Из-за портьеры также беззвучно, как остальные, перед этим вышел человек
без подбородка, архивариус Ваги и положил перед Рэбой папку.
- Слушай, - оживился Румата, - если тебе смазывать салом подбородок,
тебя же нельзя повесить... Колоссально, - и он стал показывать, как
архивариус вываливается из петли.
Рэба хихикнул.
- Все, - крикнул он и вскочил.
- Вы, кролики! - заорал Румата и вскочил тоже.
Захлопали отдушины под потолком.
- Ты что же не рассказал, - Румата схватил архивариуса за ухо, - что
для меня арбалеты... Может, хочешь посмотреть, -это уже он обращался к
Рэба, - я здесь завшивел...
Он замахал рукой, призывая арбалетчиков под потолком:
- А ну, давайте по вшам.
Но отдушины тихо закрылись.
Когда Румата посмотрел на Рэба, тот опять беззвучно шевелил губами,
уставившись в стену, будто говорил с кем-то.
- Так вот... на спасение растлителей душ вы потратили не меньше трех
пудов золота... - Рэба махнул большим пальцем перед открытым ртом, достал из
коробочки монету и крутанул на столе. - Человеческие руки не в силах
изготовить металл такой чистоты. Дьявол - да. Человек - нет.
Рэба опять взял и понюхал старый арбалет.
- Это не арбалет, это похлебка стухла, - участливо сказал Румата, -
потом, вы сами пованиваете... Страшно, я вас понимаю...
- Не слишком, - вскинулся Рэба, - у вас сто восемьдесят шесть дуэлей, и
ни одного убитого... Кости, уши... Кстати, только в аду можно научиться
таким приемам боя...
- Уши тоже больно, - назидательно сказал Румата.
Тонкий поросячий визг не дал Румате договорить. Оборвалась и упала
портьера, в кабинет с огромной быстротой на четвереньках вполз лекарь с
разбитой головой, лже-Будах со слов Рипата.
- Я... короля, - это был не крик, а визг убиваемого животного. - Мне
заменили горькую соль... - Он попытался втиснуться под стол, но влетели
монахи и за ноги выдернули его.
Огромная рука прицепила на место портьеру и дверь захлопнулась.
- Ушей тебе мало, - заревел Румата.
"Сейчас или никогда, - билось в голове, - сейчас или никогда..."
Вся подготовка закончилась, теперь только вперед.
- Где Будах? Настоящего Будаха сюда, пес... Или я сейчас исправлю про
дуэли...
- Ах, дон Румата, - Рэба из последних сил пытался держаться, - на что
вам Будах? Он вам родственник, или как?
- Ты дурак, Рэба, ты же знаешь про меня в три раза больше, чем
говоришь... Ты никогда в жизни не брался еще за такую опасную игрушку...
Перед тобой такая горячая яма, которая тебе не снилась... Впрочем, все твои
страшные сны - это я.
Очевидно, Румата попал.
Рэба тоже стал страшен. Он попытался кричать, но слова не складывались
в предложения, он только брызгал слюной.
- Как пиявку... Никого не боюсь... - Рэба побежал, сорвал гобелен и
распахнул тяжелые слюдяные окна.
Тяжелый гобелен захлестнул его, и Рэба выбрался из него, как из кокона.
Румате бешено хотелось подойти к окну, он догадывался, что там. Но он
сел в свое скрипучее кресло и кинул ногу на ногу.
- Бам, - дурашливо сказал он, имитируя удар колокола в коридоре.
- Мы еще не знакомы! Позвольте представиться, - Рэба отбросил ногой
гобелен, - наместник ордена на арканарской территории, боевой магистр
Запроливья и прочее...
- Вздор, - заорал Румата, - ты плевок на моем сапоге... Игрок орехами
на базаре... И согласись с тем, что ты сам это знаешь... Ты - ничто...
Заруби себе на обоих ушах: я согласен тебя терпеть, но научись упрыгивать с
моей дороги.
Румата взял миску с протухшим хлебовом и, перевернув, вытряхнул
содержимое на пол. Загустевшее хлебово шлепнулось удивительно громко.
Дон Рэба быстро и просительно заулыбался. Из носа у него от напряжения
потекла кровь. Он говорил, втягивая ее, и вытирая шапкой Кусиса, и торопя
слова:
- Я мечтаю об одном - чтобы вы когда-нибудь были при мне. Может, вы -
сын бога.
- Незаконный, - погрозил ему пальцем Румата.
Рэба не знал, точнее, побоялся понять.
- Я впадаю в ересь... Я даже не пытаюсь заглянуть в пропасть, которая
вас извергла. Вы стремитесь к какой-то цели, мне непонятной...
- Ладно. Я устал, - сказал Румата, - берите вон перо и пишите, чтобы
мне отдали Будаха...
Рэба кивнул, полез в какой-то ящик, достал два бронзовых, под золото,
браслета. Один надел на руку Румате, другой, полегче, сунул ему в карман.
- А цель, по правде сказать, - Румата потянулся, - вымыться в горячей
воде.
Только теперь он перекинул ноги через стол и пошел к окну.
За пеленой дождя в серое небо поднимались дымы пожаров. На мокрой
площади перед дворцом чернел неподвижный огромный квадрат - тяжелые монахи в
рясах, боевых сапогах и плоских касках в неправдоподобно точном строю.
- Смиренные дети ордена высадились сегодня в арканарском порту, - шипел
сзади Рэба.
Когда Румата вышел на улицу, дождя уже не было, повсюду капало.
Сильнее, чем обычно, кричали вороны, и поднималось сразу несколько столбов
дыма, черного, какой бывает только при пожаре. Напротив крыльца во дворике
охраны короны сидел здоровенный немолодой монах, сапоги стояли рядом, ноги
монах держал в тазу с водой. Рядом на скамейке лежал хлеб и стоял кувшин.
- Хочешь молока, дон?
С Руматой так никогда не говорили здесь. Ни "вы", ни поклона. Как
крестьянин крестьянину. Что-то мешало Румате идти, какой-то знакомый звук.
Он даже в ухе ковырнул и, ковырнув, повернул голову.
Рядом с крыльцом вдоль стены стояла длинная, таких он и не видел,
виселица. На ней - повешенные, как плащи в гардеробе в казарме.
Оттуда этот звон. Румата спрыгнул с крыльца, прошел несколько шагов и
уткнулся в Гура с его колокольчиками на плечах. А на голове серебро из
рыбьей чешуи. Да и у всех такое же серебро, только многие обмочились.
Висели все дворцовые люди. В нижнем белье. Большие руки Гура были как
раз на высоте лица Руматы. Румата тронул руку Гура. Тот повернулся, тронул
соседа, повернулся на своей веревке сосед - Вага Колесо. Вот уж судьба
свела. Глаза у Ваги открытые, в них застыл страх. Заскрипела веревка и опять
перед Руматой две спины. А подальше опять лицо и рука, навсегда сжавшая
туфлю с помпоном.
Прошлепал монах, поднял с земли небольшую женщину, дал ей несколько
шлепков, как дают детям, и понес за ворота, что-то укоризненно внушая.
Загрохотало, подъехала телега. Вчерашний мужик шел рядом, как-то
враскорячку и также враскорячку поклонился.
Румата запрыгнул в телегу, и они поехали из дворика.
Улица была пустая. Румата лег и закрыл глаза. Телега остановилась
резко, Румата открыл глаза - в грудь ему упиралось копье. Он посмотрел
наверх по копью. Конный монах молча глядел на него сквозь прорези в железном
забрале.
Румата сплюнул, вытащил руку из-под головы и перехватил копье, но копье
не далось, передвинулось наконечником на позолоченный браслет и ушло вверх.
- Во имя святого Мики, - пробормотал монах. Их было двое одинаковых
конных. Другой, такой же, старался достать копьем деревянную фигурку
веселого чертика под карнизом крыши.
В окне второго этажа мелькало белое от ужаса лицо хозяина. Здесь улица
поворачивалась, по ней шли несколько человек, в поднятой руке каждый нес по
деревянной табличке. Монах на лошади вел дона на веревке. Это был Тамэо, до
сих пор со вчерашнего пьяный.
- Как я рад, - закричал он, увидев Румату.
Он попытался изысканно, как полагалось, поклониться, но помешала
веревка на шее...
- Я вижу, вы тоже в канцелярию. Табличку потерял, - пожаловался он, - а
так... Вы заметили, как сладко и вольно дышится в освобожденном Арканаре...
Мы - молодая аристократия... И цены на вино упали вдвое...
Телега поехала быстрее, и дон Тамэо пропал.
Еще поворот. По краю мостовой - ободранные, голые по пояс, привязанные
тоже за шеи к длинным деревянным шестам, бежали Серые. У большинства почти
нет лиц - грязь, склеенная потом и дождем. Рты и глаза кажутся черными
дырами. Шесты несут Серые, такие же голые, те, что подлиннее. И всего один
монах в охране. Хоть бы на лошади, да нет, пеший. С каким-то хлыстиком. Вот
бежит, задыхается, Серый, очень жирный, голая грудь, как у женщины. А вот и
Рипат. С зажатым в руке платочком, встретился с Руматой выпученными глазами
и не узнал. А вот последний из Серых, совсем мал ростом, семенит на
цыпочках, напряженно вытянувшись, чтобы петля не захлестнула его.
Еще поворот. Даже возница притормозил телегу.
Там впереди Веселая башня. Туда и Серые. Сама же башня и все вокруг
напоминало ад, каким его изображали дальние предки. Телеги, телеги с
молчаливыми людьми. Просто очереди - люди с жердями на шее и без. А вокруг
дымные, с высоким огнем поднимаются в гору кострища. Из огня высокие
обугленные столбы. И плохо слышный оттуда визг. Такие звуки люди издавать не
могут. А высоко, выше дымов, кружат, кружат вороны, потом все вдруг закрыла
высокая телега, груженная свежими аккуратными дровами.
- Пшел! - бешено крикнул Румата, ткнув лошадь зонтом и ударив мужика в
нос. Телега рванула, и Румата успел выхватить свежее полено и засветить им в
голову сидевшему на облучке той, другой телеги, мужику. И, обернувшись,
увидел, как и телега, и дрова заваливаются в канаву.
В канцелярию Румата вошел со звуком, с которым Гаран побеждал
язычников. Удар сапога в дверь, лязг двух мечей и свист. Он встал в дверях,
уперев руки в бока и широко расставив ноги. Канцелярия оказалась небольшим
душным и смрадным залом, в нем два обшарпанных стола, заваленных, чем
полагается. Списки, кожаные гнилостные папки, флаконы с красками, писчие
палочки и перья. Два чиновника ордена в потертых черных мундирчиках с
нарукавниками. И с тряпочками на груди, для протирки перьев. Тут же длинная
очередь. Бледные потные лица, но все разодеты как на бал, чтоб чиновники
считались. И уставилась эта очередь на Румату, как на новую беду.
У первого стола топтался благородный дон Кэу. Он спесиво вдувал мокрые
от пота усы. Но пот все равно стекал сверху из-под шляпы и завитых волос.
Румата пошел вглубь ко второму чиновнику.
- Кэу, Кэу, - бормотал второй чиновник, ведя огромным грязным ногтем по
списку на пергаменте.
- Снимите шляпу, - произнес сзади бесцветный голос.
Румата бешено обернулся, посчитав, что речь идет о его обруче, но речь
шла о железной в узорах шляпе Кэу с парадными перьями.
- Род Кэу имеет привилегии носить шляпу в присутствии королей... -
пытаясь сохранить остатки достоинства, забормотал Кэу и с тоской поглядел на
Румату.
- Никто не имеет привилегий перед орденом, - тем же бесцветным голосом
произнесла спина чиновника.
Кэу крякнул и шляпу снял. Румата положил огромную свою ладонь в боевой
рукавице на все эти палочки, перья и пергаменты.
- Дон Румата Эсторский, - Румата сплюнул в баночку для краски, - вы
такой жирный, отец, а мне как раз надо бы смазать двери...
- Кэу, Кэу... - продолжал бормотать чиновник, - Королевская, 12... -
вдруг крикнул он, - за поношение имени... - он поднял вверх палец, - три
дюжины розг по обнаженным частям с целованием ботинка, представленного его
преосвященством... Лишнее оставьте здесь на скамье... Здесь не украдут, и по
коридору... Там найдете. Следующий...
Дон Кэу опять крякнул и пошел. Видимо, он многого насмотрелся за
сегодняшнее утро.
- Дон Румата Эсторский, - вдруг заорал над ухом чиновник, теперь он
стоял, - улица Котельщиков, 8... За заслуги перед орденом удостоен золотым
браслетом и соизволением выбрать в личное имущество лекаря...
За спиной чиновника была дверь с засовом, и он пошел ее открывать.
Румата засунул руки в ящик, где лежали железные браслеты, похожие на тот,
что дал Рэба, прихватил, сколько мог, рассовывая по карманам, и пошел в
дверь.
За дверью была темнота, и в темноте какой-то голос негромко сказал:
- Фика, рыжий, мясник, - и засмеялся.
- Кто? - рявкнул Румата.
Но ответа не было.
Румата толкнул следующую дверь и попал в длинный коридор. В коридоре
было много тяжелого ржавого инструментария, крепленного к дверям и стенам
камер, но давно уже никчемного. По коридору бежал мальчик верхом на палочке,
как на лошади, он засмеялся и исчез за поворотом.
И только тогда на Румату обрушились звуки. Кто-то плакал, кто-то
просил, кто-то взвизгивал с одинаковыми промежутками. Пахло испражнениями и
горелым мясом. Румата свернул за угол. Там еще коридор, в нем три монаха
лупили палками палача, полуголого человека в фартуке.
- А ну, отцы, - Румата побрякал золотым браслетом, -тащите-ка сюда
смотрителя. Где у вас старший?
- Зачем тебе старший? - неприязненно спросил высокий рябой монах.
Все помолчали.
- Превосходно, - сказал Румата и наступил тяжелым своим сапогом на шею
и голову палача, который пытался отползти.
Палач засипел.
- Ага, - сказал тот же самый в оспинах, - я им буду.
Румата еще придавил палача.
- Тащи-ка мне лекаря Будаха, мне его подарили.
Чуть глубже в коридоре стоял железный бак с кружкой для воды на цепи.
Полуголые грудастые недоросли в кожаных передниках на голое тело - ученики
Патриотической школы - таращились на Румату осторожными паучьими глазками.
Чем-то они были, один в один, бледные лесные поганки.
- Будах, Будах... - старший монах сунул руку под рясу и громко
поскребся, - Это который же Будах? Королевский отравитель... Так он уж на
костре, наверное...
- Вздор, вздор, - сказал Румата, выпучил глаза и уставился в глаза
смотрителю.
Один из монахов повернулся и, брякая ключами, побежал. Румата пульнул
ему в затылок железный браслет, попал и захохотал.
- Ты, дон, постой здесь в сторонке, - сказал смотритель, -и не
хулигань...
Он наклонился и стянул ногу Руматы с шеи палача.
- Когда жира много, накалять зубец не след, все равно остынет, -
прорвался голос от бака.
- Вот он Будах-то... - радостно закричал монах издалека, из открытой
двери камеры, - и ничего, не паленый... Кто сказал? Живой Будах-то...
Чудненький... Еще и тебя, дон, отравит...
Монахи заржали, но Румата их не слышал. В диких звуках этого коридора
слух давно уже выделял что-то, но что именно, Румата стал понимать только
сейчас.
- Цыц, - рявкнул он на монахов и в тишине пошел на этот звук, ударил
сапогом в дверь камеры и шагнул в полутьму навстречу не то реву, не то
крику.
В камере чадили какие-то жаровни, болтались крюки, пружины, вертела,
назначение которых Румата не знал. За кривым столиком сидел, заткнув
длинными тряпочками уши, сутулый чиновник. Лоснящийся от пота палач, почти
голый, в драном и пятнистом, будто салом пропитанном фартуке и в обрызганных
пересохших сапогах тащил железный прохудившийся бочонок, в котором горели
дрова, и через все это Румата увидел огромного Пампу, привязанного к ржавым
кольцам за руки и за ноги вниз головой. Длинные белокурые волосы его были
сожжены, борода тоже, из носа тянулась длинная загустевшая кровавая сопля,
аж до подставленного внизу противня. Барон был абсолютно гол. Он первым
увидел Румату и улыбнулся одновременно радостно и жалко. И тут же стал
кашлять, выплевывая в противень кровавые сгустки.
Румата аккуратно закрыл за собой дверь, подошел сзади к палачу,
аккуратно вынул один помпон, сунул ему в рот и хрястнул его висящим с
потолка железным кольцом по затылку. Палач охнул, охватил голову и сел в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг