маленькой и узкой, изъеденной морщинами головой и такой же тонкой шеей
странно сочетающимися с огромными узловатыми руками и такими же огромными,
будто литыми плечами.
Рядом за столом сидел казначей в слюдяных очках с баночкой краски на
шее, лицо у него было белое, почти лишенное подбородка, птичье.
Ни полутьма с глазами, ни человек за конторкой не обратили внимания ни
на грохнувшийся стул, ни на Румату, ни на Мугу.
- Выстребаны обстряхнутся, - продолжал человек за конторкой, и казначей
тут же переложил цветной камушек из одной кучки в другую. - А это двадцать
длинных хохорей, что?! - Он поднял маленькие без выражения и от этого
абсолютно беспощадные глазки. - Мне показалось, что Пига ловит таракана...
Это правда, Пига, сынок?!
- Не ловил я, Вага, - раздался из полутьмы бас. - Как можно?!
Вага покивал, по худеньким морщинистым его щекам потекли слезы. Он
вытер их грязным рукавом, из-под которого мелькнула дорогая кольчуга.
- Старею я, - он сморкнулся под конторку, - увидел и забыл, что в этой
мерзости томится благородный дон, которому и язык наш мерзкий не знаком, - и
Вага, кряхтя, согнулся в поклоне.
- Я знаю все языки, Вага, - Румата ласково засмеялся, - я знаю все
языки. Ты говорил на языке ночных воров, неразумные называют его вшивым, но
вошь благословил Гаран, она разрешает спать только усталым и продлевает
жизнь бодрствующим.
Румата ощущал враждебность полутьмы в тишине и в маленьких иногда
вспыхивающих от движения огня глазах. Знал, что будет, - сладкий азарт тащил
его, он поежился в духоте, пошевелил плечами, стянул к ушам золотой обруч и
"потянул блесну".
- Ты рассуждал о книгочеях, которые отдают все, что у них есть, чтобы
вы их спрятали. Орел наш дон Рэба платит вам медные монетки за обратное. Ты
же, Вага, велишь брать сперва у первых, потом у второго, что хитро.
Денежки - вот они, - Румата кивнул на камушки на столе казначея, - а
книгочей у Рэба, - Румата вдруг показал, как дергается покойник в петле, и
снова уставился на казначея. - Как он может есть без челюсти, или вы его
кормите через задницу? Вага, тебе не следует смотреть мне в глаза. Мое
происхождение, то, се...
Откинулась занавеска, на пороге стоял опухший мальчик с черным провалом
вместо рта, в полупрозрачном халатике. Повизгивая, он уставился в глаза
Руматы.
Румата крутанулся на каблуке.
- Я дал обет создать университет в самом Соане, - он поставил горящую
плошку на сиденье кресла. Бронза и камни заиграли странным чарующим
светом. - Вага, эта соанская штучка поможет твоему геморрою, отлично холодит
голый зад. Кстати, про геморрой орла нашего дона Рэба, - Румата сделал вид,
что задумался, - кто из вас, почтенные, видел орла с геморроем? Так вот... -
Дело шло к развязке, и эта развязка устраивала Румату, он опять крутанулся
на шпоре.
- Мне нужны пять, шесть книгочеев - на развод, один по имени Будах.
- Недешево обойдется, - тяжело улыбнулся Вага.
Румата в который раз удивился не клейму, не шрамам, не клыкам, а
глазам, чем-то не похожим на человечьи, на маленьком лице.
- Вообще-то я могу купить весь Арканар, вместе с вами всеми и вашей
конюшней, - он пощелкал пальцами в перчатке в сторону над головой, - но
запашок...
Арбалетный болт вылетел из темноты, как что-то живое, ударил Румату в
грудь, в тонкую белую рубашку, заскрежетал по ней, как по камню, осыпав
окружающих искрами, срикошетил в стену и отлетел на стол казначея, разбросав
там камушки. Остался утихающий стон пружины и запах сгоревшего металла.
Никто не поднялся, все так и сидели, кто на полу, кто на корточках. В полной
тишине Вага громко втянул соплю.
- Вот он Будах. Числится таковой, но пока не у нас, -пискливо почти
закричал казначей, баночка с краской запрыгала у него на груди, - ростом
плотен, лицом костляв... Так?
- Никогда не видел, - Румата почесался и стал хохотать наклонившись и
вытирая слезы балахоном сидящего рядом скрюченного от ужаса бандита. Потом
пронзительно свистнул, выдернул оба меча и, будто разминаясь, ударил толстую
отполированную столетием сваю, держащую палубу и все, что там на ней было.
Перерубленная свая осела, все заволокло пылью, и Румата пошел через эту
пыль, вовсе не обращая внимания на застывших или расползавшихся людей. Вага,
громко втягивая носом, схватил плошку-светильник и пошел следом.
- Колдун, - сказал за спиной Руматы осипший голос.
И такой же осипший голос Ваги поправил:
- Бери выше, сынок. Ой как выше, - и поперхнулся.
У следующей корявой сваи Румата постоял секунду, ударил правым мечом,
мгновенно невозможно для глаз повернулся, ударил слева и выше и осторожно
ткнул пальцем. Огромная колдобашка вывалилась из бревна, будто и не
составляла с ним никогда целого. В проеме мелькнуло белое, залитое потом
лицо с глубокой царапиной на лбу и трясущийся арбалет. Румата мягко провел
мечом по плечу того, за столбом, по ноге до ботфорта, зацепил ботфорт
кончиком и дернул. Плюхнулась и потекла на пол моча.
Потерявший опору потолок осел и треснул. На улице рассвело, и солнце,
ворвавшись в комнату, образовало на полу, луже и каких-то камнях ярчайшее
пятно, нестерпимо ярко полыхнул и наплечник Руматы. В углу открылся круглый
странный предмет. Румата присел, дунул. Из-под пыли обнаружился морской
барабан с изображением галер. От сотрясения барабан тихо и грозно гудел.
- Все, - сказал Румата, - пошел спать, - и добавил, обращаясь к Ваге
так, как к тому не обращались много лет: Завернешь и отнесешь ко мне
домой, - и тронул барабан ножной.
Когда он шел к дверям, вернее, к черной тряпке, были слышны только его
шаги и неприятный звук колесиков шпор по дереву и камню.
Румата резко открыл глаз, потом второй. Внизу под окном слышны были два
голоса, потом женский смех. Румата откинул два тяжелых железных крюка,
оттолкнул ставни, ближние и дальние. Медные заклепки заплясали зайчиками.
Так же он толкнул окно. Румата сел на кровать, стукнул кулаками по глазам,
дернул веревку. Внизу ударил колокол, позади Руматы сорвались и закачались в
окне два черного дерева больших ируканских арбалета на пружинах. Румата
положил подбородок на кулак, как в детстве, и стал глядеть в открытое окно.
С пролива потянул ветер, приятно обдувая лицо.
Под окном была та же улица, широкая, залитая грязью -не перейдешь, с
глубокой колеей, где вода отражала небо. Чуть в стороне, в центре -
старинной работы колодец да каменная скамья, на ней о чем-то говорят,
говорят два маленьких толстых босых монаха. У колодца старинный каменный
столб. Напротив темные низкие закопченные дома, куча дров, открытый
дровяник. Куры и девочка с прутиком, рядом толстозадая рабыня в колодке и
раб-охранник в очень длинной кольчуге на голое тело. Булочник и раб тащат на
волокуше горячие хлеба. Еще дунул ветер с пролива, хлопнул ставень. Взлетела
с крыши стая птиц. Монахи сразу посмотрели на окно, будто в глаза Руматы.
Грум-грум-грум. Тяжелые сапоги Руматы из грубой желтой варварской кожи
с золотыми шпорами в виде вертящихся звезд на медных полуосях - по каменным,
истоптанным поколениями плитам дворца. Сырым, провонявшим аммиаком и гнилью.
Как ни странно, Румата любил эти утренние обязанности при дворе. Про
себя он называл это посещением обезьянника.
В глубине ниши торчала конная статуя прародителя предыдущей династии,
нынче осужденной за небожественный настрой мысли. Здесь пристроился на
корточках старый вельможа. Оруженосец держал золоченый в камнях меч тоже с
колесиком и стопку лопухов. Тут же, заглядывая вниз, суетился слуга. Все
трое, не мигая, уставились на него.
- Благородный дон, - сипел, не стесняясь своего кряхтенья, старик, -
этот Арата оказался сгустком болотного тумана. Если вынести святые мощи, он
исчезает и остается пьяное мужичье...
- Всегда был уверен, - Румата бросил слуге розу.
И дальше. Мимо, мимо.
Грум-грум-грум.
Слева дон Тамэо - молодой аристократ из провинции. Вокруг него
аристократы - дворцовые умники. У слуги дона Тамэо под курткой бурдюк с
трубочкой. Румата прикладывается. Все в восторге, дон Тамэо не может
остановиться:
- Аристократия, - он машет рукой, - дух страны, и власть обязана
слиться с ней в прозрачном единении...
- Да, - крикнул кто-то уже за спиной Руматы.
Ярко горит уголь в низких жаровнях, парит вода в медных тазах. Кипяток
черпают потные Серые, шпарят. Морят вонючих гнусов-кровососов.
Грум-грум-грум.
Пар к потолку. Из пара опять большая ниша с необыкновенно красивым,
невесть как сохранившимся витражом. На камнях, покрытых соломой, мальчик с
огромной головой - принц - и маленькая, похожая на девочку, кормилица с
огромной грудью. Рядом несколько донов и ослик в попоне.
Мальчик кричит, боится ослика.
Румата встал на одно колено, протянул мальчику маленький золотой рог на
цепи. Принц схватил, дунул. Кормилица с тоской, не отрываясь, смотрела на
Румату, будто просила о чем-то.
Грум-грум-грум. Мимо, мимо.
Прямо у ниши Румату ждет Гур, похожий на голодающего маршала, не
сдавшего свое войско, - придворный поэт. На плечах у Гура нашиты крупные
золоченые колокольчики.
Мокрая пакля в остывшем растворе от кровососов смазала Румату по лицу.
Рука взлетела сама, не в перчатке, слава богу, Серый офицерик вместе с
паклей на палке вмазался в стену. Из носа, как ягоды, крупные капли крови.
Румата положил руку на меч, но зря.
- Благородный дон Румата, - крикнул офицерик, - вчера вы разрубили
чучело в двойных соанских доспехах с одного удара, - он показал от макушки,
на сколько хватает длины руки. - Я-то устоял...
Он зачем-то показал руку, на которую натекла кровь из носа. Голова у
офицерика не брита, как у остальных, длинные льняные волосы до плеч.
- Так почему я плохой поэт? - Гур взял Румату за перевязь для мечей,
колокольчики на плечах нежно забрякали.
Скверный ответ ему был заранее сладок, он даже прикрыл глаза.
- Отвратительный, - и Румата двумя пальцами снял его руку с перевязи.
Гур с улыбкой кивнул. Но прямо ему в ухо взвыл новый рог принца.
Принц с огромной головой ехал на шее маленького толстого вельможи на
ослиной попоне и пронзительно гудел в уши всем встречным.
Румата за ними шаг в шаг. И в сторону - к болезненного вида серому
офицеру.
Офицера аж свело, так ему нужен Румата. Он тощий и унылый. С длинным
узким носом и тощей сморщенной шеей из широкого воротника.
- Дон Румата, - прошипел Рипат, пытаясь сунуть под нос Румате розу, -
во дворце Вага Колесо с доном Рэба в лиловых покоях... Невероятно.
Он облизнул губы, сплюнул в кулак, посмотрел туда и незаметно вытер
ладонь о грязную колонну:
- Невероятно...
- Вы имеете в виду... Но ведь он исчезает, если показать святые мощи.
- Никто не исчезает, - мрачно сказал Рипат, - ни Арата, ни этот... Я
думал, вам интересно...
Он стал кашлять.
- Это невозможно, - вдруг с тоской выдавил он.
- Ах, как интересно... Но с высоты моего происхождения. -О своем
происхождении Румата сказал неприязненно и подумал, что хорошо бы запомнить
эту интонацию.
Ударил барабан, взвыли трубы, уже не детские, и простуженный голос
трогательного в пуфах старичка прокричал:
- Их величество готов вновь видеть вашу преданность.
А голос совсем близко, продолжая начатое, произнес:
- Покажи-ка, красавица, где заноза... - и захохотал, как залаял.
Толпа двинулась к распахнутым дверям, кто-то из донов упал,
споткнувшись о таз, и закричал, но на него не обращали внимания. К Румате
протиснулся Гур и опять взял его за перевязь. Оркестр заревел, и Румата
подумал, что такое количество странно уродливых, будто накачанных жиром и
одновременно болезненных лиц с сыпью и красными ртами до того, как стать
тем, кем он стал, он мог видеть только во сне.
И, подумав так, он повернулся, чувствуя прилив бешенства, которого так
боялся в себе. Схватил Гура за воротник, затащил рывком за грязную во мху
колонну и, видя прямо перед собой бледное испуганное лицо, тихо и раздельно
произнес:
- "Быть или не быть?" - и еще несколько строк "Гамлета", уже закрыв
глаза.
Он открыл их одновременно с Гуром. Они смотрели друг на друга, как в
детстве, будто натворили что-то страшное.
В пустом уже коридоре бухнул барабан, и дребезжащий голосок
церемонимейстера прокричал:
- Министр охраны короны, орел короны, светлейший дон Рэба!
С того места, где они стояли, был виден быстро идущий по пустому
коридору, отдувающийся на ходу дон Рэба. Большую крестьянскую голову он
выставил вперед, и оттого тяжелый золотой орел отвисал и бил его по животу.
У дверей он уже почти бежал. Двери распахнулись, и Румата с Гуром на
цыпочках устремились следом за Рэба. Оттолкнув гварцейца и трубача, Румата
успел втиснуться в королевскую спальню и втянуть за собой Гура. Сейчас важно
было не обратить на себя внимание, и Румата проволок Гура за собой. Король
был виден через лысые в прыщах головы придворных, полуодетый, с обвисшими
небритыми щеками и тяжелым больным животом.
- Кто это написал? - прошипел Гур. От бега он задохнулся и жевал
губами.
- Я, - Румата ткнул себя кулаком в грудь, хамски улыбнулся и, кривя
плечом, грубо расталкивая придворных, пошел вглубь, все также скрываясь за
головами.
Король опирался на две позолоченные и поцарапанные полутрости,
полудубины. Толстые монахи пытались поддержать его за локти. Ноги у него
были голые, и каждый шаг доставался с мучением. Он остановился у маленького
столика, за которым ел принц. Над принцем нависла кормилица с огромной
грудью. Приготовленной веревочкой король попытался померить его большую
голову. Принц широко и ясно улыбнулся. Это была улыбка впавших в детство
стариков или дегенератов.
- Не стала меньше?
- По-моему, стала, - прошелестела кормилица.
Король кивнул и потащился обратно к большому ложу, ножки которого
стояли в разных тазах с водой. На кровати горой - роскошное драное одеяло и
крошечные нечистые собачки, поднявшие при подходе короля бешеный лай. Рядом
с кроватью замешкался начальник Серых рот полковник Нан. Два монаха начали
массировать королю ноги.
Неожиданно король ударил монахов коленями по подбородкам, запустил
кувшином вина в голову Рэба, промахнулся, залив все вокруг. Хлоп-хлоп-хлоп,
в разных участках стен и под балками потолка откинулись отдушины. За ними
каски, черные отполированные ложа арбалетов.
- Где Арата? - не то завизжал, не то закричал король. - Теперь он,
оказывается, мираж... Да?! А рудники вчера спалил... Серого мужичья
понапихали во дворец... Ты кто? - король отвел клейкую парусину от блох и
ткнул палкой в полковника Нана. - Мясник? Лавочник? И в спальню короля...
Кто впустил... После пятнадцатого поколения... И то... Неожиданно очень
ловко он ударил палкой куда-то в нижнюю часть живота Нана, а когда тот,
взвизгнув, согнулся, тяжелым позолоченным набалдашником стал бить по голове,
в ухо, в лицо, опять по голове.
Было слышно, как ломаются кости. Из уха Нана хлынула темная кровь. Два
лакея схватили Нана за ноги и поволокли к дверям. Тот был еще жив, по дороге
зацепился рукой и поволок ночной сосуд из-под ложа.
Король успел доковылять и ткнуть палкой в кисть. Перебитая кисть
разжалась, Нана выволокли. Другие лакеи стремительно замыли кровавое вонючее
пятно.
Король выдохнул, как после тяжелой работы, и внезапно успокоился.
Тихо запели монахи, и к ним присоединился один из инструментов
оркестра.
В центр опочивальни выскочил Гур, резко поднял руку, как-то вывернув ее
в кисти, и начал читать, почти выкрикивая.
- Велик и славен, словно вечность, король, чье имя Благородство...
Также тихо присоединился оркестр. Гур видел, что король не слушает, и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг