Александр Гейман
ЖИЗНЬ КОТА
- Именно такой!
Калачиком с детский кулачок, совсем не пушистый, с какой-то сморщеной
голой кожей на морде, кот лежал под кроватью в закутке меж стеной и какой-то
доской. Ничего котеночье-милого в нем не было, и Брат - тогда он еще не
знал, что он Брат кота, но уже был им - Брат разглядывал кота с очень
странным чувством.
- А другие где? - "котята" имел в виду Брат.
- А нет других, одним окотилась, - объяснил хозяин кошки.
- Стало быть... - и Брат вспомнил, как когда-то давно, подростком, он
выбирал себе собаку, и тогда три овчаренка сбились в кучу посреди комнаты и
дружно пищали, призывая нервничающую в подвале мать, а вот четвертая успела
оползать комнату и теперь с интересом наблюдала сестер, укрывшись за ножкой
стола. В тот раз Брат, выбрав было щенка поздоровей из трех пищащих, в
последний момент догадался и схватился вот за ту, за ножкой стола. Собака
действительно оказалась умной, хотя и излишне самостоятельной, на глаз
Брата, но ведь сам выбирал - а вот теперь, теперь выбор был сделан заранее,
раз один котенок, и Брат опознал в этом решение, которое ему полагалось
принять. Но котенок был еще мал, брать рано, и вернувшись домой Брат
рассказал, что котенок-то есть, посветлее, чем обычно у Марфы, но не такой,
не белый и пушистый, как просила мать Брата, толстая старуха, Бабушка, как
она велела звать себя постояльцам-корейцам, Гене и Розе.
- Именно такой! - одобрила Толстый Человек Бабушка месяц спустя,
наклонясь и разглядывая котенка, мягко опущенного на пол рукой Брата.
Именно такой: пушистый, с белым пузиком и полосатым серо-черным
чепраком на спине. Еще у кота были миленькие рыжие пятнышки на лапах и у
носа, а сам нос был двуцветен - половина черная, а половина
игрушечно-розовая. И конечно, мордочка была снизу белая, с такой же челкой
на лбу, а вот выше шла серо-черная шапочка, с полосками.
А кот задрав голову стоял на вытертой дорожке у входа в комнату и, в
свою очередь, сам разглядывал наклонившуюся над ним толстую старуху в очках.
Ему было любопытно, и вероятно, он уже успел забыть, как запищал дорогой,
когда скрылся из виду дом, откуда нес его Брат, и как Брат успокаивал, что
ему, Барсику, у них - у Брата и Толстой Бабушки - будет хорошо.
- Марсик, Марсик, пойдем, - позвала меж тем толстая старуха в очках,
подзывая котенка на кухню, где были килечьи головы в миске и разведенное
сухое молоко - чего-то получше не припасли, завтра уж.
- Тогда уж Барсик, - возразил Брат, пользуясь случаем ввести загодя
припасенное имя.
- Ну, Барсик, - согласилась Толстая Бабушка, и в квартире появился кот.
Да, вот именно: кот, а не котенок - у_ж_е кот, а не - _потом_,
когда-нибудь кот. Имен и прозвищ у Барсика перебывало множество, по мере
обнаружения разных черт и повадок - он был и барсуком, и Барчиком, и
Ведеркиным - за пристрастие спать в оцинкованном ведре, и рыськой - из-за
яростных нападений с поджатыми ушами, и даже "дамой, приятной во всех
отношениях", это уж так называла его Толстая Бабушка, любуясь на спящую
пушистую прелесть, - а вот при всем том он был сразу принят полноценно как
кот - хотя Бабушка до последнего сомневалась, а не кошку ли ей подсунули,
потому что не находила ярко выраженной половой обозначенности в положенном
месте.
Повод для таких сомнений давала Бабушке также и неиссякаемая живость
кота - ведь кошки, как известно, куда сноровистей котов, как и вообще в
животном мире самки жизненней самцов, и Брат сам наблюдал, как у той же
Марфы котята-кошки пушистыми клубочками катались по квартире, а юный кот,
даром что крупнее, как полный тютя давал себя и объесть, и отодвинуть от
миски, да и вообще не отличался проворством. Но принесенный котенок был
шустрей любой кошки, что Брат приписывал его единственности - та сила, что
от матери причиталось целому выводку котят, пришлось на него одного. Днем
Барсик играл с людьми - когда не ел и не спал - а ночью резвился сам по
себе, и уж тут бесился так, что со столов все летело на пол, порой со
скатертью вместе, и до утра всякие ручки или коробочки, гоняемые котом,
шоркали по полу.
Не меньше игровитости, кота отличала и поразительная обучаемость. В
семье прежде жила не одна собака, и теперь Брат, мысленно сравнивая,
пересмотрел свои воззрения и с удивлением заключил, что ум кошек - по
крайней мере, вот этого котенка - повыше собачьего. Возможно, дело
облегчалось тем, что кот отвел Брату роль наставника, "мамы", но так или
иначе, хватало одного, редко двух уроков, чтобы установить правило или
запрет - а вот собак-то приходилось именно натаскивать, дрессировать. Так, в
поломанном тройнике, воткнутом в розетку над письменным столом Брата, в
нижней части были оголены контакты, и когда кот пополз было по столу под
этот тройник, Брат строго пресек это и воспретил, шлепнув слегка по морде.
Очевидно, в отсутствие Брата Барсик все-таки проделал запретное ползание,
потому что через несколько дней на глазах у Брата снова полез в
недозволенное место, оборачиваясь и задорно поблескивая глазенками - "вот,
ты запрещал, а у меня получается пролезть, смотри!" Пролезть-то получается,
но и током ударить очень даже хорошо может получиться, и Брат не мешкая
выдернул злосчастный тройник из розетки, наощупь воткнул шнур лампы, а потом
уж нашлепал котовую морду - и после этого Барсик оставил свои
_проползновения_: значит, и вправду нельзя - факт мироздания, подлежащий
принятию. Еще Брата очень позабавило, как Барсик, понаблюдав за письменными
трудами Брата, стал подражать ему, играя ручкой - и не то чтобы просто катал
ее по столу, нет, он зажимал ручку между передними лапами и, удерживая
вертикально, водил по столу, подражая движениям Брата и считая, очевидно,
это одной из игр и пробуя ее на занимательность, - ну, а Брат посчитал это
напоминанием, что он ведь и в самом деле со своим писанием даже самым
серьезным, "мыслительским", - занят людской, не кошачьей, но тоже игрой, и
много хмыкал и посмеивался. И уж совсем кот изумил людей, когда совершенно
самостоятельно, безо всякой натаски, стал приносить к их ногам всякие
кидальные шарики, особенно контапку от ремня, которую очень любил гонять по
дому из-за ее кожаности и удобного размера. "Прямо ловчий гепард", - говорил
Брат, хотя это было не подношением добычи, а безмолвной просьбой снова
бросить шарик, чтобы поймать его на лету или кинуться вдогонку.
Само собой, эта кипучая жизненность и смышленость быстро завоевали
Барсику место в сердце и квартире Толстой Бабушки. Не долее трех дней
продержался запрет на ночное посещение кухни, потом пала комната Брата и
комната Розы с Геной, и вообще всякие запретные зоны исчезли, как молоко с
блюдечка по отшлепывающему котовому язычку. Толстая Бабушка, надо сказать,
любила, чтобы все было по ней, по _е_е_, это в общении быстротекущем и
эпизодическом она была гибка и обходительна, выявляя качества отменного
сталкера, а вот в соприкосновении долгосрочном, в проживании, являла образец
великолепного мелюзгового тирана, добиваясь и в прямом натиске, и вымогая
ползучей сапой - то есть, со страшной силой капая на мозги, чтобы все шло
сообразно ее установлениям, а отклонения от того умело использовала как
повод для бурного выяснения отношений.
Но кот - кот был другое. На кота проливались милости и щедроты. Под
кота строился распорядок дня. Нужды кота почитались и предупреждались. Это
Розе возбранялось в три часа ночи идти мимо Бабушки в ванну и это от Брата
требовали побыстрее освободить кухню - а вот коту было невозбранно: он
маленький.
Все было дозволено коту, все возможно. Прибежит Барсик и примется драть
дермантин на стенке Бабушкина дивана - "весь диван изодрал". Залезет в
горшок с цветком и начнет рыть землю - "Барсик, зачем ты герань разрыл?"
Дожевывает Бабушка хлеб, а кот, чуя мясной запах и потрясенно не дождавшись
своей доли, залезет ей в рот и вытащит кусок - "ну что, думал, колбаса?
обманули!" Посрет Барсик и заскребет лапой пол в туалете - "посрал? ай да
молодец, ай да умница!" Идет Гена из ванны, помывшись, с закатанными
штанинами, сверкая голыми икрами, а Барсик как накинется сзади из засады, да
как вцепится, да еще зубами прокусит до крови, и даже вскрикнет Гена от боли
и, отшвырнув кота, юркнет скорей за дверь - "не смеет корейская нога пинать
русского кота".
И не смела нога. "Барся", - присев над котом, теребила Барсиковы усы
кореянка Роза, а кот, лежа на боку, упоенно дрыгал задними лапами,
довольно-таки чувствительно царапая ступню, но обижаться было нельзя - кот
маленький, кот играет, кот Бабушкин, а Бабушка умела заставить ходить по
половице - впрочем, не придираясь по-пустому, а именно требуя, чтобы было по
_е_е_ - и главное, чтобы никого домой не водили и закрывали дверь на кухню,
когда готовят свои пахучие дальневосточные кушанья, а еще не пускали кота к
себе. С этим непусканием неутомимо сражался кот, выслеживая миг неосторожно
открытой двери и устремляясь туда с проворстовм, не дающим возможности
перехвата. Иногда Толстая Бабушка смирялась с таким прорывом, но долго не
находя кота в обозримости, мучилась сердцем - не подвергают ли там маленькую
зверьку тайному мучению, и отправлялась к корейцам, выдворяя Барсика назад.
Тогда кот принимался шерудить лапой, пытаясь открыть запертую дверь -
очевидно, в самой запретности он находил какой-то вызов и упражнял волю, в
опытном порядке нащупывая меру гибкости и упорства, наилучшую в этом
обитаемом мире - и иногда, при неплотной затворенности, преуспевал и вновь
прорывался к корейцам, шельмец. Иногда Барсик действительно выскакивал
оттуда несколько шало, но уж вряд ли там его всерьез обижали - доброе было
сердце у Розы, и Бабушку полюбила, и Брата, и Барсика заодно уж, хотя до
того говорила Бабушке, что не любит кошек: "Собака хорошо, а кошка фыр-р,
фыр-р, не люблю" - то есть, не нравится ей урчащее приставание кошек, а еще
как-то рассказывала Бабушке, как принесла домой, маленькая, с улицы щенка и
как мать ее отругала, потому что и так живут плохо, а еще этого кормить. И
то ли просто совпало, то ли притащил Барсик в дом корейскую удачу, но пошла
торговля у корейцев, и Роза принялась каждый раз приносить с рынка мороженку
или плод какой, а еще пробовала угощала Брата с Бабушкой своей стряпней.
Вообще-то, то, что Брат пробовал, было вкусно, но они с Бабушкой все же этой
корейской кухни как-то опасались, и заметив это, а еще то, что подношениями
Бабушка делится с Братом, Роза стала приносить с рынка по две мороженки или
йогурта или там банана, чтобы обоим - сначала время от времени, а уж потом
буквально каждый день и не хотела слушать увещевания Бабушки, что зачем
деньги тратит. Мороженки Розины были в упаковке, и кот живо смекнул спешно
бежать на хруст разрываемого целлофана - само собой, прежде всего вымогал
свою долю у Бабушки, а уж потом трусил к Брату, тот давал поменьше, и все
вылизав, кот бежал обратно к Бабушке. Та рассказыала: "Сегодня стала елочные
игрушки перекладывать из кульков, зашуршала - ох, прибежал! - думал,
мороженка" - и уже корейцы ушли, а кот еще долго так прибегал, до того
привык.
Видя восприимчивость Барсика, Брат сильно огорчался, что эта доверчивая
готовность освоить новое пропадает как-то впустую. Именно теперь, в пору
этой отзывчивости к познанию, так чувствовал Брат, кота можно было научить
чему угодно, чему-то очень важному, лучшему - тому, возможно, что так долго
ждут звери от человека и что он сам о себе еще не очень-то знает. А то что
же это, - вспоминал Брат Хлебниковский "Сад", отнимаем зверей у леса,
развиться их природной науке не позволяем, а уж коли не даем прорасти их
чудесным возможностям, так, значит, надо предложить свое, что-то еще
чудесней! Но Брат тоже был из несведущих обычным искателем на ступени самых
первых предвосхищений и проникновений, и теперь он только угадывал эту
великую возможность и невольно сожалел об упускаемом шансе. Блестели
глазенки кота, - не ночным мерцанием, а игровитым, когда тем больше сияния,
чем хитроумней и дерзостней затеянная каверза, и Брат пленялся и
одновременно не верил своим глазам: то был блеск нагваля, то был Дух,
сознание - и что мог предложить ему Брат? Поиграть веревочкой? Впрочем,
кот-то играл - и если Брат не имел чему научить кота, то, наблюдая его
охотничьи повадки, немало извлек для себя - так, Барсик пускался в атаку
только тогда, когда сам ее подготовил, а до того игнорировал всякое
пододвигание приманки под нос, это уж став взрослым он позволял себе
импровизации, молниеносно когтя появившуюся в пределах досягаемости добычу.
- Ты бы продал Барсика за миллион долларов? - спрашивала Толстая
Бабушка.
- Да я его бы и за сотню продал, - отвечал Брат. - Ну, в хорошие руки
только, конечно.
- Вот ты какой, - сокрушалась Бабушка. - Нет, нельзя: он член!
подразумевалось: семьи. Про себя же у людей давно уже было решено, что они в
этой семье Бабушка и Брат: - Ну что, брат кот? как дела? - спрашивал Брат
кота у кота-брата.
Одно, одно омрачало хрустальную Бабушкину радость от котового
проживания: кот не урчал, а стало быть, не мог побаловать людей очевидным
_ухослышным_ - свидетельством своего расположения и ответного приятия членов
семьи. Дело тут было в поврежденных голосовых связках, - очевидно, мать
неаккуратно таскала котенка, задевая клычком горлышко, хозяин Марфы
признавался, что у них уже бывали из-за того случаи безголосости у котят. И
когда кот забирался к кому-нибудь на колени, то убеждаться в Барсиковой
ласковости приходилось на ощупь, приложив палец под голову и осязая
довольно-таки сильную вибрацию котового горла. А уж мяукал кот и вовсе
сипленько: слышалось не звучное "мяу", а шепелявое "мя", и кот, уяснив, что
его обычно не слышат, научился проситься к Брату в комнату - а дверь
прикрывалась плотно - не звуковым, а зрительным сигналом: просовывал под
дверь лапку и держал, пока Брат не заметит. Брат, впрочем, сам научился
шепотом произносить это "мя", получалось шепеляво и одновременно громко - и
надо же, кот откликался. Привыкнув, Брат и в гостях приветствовал хозяйских
кошек тем же сиплым "мя!", забывая, что у них-то с гласностью порядок, и
заставляя животных недоуменно таращиться на столь странный акцент.
Летом Брат стал выводить кота на улицу. Ошеломленный столь беспримерным
увеличением мира, Барсик приходил в чрезвычайное возбуждение и начинал
носиться из конца в конец разведанного участка новооткрытой суши из цветника
в цветник, что находились по обе стороны от крыльца. "Барсик, Барсик!" -
звал Брат и шевелил перед носом кота какой-нибудь веточкой, пытаясь перебить
эту переполошенность - и на миг это удавалось, кот отвлекался, во взгляд
возращалась осмысленность, в движения - плавность, но потом глаза вновь
округлялись и теряли блеск, и начиналось прежнее мельтешение вдоль стены.
Это было, считая безголосость, вторым слабым местом кота - захлест эмоций,
слабый самоконтроль, отсутствие выдержки - в пиковых ситуациях Барсик легко
впадал в крайность, рыбирая решения предельного регистра - бегство,
нападение - и не умел держать центр. С другой стороны, а где - или у кого -
мог тому научиться кот? Разве что у умной кошки - и таковую местное кошачье
сообщество отрядило шустрому котенку в качестве добровольной наставницы.
Старожил двора - Брат не знал ее имени, но давно видел в окрестностях -
умная кошка чрезвычайно заинтересовалась новобранцем. Но взбудораженный
Барсик, а пребывал он в той самой взъяренности обилием мира, выгибал спину и
угрожающе надвигался, и не дал к себе подступиться, и даже загнал кошку под
машину. Однако кошка, очевидно, положила своей обязанностью опекать
несмышленыша, а была она очень умна. Брат наблюдал, как она переходит
улицу - кошка делала это на слух, подходила к краю мостовой и наклоняла ухо
в направлении, откуда появлялись машины. Определив, что опасности нет, она
резво, но не опрометью, направлялась на противоположную сторону, где-то на
трети пути останавливалась и снова слушала улицу - и Брат сам видел, как
кошка вернулась назад с треть-дороги, предпочтя перестраховаться, потому что
поток машин покатил лишь спустя минуту.
Накануне у Брата было видение, как кот сверзился с тополя. Так и
произошло, - правда, не сразу: когда кот вскочил на тополь - не на увиденный
Братом, а на соседний - и стал карабкаться вверх, умная кошка запрыгнула на
ствол следом и лапой за хвост стянула Барсика вниз. Можно было думать, что
предостережение отработано, но как бы не так. Днем позже Барсик снова полез
на тополь, уже тот самый. Умной кошки рядом не случилось, а Брат опоздал
перехватить и нарочно отошел, опасаясь, что если он будет пытаться согнать
кота вниз, тот заберется еще выше. Стервец метнулся-таки вверх по стволу, но
сорвался с гладкой коры, только веточки затрещали, шмякнулся на землю,
вывихнул ногу, сказал "мя", был обнюхан еще одной дворовой кошкой и унесен
домой Братом, которому Толстая Бабушка устроила разнос, что проглядел кота.
Нога зажила быстро, прогулки продолжились, и на одной из них умная
кошка стала играть с котом в пятнашки. Игру затеял кот: символически
вопроизвел атаку на кошку и отбежал, легши под ноги Брату - очевидно, решил
им прикрыться на первый случай. Кошка приняла приглашение - и приблизившись,
лапой задела кота, а потом отбежала сама и стала ждать ответа Барсика. Так
они перебегАлись один к другому несколько раз, и Брат заметил, что умная
кошка уводит котенка все дальше по двору - как показалось Брату, желая
ознакомить его с местностью.
Но Барсик почему-то не слишком признавал умную кошку как наставницу в
этом качестве он предназначил себе рыжего кота, мужского вождя кошачьего
сообщества. В садике, недалеко от дома, куда Брат и Бабушка часто ходили с
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг