскучив ходить по траве за котом - кот не
собака, за человеком бок-о-бок трусить не станет - Бабушка брала Барсика на
руки, на плечо, мордой назад, и уносила домой или присаживалась на скамейку.
Бабушкиного кота стали знать все старухи окрест, с Бабушкой они общались
охотно, но Барсик, даром такой ласковый и понятливый дома, их к себе не
очень-то и подпускал - мог укусить или цапнуть лапой за непрошенные
поглаживания. Ну, а когда гулял с Братом, то пользовался возможностью и
принимался за исследование окрестностей, и, как понял Брат, кот запоминал
местность, потому что в следующий раз отправлялся изучать кусты-дорожки уже
вокруг другого дома.
Конечно, это все же не было настоящей школой жизни. Рыжий кот - не тот,
другой, немного моложе Барсика, отпускаемый из дому своей хозяйкой, на
примеривания Врага умел отвечать боевой стойкой и до конца держал паузу - а
ведь был слабей Барсика и при встречах с ним старался обойти стороной.
Барсик же сам лез ко Врагу - зачем, спрашивается? - а когда услышал
предупредительный звучок, то стушевался и - в этот раз проглядел уже Брат
сам был атакован, кинулся бежать, был настигнут, отбросил Врага ударом
задним лап - ну, так встань теперь, вздыбь спину и грозно тряси башкой!
дескать, только сунься! - нет, снова бежать, заполошный! и куда бежать хоть
бы под Братову защиту! - и опять настиг Барсика Враг, только очаянное
мявканье донеслось до Брата из-за угла. Брат поспел к моменту, когда Враг
рысцой трусил по двору, уже не преследуя Барсика, а Барсик бежал с другой
стороны дома с дикими глазами, бездумно, оглушенный своим страхом,
совершенно потеряв центр. Вот так же он запаниковал потом на плече у
Бабушки, завидев большого пса. Сиди он у Бабушки - и никакой опасности, но
кот спрыгнул на землю и попытался удрать к дереву, а пес, привлеченный
бегущей приманкой, естественно, напал и даже успел куснуть пушистого
беглеца. Кота отобрали, хозяина собаки дружно принялись ругать старухи, а
Толстая Бабушка была еще и исцарапана мил-другом. Пришедщий домой Брат
выслушал историю и отправился со словом утешения к коту. Барсик лежал на
подоконнике раскрытого окна на боку и дышал, высунув язычок - не отошел еще,
переживал произошедшее. Стресс был у кота.
- Ну что, досталось? - и Брат потрепал брата-кота по загривку, а кот
вдруг совершенно по-человечески тяжело вздохнул - да уж, еле ушел. Козел!
Свою неудачу с Врагом Барсик переживал тяжело, даже как-то приболел от
того и целый месяц не топтал Дуньку. Видимо, слишком много пляшет от
гормонов, - сделал Брат вывод позже. Не в трусости было дело - очевидно, кот
_физиологически_ считал себя неготовым вступать в схватку с Врагом неготовым
не по силам, а по зрелости. Видимо, в этой ситуации для него было
предпочтительней получить трепку без боя, нежели проиграть бой. А вот через
два года, когда на прогулках Барсик стал делать метки через каждые двадцать
метров, то повстречав какого-то неизвестного кота, сам грозно закрутил
башкой, а кот был покрупнее Барсика, но, видимо, моложе - и отступил. Этого
кота Барсик позже и потрепал, упустил Брат поводок ("Да пусть, пусть
расслабится!" - дружно закричал двор), - ну, а в этот раз бегство противника
кот отпраздновал тем, что четыре раза за вечер топтал Дуньку. Как не
топтать - герой! "А вот интересно, - размышлял Брат, - как с этим у
спортсменов? Ну, у мужиков-то примерно так же, а вот у женщин? Выиграли
матч - и компас на койку кажет, а продули, так и... А может, наоборот,
утешиться хочется? Интересно, изучал это кто-нибудь?"
Гибли кошки. Не вернулся с дачи драчливый черный кот. Попал под машину
Рыжик, ровесник Барсика, - видимо, не нашлось для него умной кошки, чтобы
преподать курс перехода улицы. Пропала и сама умная кошка - Брат видел из
окна, как она бежит через дорогу на ту сторону и вдруг подумал, стал знать,
что этот поход у нее последний - а умная кошка не знала этого. Может, это
было не колесо грузовика, а собачьи клыки или крысиный яд в зря съеденной
приманке, но каково бы ни было орудие смерти, жизненный опыт и чуткое ухо не
помогли кошке, в тяжбе за жизнь смерть посчитала эти доводы пренебрежимыми,
и кошка уже не вернулась с _той_ стороны. И грудью, встав на дыбы и выставив
перед собой лапы с выпущенными когтями, приняла смерть какая-то неизвестная
кошка, не в силах бежать из окружения своры бродячих собак - закаленных и
безжалостных бойцов за помойку и место под солнцем. Куда-то пропал и Враг,
вероятней всего, тоже погиб, потому что из детсада его никто не гнал, а сам
убегать он был не дурак - не Барсик, который при первой возможности нырял в
щель открытых дверей и мчался вниз к выходу из подъезда. И получалось, что
школа-то жизни она школа, но с точки зрения выживания, а ведь по-земному
именно этот счет _последний_, Барсик лучше распоряжался отведенным ему
шансом, а уличные кошки быстро истощали свою удачу, свой личный счет в банке
жизни, подвергая ее слишком частым испытаниям и тратя слишком значительные
суммы.
Меж тем с Бабушкиной квартиры ушли Роза с Геной, а потом и сменившие их
Костя с Тоней, потому что китайский рынок перенесли на окраину, злые языки
это решение мэра объясняли желанием отодвинуть конкурентов - ему-де
принадлежит универмаг в центре, а китайский дешевый рынок сбивает торговлю.
Как бы то ни было, требовалось восполнить потерянный источник дохода, а
после ангела Розы Бабушка не могла ужиться уже ни с кем - она, пожалуй, и
сама не сознавала этого, но в сердце Бабушки тлело ожидание даруемой
мороженки, а мороженка та была не мороженка, а знак любви, иносказательное
признание. Но пускаемые для пробы ближние зарубежцы были скупы, сами
норовили устроить все на дармовщинку, и дарить мороженку никому из них и в
голову бы не пришло - а Брат подсказывать не стал, нечего. Так что Брат с
Бабушкой перестали пускать на квартиру, и тогда Брат махнул рукой на работу
_интеллигентную_, такой не отламывалось, и устроился сторожем на
автостоянку. Не шибко и искал - всего-то потребовалась пара звонков,
_случайных_ - Небо и теперь подставило свое плечо. Бабушке не нравилось,
тревожилась за Брата, но это бы ничего, а вот приходилось приворовывать,
иначе бы Брат невольно закладывал напарников, выставляя честные цифры и тем
самым высвечивая левые пути своих сменщиков. Теперь идя утром с работы Брат
покупал по пути колбасу и картошку, а остальное откладывал в семейную
кубышку. Больше всего забавляло - такова уж ирония нашей перевернутой
жизни, - что самый жирный и практически _непроверяемый_ навар приходился
именно на те ночи, когда делались проверки. Брат с удовольствием показывал
машины на стоянке, менеджер Дима карандашом производил сличение с журналом,
устанавливал стопроцентное совпадение факта и акта и отбывал со словом
поощрения, а про себя - явно огорченный неловом. Брат пересчитывал
закроенные деньги и гадал: "Может, ему просто отстегивать надо?" И хотя все
это было забавно, доходно, да и выходила этакая тренировка в сталкинге,
Брату тоже не нравилось, затягивало это - придешь на смену и начинаешь
рассчитывать, сколько удастся нагнать в этот раз, - надлежало же ничего не
ждать, а просто позволить приплыть в руки тому, чему предстоит приплыть. Так
что ленивый Брат устроился еще и дворником, а потом к этому добавилась
шабашка на выборах, опять же, не интеллигентская, не статеечки, а
чернорабочая - пикеты, листовки там раздать, - ну, а еще была литература и
пару раз в неделю Интернет, хорошая штука, разместив там кое-что из своих
вещей Брат прямо гору с сердца спихнул: если что есть у него хорошее, а ведь
есть, то вот, пожалуйста, людям открыто.
В свой срок закончились выборы, с них да со сторожевания помаленьку
накопилось на старенький компьютер, и Брат ушел с автостоянки, оставил
пытать воровское счастье деду, сменщику, которого сильно уважал за
мастеровитость, а пуще того за кураж его мошеннический, за _безупречную_
жадность - на глазах Брата, не прячась, росчерком пера отправлял дед в свой
карман по три сотни, получив с водителя долг, а в журнале исправлял - и
исправлял-то по-детстки, но сходило с рук, хлопал ушами менеджер Дима, не
тех и не так проверял - а вот дед проверял записи сменщиков и в похожем
случае высчитывал, сколько закроенных денег на его смены пришлось и требовал
своей доли, если кому другому удавалось хапнуть. Мало того что первый вор,
так сам же и стучать начал на своих напарников, в журнале подчеркивал записи
криводушные и знаки вопроса ставил - видимо, не мог с собой сладить, ну как
же такое вынести, что не ему одному, а еще кому-то накапало левых денег, да
и заложить, похоже, в радость было, для советского-то человека. На зоне
такому бы недолго живым ходить, а здесь в доверие попал, средоточил в своих
руках взимание платы с постоянных клиентов - ну и, прилипло, надо понимать,
к рукам-то. И Брат иной раз думал, что _наверху как внизу_, а люди везде
одинаковы - так, наверно, и в правительстве с этим точно так же: кто больше
всех ворует, тот и по бумагам министерским всех честнее выходит - да поди,
еще сам и стучит на других на манер деда, - да уж, русский прогресс, и смех,
и грех.
Ну да что нам министры, "негру политика", насрать на них, о коте и
Толстой Бабушке речь. А Бабушка повадилась ходить с Братом на участок, с
метлой, посильным ей инструментом - Братову раздвигу она и поднять не могла,
но от стены, где лопатой неудобно брать, снег отметала - ну и, тоже прок.
Когда же пригрело красное солнышко, Бабушка и вовсе вперед Брата стала
убегать с метелкой. Брату это было не сильно нужно, он потом без Бабушки
один мел три участка, а тут двое на один двор, но Толстой Бабушке это было в
радость - при деле оказывалась, вместе и почти наравне с Братом, нужная, и
опять же, случай представлялся вернуть себе командные высоты: эту кучу
собери, из тех кустов вымети. Не противился Брат, рад был за Бабушку человек
в работе полноценней себя чувствует, а уж осенью, в листопад, он и вовсю за
руку уводил Бабушку с участка - остановиться не могла, нравилось листья по
земле заметать, но хорошего-то помаленьку, ударит-ка снова в спину, застонет
же. Толстая Бабушка сердилась на Брата и яростно колотила метлой в землю,
требуя продолжения работы, а Брат с удовольствием отмечал, что не иссяк, не
иссяк еще Бабушкин запас сил, стара, да не слаба еще - и слава Богу. И
семейная пара дворников - две метлы, железный совок, бачок и Бабушкина
легкая коробка - возвращалась с участка, образцово исполнив благородный труд
водворения чистоты. "Пат и Паташонок", - говорила Бабушка, подразумевая
комплекцию их двоих и внешний вид. А Брат целовал Бабушку в седенькую и
лысенькую голову, ради того прикрываемую платком даже дома, и говорил:
"Хороший и толстый друг" - или: "Не забуду ваш труд". Последнее тоже было из
семейных крылатых фраз, это, как и "стресс у собаки", вошло через Крыску:
один раз ее угораздило пригласить на дачу пьющую бабу, помочь с огородом
летом. Пьющая женщина - тощая, очкастая, "Проблема", такое прозвище Валя с
Бабушкой ей потом дали, устроила дебош в первую же неделю и была отчислена
Крыской в город. Не смутясь тем, она позже пришла и к Бабушке, передать
через нее письмо Крыске, а в письме среди прочего было предложение: "Не
забудьте мой труд" - в смысле, вознаграждение за него. "Не забудьте" было
подчеркнуто одной чертой, "мой" - двумя, а "труд" аж тремя чертами. Так и
стали после говорить Брат и Бабушка, ну, а кот ничего не говорил, лежал на
Братовом проигрывателе и приветственно вытягивал лапу при приближении
старших, эту лапку Брат трепал и приговаривал: "Брат пришел, и коту
радость", а кот спрыгивал на пол и отправлялся на кухню напомнить Бабушке о
почетной обязанности кормить котов.
Однако платили за метлу мало, лишь потом расценки подняли до сносных, и
Брату пришлось бы действительно тощо, но произошло неизбежное: как-то он дал
в Интернет рассказ, из тех вот, Божьих, про корейскую педерацию как раз - и
рассказ был замечен и напечатан порнографической газетой. Заплатили очень
даже неплохо, просили слать еще, и так напечатали несколько рассказов с
Божьим словом, таких же, да дамский рассказ, это уж в бабском журнальчике, и
получилось так, что Брат оказался вдруг не _любителем_, а _профессиональным_
писателем, поскольку печатки кормили лучше, чем метла и даже автостоянка.
Брат давно уж прикидывал, что, по идее-то, должен быть спрос на его книгу со
смехом Божьим, но, видно, Небо лучше знало сроки, и только сейчас открывало
миру Божье слово, в смысле, печатным образом. Сокрушался ли Брат, что его
глагол звучит со страниц порнографического издания? Конечно, нет, - а
удивлялся и того меньше. Это редактор думал, что сила тут в
"высокохудожественном раскрытии темы основного инстинкта", а Брат знал, что
причина даже не так в его веселом сердце, а просто люди любят, когда с ними
разговаривает Бог. Лишь с виду кажется, будто они стараются оградиться от
Бога - воюют, религию придумали, богатство, науку опасную, дома вот
взрывают - ну прямо зажмурились, отвернулись, руки прижали к ушам и бубнят:
"Не слушаю-не слушаю-не слушаю!.." - а вот и неправда, сквозь жмурочку,
сквозь щелочку, а слушают, ведь каждому хочется, чтоб с ним говорил Бог,
только чтоб на самом деле, а не казенный - и уж когда на самом деле, то все
и все слышат.
В общем, Братова печатаемость для него событием не стала - а вот для
Бабушки очень даже. Присылаемые из редакции номера эротического издания
Бабушка читала от корки до корки - пропуская, опять же, лишь рассказы Брата,
хотя они-то были совсем невинны - а потом, все так же громко плюясь, ахая и
неприлично выражаясь, еще и садилась отгадывать - консультируясь у Брата -
порнографический кроссворд. "Что такое дефлорация?" - "Лишение
девственности". - "Да? А кто тогда тот, кто производит дефлорацию?" - "А
сколько букв?" - "Восемь". - "Целколом, наверное". - "Целк... Тьфу, блять,
еще это загадывают!.. подходит..." Потом Бабушка нашла выход - пропускала
неприличное и отгадывала прочее - любила кроссворды и отгадывала много,
блистая иной раз эрудицией совсем неожиданной - а как же, любознательна ведь
была, пытлива, сметлива, сообразно обезьяньему зодиаку своему. В отличие от
Бабушки, Брат не читал порнографическую газету: кто, с кем, в какую дырку -
про это уж давно было читано, а теперь и вообще скучно. Посмеяться, в
письменном виде, одно, в крайнем случае, девок красивых поразглядывать, а
читать? Это уж для подростков или вот наших замечательных пенсионерок, им
пользительно, а Брату интересно было другое, эзотерическое, но сюда он
Бабушку не пускал, все равно бесполезно, не в коня корм. Не то чтобы деревья
в лесу рассказывали что-то очень необычное и чудесное - да нет, ничего
такого космического, а наоборот, все очень приземленное - вот, весна, надо
гнать из земли сок и снова жить, но чудесным и необычным было то, как это
удавалось услышать, а еще Брат понимал, что его суета нигде и никому не
нужна, и даже мысли об этом были все той же суетой, но понимание это
уравнивало его жизнь со всякой другой, а поэтому делало ее столь же важной -
и это успокаивало, с запасом, этак вглубь.
- Где был, что видел? - спрашивала Бабушка.
- В библиотеке, - на голубом глазу отвечал Брат.
Кот, снюхивая с кроссовок Брата речные или лесные запахи, имел на сей
счет иное мнение, но он своих не выдавал, не дед с автостоянки, имел
понятие.
Эротическое чтение подвигло Толстую Бабушку на написание сказки про
зайца Фомку, как он ездил в Австралию совращать сумчатых зайчих. В каком-то
смысле это было желание Бабушки участвовать, не отставать от Брата,
осуждала, спорила, а тянулась за ним, вместе хотелось быть. В
_нерадикулитное_ лето и землянику с ним собирала, шла потом по песчаной
тропке вся распаренная, и дворничать вот стала в помощь, и эротическую
газету теперь приняла, тем более, платили же, и даже Крыске тем похвалилась
и дочери, сестре Братовой. Это Бабушку брала тоска, а Брат жил радостно, и
уже одно это было притягательно, тем более, если чем-нибудь нужно заполнить
жизнь. Когда Брат шел на кухню, то и Бабушка шла с ним за компанию, принимая
от него токи здоровой охотки поесть - а ведь за компанию не только есть, но
жить вкусней.
- Как я тебе завидую, - сказала как-то Бабушка, - гляжу на тебя какой
ты всемогущий!
- Как?..
- Ну, все можешь - поехать, куда хочешь, все сделать, работать...
А Брат и сам чувствовал, что входит в пору. В счастливые минуты он
ощущал себя этаким разросшимся деревом, высоким, широкоствольным - аж
секвойей какой. Что-то важное и красивое уже было понято, поднято, открыто,
излучено, а главное, открывалось, близко, что-то, совсем уже удивительное и
верхнее, и до Неба было рукой подать, загадай что хочешь, вот только себе
уже ничего не было нужно, но именно поэтому в эти светлые минуты Брат
сожалел, что вот бы еще приобщить к тому два сопутственные существования,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг