Александр Гейман
Виртуоз куннилинга
Поздним вечером к чекисту Меркулову неожиданно заглянул Лаврентий
Павлович Берия.
- Не тормошись, Меркулов, - успокоил он, - я так, сигаретку выкурить.
Берия закурил, сел задом на стол и рассеянно глядя в потолок спросил:
- Меркулов, ты когда-нибудь куннилинг делал?
А Меркулов не раз делал куннилинг, но не знал, что это так называется,
и поэтому тупо переспросил:
- Чего?
- Я вот тоже не знал, - вздохнул Берия. - Это, слушай, бабе языком -
ну, это, - муську... Понял, да? Хочешь, расскажу, как я эти дела узнал?
Меркулов изобразил на лице внимание. И Лаврентий Павлович, поблескивая
своим пенсне и куря сигаретку за сигареткой, рассказал ему историю
интимного, а вернее - интимно-государственного содержания.
- Слушай, Меркулов, только поклянись, что никому не расскажешь, - дело
величайшей секретности. Атомная бомба рядом с этим - тьфу, семечки. А
рассказать, слушай, тоже кому-то хочется, не все же в себе такую тяжесть
носить, верно? Ну вот, слушай, несколько лет назад было, Коба говорит на
Политбюро:
- Предлагаю обсудить дополнительный пункт повестки дня.
Какой? - спрашиваем. А Коба, слушай, одно слово - гений всех времен -
он что говорит: надо, мол, серьезно подойти к тому, чтобы увековечить
память творцов светлого социализма. Ну - все за, единогласно. Коба по
кабинету походил и продолжает: предлагаю, говорит, запечатлеть каждого из
наших государственных деятелей в каком-нибудь монументальном полотне. По
утвержденному списку и с утвержденным сюжетом. Ну, опять голоснули за.
Предлагаю, говорит Коба, для товарища Ворошилова такой сюжет: "Нарком
Ворошилов проверяет охолощенность жеребцов в вверенных ему Вооруженных
Силах". Ворошилов, слушай, обиделся чего-то, стал доказывать, что ему, мол,
такой сюжет не подходит - но ты же Кобу знаешь? Он только глазами сверкнул
и спрашивает: ты что же, Клим, против линии партии идешь? Поставили на
голосование - все за, Ворошилов воздержался. Потом вождь для Молотова сюжет
представил - я бы, слушай, никогда не догадался, - "Товарищ Молотов
разъясняет работницам фабрики "Красная Заря" постановление ЦК о
недопустимости метеоризма во время проведения политзанятий". Все опять за,
Молотов - воздержался. А Коба походил ещё по кабинету и говорит: предлагаю
начать монументальную живопись с наркома товарища Берия. Почему с меня? -
говорю. А товарищ Сталин и пошутил: вдруг, говорит, помрешь скоро - как же
тогда донести до потомков твой светлый образ? А сюжет какой? - спрашиваю.
- Как ты думаешь, какой? - внезапно спросил Меркулова легендарный
нарком.
Меркулов только развел руками. Л.П.Берия вздохнул, покачал головой и
продолжил:
- "Академик Лепешинская уличает наркома Л.П.Берия в невладении
основами куннилинга". Я-то, слушай, и не знал ни про какой такой куннилинг
- думаю, это что-нибудь из биологии, мичуринские опыты какие-нибудь. Взял,
знаешь, да и проголосовал со всеми за. Ну, в контору приехал, спросил
кое-кого - слушай, - ну, мороз по спине продрал. Это что же, думаю, у этой
старой дуры я буду п... сосать? И чтобы меня в таком виде для потомков
выставили? Скажи, ну, обидно же, а? Стал Кобе звонить: так и так, товарищ
Сталин, недоразумение получилось, из-за личной скромности не могу себя
увековечить. Коба и слышать ничего не хочет - не спорь с линией партии. И
то сказать, сам ведь голосовал, а теперь отказываюсь - глупо, слушай. Ну,
приезжает ко мне личный конвой с предписанием приступить к натурным этюдам.
Хрен ли делать - поехал. Говорю - давайте к Налбандяну по пути завернем,
пусть он рисует, я других портретистов не признаю. Позвонили Кобе,
согласовали - он не против. Забрали Налбандяна - Меркулов, какой он
странный человек, а? - ознакомили его под расписку с секретным
постановлением Политбюро, так и так - нет, все не верил. До Лепешинской все
с разинутым ртом ехал и глаза выпучил, да, - наверное, думал, его
разыгрывают.
Входим, Лепешинская уже неглиже, покрывалом накрылась, ну, Налбандян
мольберт установил. Я спрашиваю: товарищ Лепешинская, вы понимаете, что
сюжет подразумевает раздельное местоположение меня и вас? А Лепешинская,
стерва, даром, что ли, самому Лысенке очки втирала, сразу и вскинулась: вот
и видно, товарищ Берия, что вы и впрямь не освоили основы куннилинга,
потому что при нем раздельное местоположение совершенно исключено, я
говорит, ещё раз убеждаюсь в гениальной прозорливости вождя товарища
Сталина, что он так мудро выбрал тему для живописного шедевра! Да,
Меркулов, не прошел номер - пришлось, слушай, встать на четвереньки да и...
знаешь, какие ощущения? Хочешь, расскажу?
Меркулов вновь неопределенно пошевелил руками. Л.П.Берия почмокал
губами, лицо его приняло мечтательное выражение, и он погрузился в
сладостные воспоминания.
- Совсем не думал, слушай... Мой язык таял в блаженстве... Седые
жесткие волосы товарища Лепешинской приятно покалывали мои десны... Ее
хриплые стоны сладкой волной ударяли мне прямо в мозг... "Вот оно, счастье,
каким наслаждаются праведники в раю", - подумал я, едва не теряя сознание
от полного упоения.
Лаврентий Павлович остановился, снова почмокал губами, ещё раз
вздохнул и, закурив сигарету, принялся рассказывать дальше.
- Да, Меркулов, кому доводилось это испытывать - блаженнейший из
смертных... Одно, знаешь, мне не нравилось - никак не могла эта грымза
преподавательские свои замашки оставить, слушай, ну, совершенно нечуткая
женщина. Ей бы что-нибудь ласковое сказать, а она все по сюжету: как вы
держите язык, товарищ нарком Берия, глубже, глубже... в общем, все
чем-нибудь недовольна, да. Мне уж тут китайские коммунисты, я попросил,
одну книжку перевели, подарили - "Дао любви" - ну, слушай, по учебнику все
делаю - и все равно ей не угодишь. И еще, слушай, что плохо, - Налбандян не
выдерживал, - армяне, они что, все что ли такие слабонервные, как ты
думаешь? - ему рисовать надо, а он возьмет да свалится на пол. Я ему
говорю: ты, может, питаешься плохо? - он отвечает, - нет, товарищ нарком,
это я от избытка чувств.
Ну вот, а потом, Меркулов, - и чего это на меня нашло? - ошибку я
сделал. Думаю: как же так, у меня ведь жена, надо ей объяснить, совестно,
слушай, - получается, изменяю, да? Вот как-то собрался с духом и говорю:
слушай, жена, серьезный разговор к тебе. Я тут теперь езжу к товарищу
академику Лепешинской, клитор ей разрабатываю, но ты не думай, я тебе не
изменяю, мы с ней Налбандяну позируем для картины, это у нас партийное
поручение такое. Ну, знаешь ведь - женщина, она как понесла на меня, ай,
Меркулов, - никогда такого не было. Я говорю: позвони Кобе, если не веришь.
Она звонит: так и так, товарищ Сталин, мой... ну, она меня нехорошо
назвала, - говорит, что у Лепешинской клитор сосет, что ему это партия
поручила. А товарищ Сталин ей: а зачем же товарищ Берия раскрывает своей
жене важную партийно-государственную тайну? Короче, Меркулов, поняла она
все, но ты понимаешь? - потребовала, чтобы мы с Лепешинской позировали
Налбандяну при ней. А то, говорит, я тебя знаю - ты на куннилинге не
остановишься, а про другое в сюжете нет, так что я за тобой сама пригляжу,
чтобы разврата не было.
И стала она на этюды со мной ездить - понимаешь, Меркулов, ну, не в
кайф, совсем не то стало, а? Лепешинская свои указки дает, жена тут же над
душой стоит, Налбандян сопит, как чайник, проверяющие из ЦКК заходят - ну,
интимное же дело, а? Я уж говорю Налбандяну - ты закругляйся со своими
зарисовками, - ну, он через пару раз сказал, что ему эскизов хватит.
Лаврентий Павлович сделал паузу, лукаво блеснул пенсне и спросил:
- Как по-твоему, Меркулов, что из всего этого получилось? Из нашего,
знаешь, дао любви с Лепешинской?
- Картина, наверное, - осторожно отвечал Меркулов.
- Слушай, ясно, что картина... Я про другое - ни за что не
догадаешься, Меркулов... Знаешь, что у Лепешинской выросло? А знаешь, на
сколько? На десять сантиметров, во как, понял? А у меня, ты посмотри...
И товарищ Берия широко открыл рот. Не веря своим глазам Меркулов
увидел, как оттуда высовывается - нет, не язык, а... самый настоящий
фаллос! Вот это да!
А Л.П.Берия горделиво пошевелил туда и сюда тем, что раньше у него
было языком, и доверительно сообщил Меркулову:
- Я теперь сам себя балую, понял? Никаких девочек не надо, да? Это ещё
что, Меркулов! Я тебе сейчас такое покажу... Слушай, закрой глаза на
минуту.
Закрывший глаза Меркулов услышал, как звенит пряжка ремня, а затем
что-то горячее мокро облизало ему ухо. Непроизвольно отодвинувшись,
Меркулов открыл глаза - и обомлел. У его стула со спущенными штанами стоял,
торжествующе ухмыляясь, Лаврентий Берия, и меж ног его, перед самым лицом
Меркулова, свешивался широкий, красный и слюнявый... язык!!! И Меркулов,
подобно слабонервному Налбандяну, икнул и мешком повалился на пол.
P.S. На секретном заседании Политбюро наркому Л.П.Берия за разработку
клитора товарища Лепешинской была присуждена закрытая государственная
премия.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 22.03.2008 18:20
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг