озирался по сторонам в недоумении - несущие из-за двери тяжкие
стоны вскоре привлекли его внимание. Он узнал голос аббата и
решительно толкнулся в двери, но те оказались заперты.
- Аббат! - встревоженно окликнул граф. - Что с вами?
- О! О! О! - стонал несчастный аббат Крюшон.
- Аббат! Отоприте дверь! - звал граф. - Что с вами
делают?.. Держитесь! Я здесь!..
Но из дому неслись одни только стоны.
- Сейчас, аббат! Я спасу вас! - вскричал благородный
граф, сообразив наконец, что над аббатом учинено какое-то
чудовищное насилие.
Он всем телом ударился в дверь, но та устояла. Тогда граф
- 50 -
разбежался получше и всей тяжестью тела прыгнул на дверь. Та
распахнулась, как вовсе не была заперта, и граф полетел в
темноту. Он налетел на что-то мягкое и не очень ушибся, но все
же из-за падения на какой-то миг потерял сознание. Очнувшись
через миг, граф ощутил, что лежит на чем-то мягком, а вверху
меж тем послышались голоса.
- Ты смотри-ка,- удивлялся кто-то,- попку ему целует!
- Любит,- ленивым шепотом отозвался другой.
- Ну, ясно, любит,- согласился первый голос,- только
чего же он тогда на любови-то своей по столице ездит?
- А ему, вишь, так слаже,- со знанием дела объяснил
второй. - Терзает-терзает да и помилует - дескать попка ты моя
попка, хочу - казню тебя, хочу - взасос целую!
Вверху появился свет, и граф, подняв голову, увидел
стоящего с лампой А Синя и его слугу. Внизу же, под лицом
графа, обнаружился неприкрытый зад аббата Крюшона, в который,
падая, и уткнулся так неудачно благородный граф Артуа. Аббат
со стоном выговорил ему:
- Да слезьте же с меня, мерзкий граф, о нас могут
подумать дурное!
Отпрянув, граф Артуа вскочил на ноги и сообщил:
- Мы тут упали в темноте...
А Синь со скверной улыбочкой мелко закивал. Не тратя
время на пререкания с этим вселенским скептиком, граф Артуа
накинул на обнаженный зад аббата сутану и участливо
осведомился:
- Аббат, что с вами случилось? Вы не ушиблись? Почему вы
не встаете?
- Я,- простонал несчастный аббат Крюшон,- я...
прищемил... между ступеньками... яйцо!.. О-о!..
Так вот чем, оказывается, объяснялись его ужасные стоны!
Аббата с помощью слуги вызволили из плена - плена, более
прочного, нежели тот, в который попал граф, когда беседовал с
императрицей в будуаре и угодил рукой в капкан. Едва
поднявшись на ноги, аббат Крюшон опрометью кинулся по лестнице
в свою комнату, всхлипывая и не желая выслушивать никаких
извинений и объяснений графа.
- Понимаете,- рассказывал граф А Синю,- тут кто-то
проделал с аббатом скверную шутку - привязал его к шарабану,
заткнул рот кляпом и заставил исполнить роль рикши. Я со спины
не узнал аббата, а он, вероятно, думает, что я ехал на нем
нарочно, и сердится теперь.
- Сю-е-е-та сю-е-ет... - пропел А Синь своим ехидным
тоненьким голоском.
У графа уже не оставалось сил, чтобы возмутиться его
недоверием. Он поднялся в свою комнату, рухнул в кровать и
уснул мертвым сном.
И однако же, приключения этого фантасмагорического дня
еще не совсем закончились. Среди ночи граф проснулся от шума
на улице. Шумели, как он сообразил, подгулявшие дигамбары.
Окно его комнаты почему-то было открыто настежь, хотя граф,
ложась, его не открывал, и голоса отчетливо различались.
- Да я, братцы, пивка... - говорил кто-то голосом
императора,- пивка я, братцы, сам всегда со всей душой... Вы
думаете, я эту мочу люблю?.. да обрыдла она мне... а пивка...
ну вот всегда... - и император икнул.
- От давно бы так! Любо!.. - отвечал нестройный хор
дигамбаров. - Да еще пей, чего стесняешься!..
Послышались глотающие звуки, кто-то отчаянно икнул,
кто-то всхлипнул, и голос императора сообщил, вновь всхлипнув:
- Эх, мужики!.. Знали бы вы... Меня ведь - без ножа меня
зарезали сегодня... Захожу, а она мне: карды-барды... Как ведь
ножом по сердцу полоснуло меня это карды-барды... Эх!..
Послышался гомон и смех.
- А это не графа ли французского окно, что к твоей женке
под подол лазит? - спросил кто-то.
- Оно самое! Здесь он,- подтвердил хор дигамбарских
голосов.
- А давайте тогда графу под окно нассым! - предложил
кто-то. - Пущай знает!
Послышались изобильные журчащие звуки, и кто-то проорал:
- Эй, граф! Выходи с императором на дуэль - кто кого
перессыт!
- Того и женка будет! - добавил другой, и все загоготали.
- Эй! - горланили подуглявшие дигамбары. - Граф! Эй!
Выходи!
- Да спит он, отрубился,- сказал кто-то из них.
- Да ни хрена не отрубился,- пьяно опроверг другой,-
просто выйти к нам ссыт!
- Он нас ссыт, а мы ему под окно ссым! - сострил кто-то,
и все снова загоготали.
А граф, действительно, не собирался выходить к этой
пьяной толпе. Вряд ли кто мог его услышать, но на всякий
случай он крепко закрыл глаза и стал громко сопеть, изображая
сонное дыхание.
- Эй! Граф!.. - не унимались гуляки.
- Да не слышит он! - наконец порешили они. - Столько икры
съел - конечно, теперь в полном отрубе.
Голоса стали отдаляться. Где-то на грани слышимости еще
раз прозвучало:
- Меня ведь... я пивка... как ножом по сердцу...
карды-барды...
- И граф наконец действительно отрубился.
* Александр Гейман. КРАХ ТРАНСАЗИАТСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ *
(вставной цикл из романа "Чудо-моргушник в Некитае")
1. ОТЧЕТ ПОЛКОВНИКА ТОМСОНА О ПРИЧИНАХ ПРОВАЛА ТРАНС-
АЗИАТСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ
...В начале июня экспедиция под моим началом достигла
Кашанского плоскогорья, сразу за которым начинались области
Некитая. До сих пор все шло благополучно, но проводники пре-
дупредили меня, что в этих местах шалит Жомка. К моему вели-
кому сожалению, я тогда не внял их предостережению, тем бо-
лее, что никто не мог вразумительно объяснить, в чем же сос-
тоит опасность. Вскоре нам встретился какой-то американец,
который назвал себя Джимом Драккером. По его словам, он тоже
направлялся в столицу и попросил разррешения присоединиться
к нашему отряду. Я согласился, так как не испытывал в этой
связи никаких опасений. Надо признать, в незнакомце, безу-
словно, было нечто располагающее. Это в полной мере испытали
остальные члены нашей группы, так что Джим быстро со всем со-
шелся. В особенности же он сблизился с рядовым Ходлом, испол-
нявшим обязанности повара, и, как это ни удивительно, с дву-
мя монахинями, сопровождать которых в Некитай было одной из
задач экспедиции. Сестры принадлежали к ордену Святой Терезы
и предполагали основать в Некитае религиозную миссию.
Уже на второй или третий день выяснилось, что наш новый зна-
комец и есть легендарынй Жомка. "Какую угрозу он может нес-
ти? Чем вызваны эти нелепые слухи?" - недоумевали мы все.
Жомка - а все стали его звать только так - сам, по его сло-
вам, всю жизнь страдал от притеснений и несправедливости.
Уже в первый вечер у костра он задал мне вопрос: "Полковник,
вам не доводилоcь бывать жертвой мужеложства?" Я решил,
что Жомка шутит и ответил в тон ему: "Пока нет." "А вот мне
приходилось,"- совершенно серьезно сказал Жомка и, всхлипы-
вая, поведал о том, как подвергся где-то у себя на фирме на-
силию со стороны своего директора. Эта история вызвала к не-
му всеобщее сочувствие. Сестры Анна и Франциска немедленно
объявили его мучеником и, как они выразились, взялись "скра-
сить страдальцу его существование". До тех пор монахини ве-
ли себя крайне строго, и я был поражен, заметив, какие воль-
ности они позволяют Жомке. Теперь каждое утро начиналось с
их визгов - это Жомка, выследив, куда удалились сестры, ки-
дался на них на обратном пути, распуская свои руки самым не-
пристойным образом. Через неделю он и вовсе стал ночевать у
них в палатке, причем звуки, исходившие оттуда, были весьма
недвусмысленны. Я попытался объясниться с монахинями, но по-
терпел неудачу. Сестры меня же обвинили в распущенном вооб-
ражении и утверждали, будто проводят ночи в благочестивых мо-
лениях. "Он мученик! Он святой! Как вы смеете!" - кричали
они. Я был вынужден отступиться. Вскоре после этого и повар
перебрался в палатку к монахиням, но, честно говоря, я пред-
почел посмотреть на это сквозь пальцы. Худшее, однако, еще
только начиналось. Во-первых, Жомка, подружившись с поваром,
вошел в большую силу, и стоило кому-нибудь заслужить его не-
удовольствие, как повар самовольно снижал виновнику довольст-
вие, обосновывая это каким-нибудь надуманным предлогом. Я на
себе испытал чувствительность этой меры. Во-вторых, Жомка,
прекрасно знавший местность, время от времени выменивал в
окрестных селениях что-нибудь из вещей членов экспедиции на
спиртное. После этого происходила почти в открытую безобраз-
ная попойка. Когда я попытался призвать Жомку к ответу, он
предложил мне участвовать в их оргиях. "Франциска за мной,-
сказал он,- ну, а Анной Ходл поделится, он парень добрый!"
"Это исключено,- у меня жена",- твердо отказался я. "Э! Да
ведь она далеко в Лондоне! Кто ей станет рассказывать?" "Не
так уж далеко, я оставил ее в нашей миссии в Лахоре",- имел
неосторожность проговориться я. Жомка пробурчал что-то вроде
"Твое счастье, майор" - он всякий раз понижал меня в звании,
когда был на меня сердит. Хуже всего, однако, оказалось рас-
стройство пищеварения, которое не замедлило обнаружиться у
Жомки. Каждый день он в самое неподходящее время удалялся в
кусты, где проводил по часу и долее, причем, требовал, чтобы
экспедиция останавливалась и ждала его. В этом с Жомкой луч-
ше было не спорить, в чем нас убедил инцидент с сержантом
Липтоном. Последний в одну из таких остановок отказался ра-
зыскивать для Жомки "какой-нибудь листок побольше, вроде ло-
пушиного". "Гляди, Липтон, не обоссысь ночью!" - крикнул из
кустов Жомка. На следующее утро брюки сержанта были совер-
шенно мокрыми. "Что, Липтон, мама не сводила сделать пи-пи,
да?" - с вызовом заметил Жомка. Ясно было, что это его рабо-
та. Сержант Липтон схватил винтовку, и только неожиданное
проворство Жомки спасло ему жизнь. Сержант поклялся, что при-
стрелит засранца, если тот посмеет снова примкнуть к экспеди-
ции. Ни истерика монахинь, ни недоброе выражение лица рядо-
вого Ходла не действовали на сержанта. Остальные тоже были
по горло сыты Жомкой, и склонялись к тому, чтобы поддержать
Липтона. Увы, общей решимости хватило ненадолго. Ночью Жомка
- он продолжал следовать за экспедицией в отдалении - поднял
такой вой и скулеж, сетуя на свою несчастную долю, что не бы-
ло решительно никакой возможности уснуть. Утром повар Ходл
объявил, что у нас вышло все продовольствие и без помощи Жом-
ки достать что-либо будет невозможно. Сестры Франциска и Ан-
на визжали, будто их режут, а затем набросились на несчаст-
ного сержанта и исщипали его так, что он превратился в сплош-
ной синяк. Кстати, брюки Липтона вновь были мокрыми. Измени-
лось настроение и у остальных - теперь все осуждали Липтона
и требовали, чтобы он принес Жомке извинения и привел его об-
ратно. Сержант крепился полдня, затем махнул рукой, заревел,
и ушел в горы, откуда пришел уже с Жомкой. Надо сказать, что
после этого инцидента между ними установилась самая тесная
дружба, и сержант поддерживал Жомку во всяком его начинании.
Нечего и говорить, что возвращение Жомки было отпраздновано
самой безобразной пъянкой, причем, праздничный стол ломился
от "пропавших" продуктов. Глубокой ночью Жомка вломился ко
мне в палатку и потребовал, чтобы я сделал на сержанта Липто-
на представление к награде. "Парень ошибся, но нашел в себе
мужество исправить ошибку! Разве он не заслуживает ордена?"-
приставал Жомка. По моему мнению, все мы в этой экспедиции
заслужили награды, и чтобы отвязаться, я обещал ходатайство-
вать об этом*... Теперь Жомке уже никто не перечил, и путь
_________
* за героизм, проявленный в Трансазиатской экспедиции, сер-
жант Липтон по особому повелению королевы удостоен ордена
Бани
экспедиции проходил без больших неприятностей, если не счи-
тать такими совершенно несусветные, какие-то отвратительные
истории, которыми время от времени нас потчевал Жомка. То он
рассказывал, как в его компании какой-то ученый проводил ис-
следования, испуская под нос клеркам кишечные газы, то его
друг вступал в противоестественное общение с обезьянами...
Когда до столицы Некитая оставалась неделя пути, Жомке взбре-
ла на ум новая прихоть: он стал убеждать повара, что тот до-
лжен укусить некитайского императора. Сержант Липтон поддер-
живал Жомку, но повар не соглашался:
- Да нет же, Жомка, я на такое не способен!
- Да ты пойми, чудак,- втолковывал ему Жомка,- это тебе
только кажется, что ты не способен! Люди часто и не подозре-
вают, какие в них скрыты способности! Что тут хитрого? Коне-
чно, император сидит на троне и его охраняет гвардия, но
ведь никто и не говорит, что надо действовать напролом! Ты
подкрадешься к нему, делая вид, что хочешь облобызать его ту-
флю, а потом вскочишь, вздернешь его с места - так, чтобы
оторвать от трона седалище, да и вцепишься ему в ляжку! Он и
глазом-то моргнуть не успеет! У тебя получится, я знаю!
Но повар Ходл отговаривался тем, что у него шатаются пе-
редние зубы и он не сумеет укусить как надо. Липтон было вы-
звался добровольцем, но Жомка отклонил его за ненадлежащий
прикус. В конце концов он пришел ко мне:
- Рядовой Ходл не в состоянии выполнить миссию, у него
шатаются зубы. Вы, как глава экспедиции, должны взять ее за-
вершение на себя и лично укусить некитайского императора!
Я кое-как уразумел, что Жомка говорит серьезно и, разу-
меется, отказался.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг