Александр Михайлович Гейман.
Миссия капитана Кэфты
Вхождение капитан Кэфта выполнил неудачно - его заметили еще на подлете
и атаковали врасплох. Заметил, по всей вероятности, лично братец Куфта -
почуял любящим братским сердцем. А напали, по всей вероятности, чужие.
Подозрение об этом предательском союзе у капитана Кэфты возникало уже
давно - ну, а теперь оно с блеском подтвердилось.
Все ж таки защитные рефлексы сработали, и атака чужих тоже оказалась не
вполне удачной. Капитан Кэфта нырнул в обитаемый мир и укрылся среди
нескольких миллиардов мускаров и мискар - так называли себя аборигены.
Правда, чтобы затеряться среди них, ему и самому пришлось отключиться, иначе
его могло выдасть самое осознание - иного, разумеется, рода, нежели у
местных. Не мускаровское.
Когда капитан Кэфта очнулся, он вылезал из автомобиля, такой местной
повозки с двигателем, сжигающим горючее, конечно, простеньким и вполне
варварским, ну, это не важно. К этому моменту Кэфта успел прожить тридцать с
лишним местных лет, - а до этого, разумеется, родиться в обычной местной
семье, зарядиться положенной порцией необходимых программ, то бишь знаний и
навыков, и вполне успешно осуществлять роль заурядного обитателя и обывателя
здешнего мира.
На момент осознания он как раз приехал в чужой город, чтобы заключить
выгодную сделку на радость своему боссу и покровителю, что сулило в самом
скором будущем карьерный взлет, усиленное внимание смазливых мискар - Кэфта
имел подружку, но был пока что холост - дорогой загородный дом с бассейном и
регулярный отдых в райских уголках планеты. Не то что чужие или братец
Куфта - сам капитан Кэфта нипочем бы не узнал себя в этом типичном
преуспевающем зомби зомби - ну, это что-то вроде биоробота, Ги, по одной из
местных вер их создавали колдуны, воскрешая трупы, не отвлекайся, все
подробности ты сможешь прочитать в отчете.
А вот братцу Куфте так ловко замаскировать себя не удалось - капитан
Кэфта наткнулся на него, не сделав и пары шагов от автомобиля. Видимо, эта
встреча и разблокировала его истинное осознание, - во всяком случае, так
подумалось капитану Кэфте. Брат Куфта шел Кэфте навстречу, и одет он был в
форму местного служителя правопорядка, со всякими бляшками на мундире,
погончиками, висюльками и тому подобными красотами, что было совершенно в
его духе, поскольку братец Куфта всегда обожал все эти побрякушки и рядиться
в военную форму было его манией. К капитану Кэфте у него было какое-то
замечание, как можно было понять по его лицу, выражающему порицание, и рту,
уже открывшемуся, чтобы облечь это порицание в словесный вид. Говоря точнее,
он собирался штрафовать капитана Кэфту за остановку в неположенном месте.
Вместо этого мнимый служитель закона был сшиблен капитаном Кэфтой с ног,
припечатан к асфальту, крепко приложен о него лицом и поставлен перед
необходимостью спешно осмысливать неожиданно возникшую ситуацию.
- Ну, что, - торжествующе провозгласил капитан Кэфта, сидя на спине
родного брата и заводя ему руки назад, - не ожидал, братишка Куфта? - и
произнося это, он уже понял, что обмишурился самым позорным образом.
Сбитый им с ног полицейский вовсе не был братом Куфтой. Это была
подделка, имитация, выполненная как раз для того, чтобы сбивать с толку
преследователей - а прежде всего, конечно, родного горячо любимого брата. Но
выбора уже не было, и капитан Кэфта был вынужден на время лишить мнимого
Куфту ясности сознания, а поднявшись на ноги и оглядевшись, он увидел, что
произошедшее не укрылось от глаз собратьев поверженного им блюстителя
порядка, которые как раз выходили из какой-то закусочной через дорогу. Они
поспешили к месту происшествия, а капитан Кэфта поспешил прочь от него. Но
недалеко - его схватили за руку и втянули в открытую дверь в десяти метрах
от брошенной машины.
- Эй, приятель, за мной! - повеление исходило от какой-то мискары,
которая тоже видела происшествие и Бог весть почему решила помочь горячему
парню, вляпавшемуся в переделку - по крайней мере, так она сама объяснила
позже.
Мискара, то бишь местная женщина, протащила его через помещения и
коридоры в соседний переулок, а потом они еще покружили по улицам, и наконец
она предложила ему укрыться в квартире своего приятеля, которого не было
дома. Ключ, однако же, был, - Лойма, так звали мискару, ловко вытянула его
из секретной щели за почтовым ящиком.
Запустив Кэфту в дом, Лойма велела ему отсиживаться до ее прихода, а
сама, как она выразилась, отправилась на разведку и пришла только под
вечер - по ее словам, с целью проведать нового знакомца, а во-вторых, скоро
должен был подъехать тот самый приятель, и ему надо было все объяснить.
- Дуг - такое имя ей сообщил капитана Кэфта, - вы, наверно, считаете
меня за полную дурочку, да? Ну как же, только увидела человека, ничего про
него не знаю, а пускаю в чужой дом! - трещала мискара, раскладывая по полкам
холодильника какие-то пакеты с пищей. - А вдруг он обчистит хату и слиняет,
да?
Виго меня бы просто убил потом... Я, и верно, иногда такая сумасшедшая,
но только я людей сразу вижу. Я их сердцем чувствую, правда, правда! Знаете,
какое у меня сердце! Вот потрогайте! - и с этими словами она прижимала
ладонь Кэфты к своей груди, - уже, надо сказать, не слишком-то молодой.
Все это не слишком интересовало капитана Кэфту, поскольку его ум был
занят совсем другой задачей. Пока Лойма вела свою разведку - а за ее время
она успела сделать завивку и намазать лицо и ногти разными красками, что
считалось среди туземных женщин приданием себе большей красоты - Кэфта тоже
не терял времени даром и успел вкратце оценить мир пребывания и свои шансы
отыскать брата. Прибегнул он при этом, конечно, не только к тем сведениям,
которыми разжился в качестве местного уроженца Дуга Шо. Капитан Кэфта
задействовал, разумеется, свой арсенал разведчика-дальнобойщика, включая
автоматику, приданный штат помощников и свои собственные способности - а с
местной точки зрения, сверх-способности. За пару часов оценить все детали
он, конечно, не успел, но общая картина составилась жуткая и неправдоподобно
мерзкая. Главным свершением брата, как успел понять капитан Кэфта, было
расслоение живого вещества этого мира на так называемые противоположные
полы, а именно - на мужской и женский.
Точнее, само-то вещество, конечно, оставалось вне такого разделения, но
вот живые существа сплошь и рядом были располовинены, а то есть воплощали
только мужское или только женское качество, а если еще точнее, мужчин этого
мира брат Куфта произвел, слегка преобразовав исходное женское существо.
Строго говоря, истинных, первородных мужчин в этом мире не было вообще - его
мужчины были превращенными женщинами, а сделал их братец Куфта, разумеется,
таким образом, чтобы они повторяли его собственную бесценную личность. Что
служило сразу нескольким целям - а прежде всего, создавало завесу, прятало
братца Куфту - найди-ка его среди всех этих миллиардов лже-Куфт. Ну и,
конечно, таким образом брат Куфта мог увековечить и раскрыть сам себя во
всей полноте своих бесценных качеств и свойств: один Куфта-копия воплощал
его идеал силы, другой - полет мысли, третий - верх красоты и артистичности,
ну, и так далее, - в общем, это было этакой галереей зеркал, в которые брат
Куфта мог любоваться сам на себя, что ему нравилось больше всего на свете.
Но главное, пожалуй, состояло в том, что созданная таким образом
делянка оказалась великолепным игралищем - великолепным, разумеется, с точки
зрения самого Куфты, - ну, а делянкой все это было для чужих, союзников
Куфты в этом препакостном предприятии - оно являлось для них источником
существования, пищекомбинатом. Поедали чужие, разумеется, не обитателей
этого мира, для избранной ими формы паразитирования это было бы попросту
обременительно, - нет, питались они чужой жизнью в плане ее проживания
сознанием - всем тем, что протекало через разум и сердце туземцев. Местные
жители, таким образом, являлись для чужих чем-то вроде верховой скотинки, на
которой они беззаботно резвились на пастбище сего наилучшего из миров. Или,
прибегая к другому сравнению, туземцы были своего рода батискафами,
погруженными в пучину и даже отданными на волю ее течений - однако все,
происходящее с ними в этой пучине, доносились наверх и доставалось чужим.
Худшей несправедливости и рабства более отвратительного нельзя было и
придумать: жизнь-то со всеми ее горестями и глупостями жили одни, а плоды
ее, то есть все уроки и вообще все ценное и новое, что можно было извлечь из
этого, пожинали чужие. При этом сами они были избавлены от необходимости
страдать и напрягать свои бесценные силы, а уж тем более, упаси Боже,
раниться и погибать физически. А поскольку ни одно нормальное существо в
любом из миров никогда бы добровольно не приняло такую кабалу, то
маломальское приближение к пониманию положения дел было чужими - с
проститутской помощью братца Куфты - основательно затруднено, а у иных
мискар и мускаров так и вовсе заблокировано. Средств для того было изыскано
великое множество, но главным, как заключил капитан Кэфта, оставались две
вещи - вперед всего, порабощение через разделение на полы, детище любимого
брата, а к этому чужие добавили еще крайне любопытную встройку: так
называемую личность. Ее наличие у каждого из разумных обитателей планеты -
прочие существа от подобной напасти были избавлены - вело к тому, что каждый
мускар или мискара считали себя уникальным и неповторимым творением - и
конечно же, самым главным и лучшим из созданий. Понятно, на уровне чистого
рассудка далеко не все держались таких убеждений и признавали, что вот
такой-то умнее, а такой-то одаренней, а этот и вовсе главный начальник его
страны, которого надо слушаться и бояться. Но это было всего лишь внешнее
суждение ума, а вот в самой глубине своего сознания каждый мускар был
зацеплен прочно внедренным представлением, что он - главное сокровище
вселенной, а раз так, то обязан себя беречь и ценить, а еще утвердить в
качестве такого главного сокровища среди остальных мускаров и мискар. Ну, а
поскольку далеко не каждый из обитателей преуспевал в подобном
самоутверждении - собственно, за всю историю планеты по полной программе это
не удавалось никому, то понятно, что преобладающим настроением туземцев было
разочарование собственной неполноценностью и обида и раздражение в адрес
прочих.
Если добавить к этому, что с легкой руки братца Куфты вся общественная
жизнь мускаров и мискар представляла собой, для взгляда зоркого и знающего,
этакое гигантское совокупление, сверх-групповое, то можно представить, что
за мирок получился в результате. Само собой, в центре его культуры культура,
Ги... ну, это вроде свода сочинений, которое общество пишет само о себе...
ну как зачем - должно же оно давать своим членам какое-то представление о
мире, в котором они обитают... да, верно, Эко, получается еще одно зеркало,
можно сказать и так... ну, конечно, кривое... и чужих не показывает... для
чего оно и требовалось правильно ты проницательна как всегда сестренка В
центре культуры находился, конечно же, миф про мускара и мискару - да
собственно, и повседневная жизнь туземцев вертелась преимущественно вокруг
этого же. Миф этот можно было выразить одним словом: встреча - разумеется,
встреча мускара и мискары. Тем самым подразумевалось, что они с друг другом
почему-то разлучены, - и конечно, целью жизни для каждого было
повстречаться, то есть воссоединиться вновь. Обычно это воплощалось в
какую-нибудь любовную историю, когда молодой мускар добивался союза с
мискарой, преодолевая на своем пути различные трудности и происки врагов,
после чего они рука об руку устремлялись по жизни - то бишь, образовывали
брачный союз, занимались деторождением, устроением дома, накоплением
необходимых средств для содержания своего потомства и так далее. У
подростков, к примеру, были чрезвычайно популярны сюжетные сны на пленках,
где суть откровенно состояла в том, что сильный и отважный мускар на глазах
у какой-нибудь красивой беззащитной мискары совершает разные подвиги и
побеждает злодеев - а в награду он получал, разумеется, сердце красивой
мискары и доступ к производству потомства. К тому времени, когда капитан
Кэфта, то есть Дуг Шо подрос, в этих сочиненных снах беззащитная мискара
стала играть более активную роль - она уже не только пассивно восхищалась
подвигами своего будущего брачного партнера, но тоже сражалась со злодеями и
побеждала почти всех, кроме самого главного, который захватывал ее в плен.
Но тогда на выручку приходил отважный мускар, герой и супермен, и побеждал
злого мускара. Вот и получалось, что супер-мискара тоже герой, но все-таки
чуточку хуже, и одна, без отважного мускара, пропадет в этом жестоком мире.
Надо признать, рациональное зерно во всем этом было, и даже в самых
разных отношениях. Прежде всего, миф про встречу бессознательно вопроизводил
зачатие в его физиологическом плане, а ведь при зачатии именно женская
клетка оставалась на одном месте, призывая к себе мужскую с помощью
химических посланий, - ну, а мужской надо было проделать к ней не такой уж
близкий путь и опередить соперников, которых с мужским семенем вбрасывались
многие тысячи.
Естественно, мало кто из мускаров или мискар мог бы это вспомнить
сознательно, разве что с помощью психотропных веществ или особых
эзотерических практик.
Однако на уровне подсознания эта память жила в каждом и прорывалась в
том числе и в подобные сюжеты тамошнего искусства. Да что там искусство -
даже все спортивные игры у мускаров состояли как раз в том, чтобы загнать
шар в лузу или корзину, - в общем, в какую-нибудь символическую дыру, - а
выигрывал, разумеется, тот, кто закидывал в дыру больше мячей.
Но главное состояло даже не в этом - ведь мужские и женские энергии
большинства обитателей действительно были не уравновешены, и каждый чисто
энергетически так или иначе ощущал некоторую ущербность, а это не могло не
толкать его к поиску недостающего. Другое дело, что, сообразно программам
врожденным и внедренным, выправлять этот дисбаланс пытались исключительно
внешним образом - недостающее мужское получить через союз с мужчиной и
наоборот, а управлять внутренним течением своей энергии мускары даже не
пытались. Ну почему же, Ги, у них были духовные практики и учителя. Иные,
например, описывали все сказанное почти что теми же словами. И даже
достигали освобождения от произвола чужих. Но были и другие духовные
учителя. Такие, которые учили, что Верховное существо, Бог, обожает, когда
ради него убивают много людей. Один такой наставник, к примеру, подстрекал
своих последователей обматываться взрывчаткой и подрывать вместе с собой как
можно больше народу, а для этого требовалось застать их врасплох - придти в
какое-нибудь многолюдное место, в кафе или на вокзал, и всех поубивать
вместе с собой - да, да, и детей, и женщин, всех без разбору, - чем больше,
тем лучше, так учил тот, кого мускары именовали духовным вождем. Нет, Эко,
его не помещали в психолечебницу и не макали головой вниз в яму с
нечистотами. Его считали святым и поклонялись почти что как Богу - те самые
мускары, которых он сотнями отправлял крошить людей на мясо. Интересно, что
в делах обычных мускаров убийство себе подобных считалось за преступление и
великий грех, и казалось бы, если ради суетных человеческих целей запрещено
смертоубийство, то уж для целей божеских, высоких и чистых, оно и вовсе
исключается, но дело в том, что в этом обитаемом мире мышление было крайне
извращено, и сплошь и рядом происходящее объяснялось с точностью до
наоборот.
Вот и подобное учение считали не сатанинским, а духовным, великого
подлеца зачисляли в пророки, а послушных ему трусов называли воинами,
которые поражают врагов к вящей славе Господней. Дело даже не в том, что
мускары друг другу нарочно лгали - сам их разум был крайне лжив, и лживое
мышление было явлением повсеместным ну да, своего рода сумасшествием оно и
являлось, а считалось, конечно, - по законам сумасшествия - вполне
нормальным.
Вообще, как убедился капитан Кэфта, мускарам очень нравилось поставить
над собой какого-нибудь людоеда, и чем больше он их угнетал и убивал, чем к
большему пресмыкательству приводил своих подданных и подчиненных, тем больше
он ими прославлялся. Раболепствующим мускарам это давало возможность считать
своего людоеда великим, а его величие переносить на самих себя. Причиной
тому служила все та же встройка, агент самомнения, ведь ее оборотной
стороной было великое одиночество - каждый был вынужден отделять и выделять
себя среди прочих, но поступая так, он оказывался один среди всех и один
против всех. А вместе с этим одиночеством он страдал еще и от сознания своей
малости и ничтожности, ведь как мускар ни тешил себя мнимыми достижениями,
он не мог не видеть, что против огромного мира он букашка и песчинка, жизнь
его длится какие-то мгновения, а сам он никому не нужен и никем не любим.
Когда же такой мускар с толпой себе подобных оказывался - вместе с
остальными - в порабощении у людоеда, то чувствовал хотя бы какое-то подобие
общности, - ну, как же, ведь он такой был уже не один, и в чем большем
ничтожестве находился сам, тем более великим ему казался его людоед, а это
позволяло забыть свою собственную мгновенность и ничтожность, потому что, не
сознавая того, мускар-букашка в глубине души отождествлял себя с людоедом и
ставил на его место.
Разумеется, кроме этих моментов осознания, а точнее - подсознания, свою
роль играл и оборот энергии, запущенный в общественной жизни мускаров. Как
уже было сказано, социальность мускаров представляла собой этакое
сверх-групповое совокупление, и в тирании верховного людоеда вполне
отчетливо прослеживался аспект сексуального обладания. На плане коллективной
энергетики верховный людоед
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг