- Как фамилия предпринимателя?
- Гаврилов. Он через неделю должен приехать, - повторил Попов.
Гаврилов был человеком Калины и держал несколько ресторанов в
Смоленске. Впрочем, это мог быть и однофамилец, хотя... У Гаврилова не было
никаких особенных причин для того, чтобы действовать инкогнито и его приезд
через неделю был вполне реальным событием. Почувствовав, что появилась
интересная ниточка, Гусев, несмотря на свои мрачные мысли, вновь проявил
интерес к разговору и предложил:
- Давайте присядем. У меня и пиво с собой есть.
- Давайте, - охотно согласился Попов.
- Только вот открыть нечем, - виновато развёл руками Вячеслав.
- А если бутылка об бутылку?
- Вот так точно не надо - половина пива выльется! - возразил Гусев,
вспомнив, как он залил документы на столе Романенко, открывая пиво именно
таким способом. - Сейчас я лучше о скамейку открою.
Пиво легко удалось открыть и Гусев, протянув одну бутылку Попову,
сделал из своей несколько осторожных глотков. Пиво было холодным, да и
торопиться было особенно некуда - предстояло побольше разузнать о
предпринимателе Хренковиче и его предстоящем визите. Колбасу и остальные
продукты Гусев решил оставить себе, вытащив лишь один пакетик с солёными
орешками.
Попов, почувствовав интерес к своей персоне, буквально на глазах
преобразился, расправил плечи и теперь говорил, не умолкая, обвиняя всех и
вся во всевозможных грехах.
Домой Гусев пришёл лишь около четырёх вечера. Пообедав и просмотрев
свежую прессу, Вячеслав, почувствовав странную тяжесть в ногах, решил
присесть и... тут же уснул.
Проснулся Гусев уже глубокой ночью. Сразу же после пробуждения к нему
вновь вернулся страх, дремавший днём где-то глубоко в подкорке. Что-то было
не так. Первое время Вячеслав никак не мог сообразить, что же произошло на
этот раз, но постепенно стал чувствовать, как что всё сильнее начало
сдавливать ему уши.
Это была тишина. Абсолютная и полная тишина. Весь мир стал немым. И
вместе с тем эта тишина, казалось, состоит из сотен писков и высоких звуков,
хотя Гусев ничего не слышал в обычном понимании этого слова. Писки скорее
были внутри его головы.
За окном появилось какое-то свечение. Гусев посмотрел в сторону окна и
с ужасом проследил за тем, как в оконном проёме вновь, как и предыдущей
ночью, показалась луна и, быстро проплыв по небу, скрылась за правой
границей окна. Гусев подбежал к окну и выглянул на улицу. Машин не было
видно, но дорогу вновь прочертили странные, продольные световые полосы,
напоминающие следы автомобильных фар на фотографиях с большой выдержкой.
Вячеслав посмотрел на окна квартиры, с хозяйкой которой он разговаривал
сегодня утром по телефону. Неожиданно оба окна её квартиры мигнули подряд
несколько раз. Гусев протянул руку к стоящему неподалёку торшеру и тоже
несколько раз включил и выключил свет. Окна в квартире напротив погасли и
больше не зажигались. Зато зажглись другие окна и не только в доме напротив,
но и во всех окружающих домах. Гусев вновь зажёг свет и сразу же взглянул на
большие настенные часы и его вновь охватил ужас - минутная стрелка вращалась
с той же скоростью, с какой обычно вращается секундная. Было уже без
четверти пять. Затем пять и почти сразу же - половина шестого. Гусев
заворожено следил за циферблатом. Он не хотел верить своим глазам, но...
минутная стрелка всё так же упрямо и безжалостно бежала по кругу.
"Весь мир сейчас живёт быстрее! Весь мир! Или... Или медленнее? Это уже
вторая такая ночь. Что происходит?" - мучительно размышлял Вячеслав.
Приближался XXI век. До нового 2001 года оставалось совсем немного и это
лишь усиливало то гнетущее и вселяющее ужас ощущение окончательной и
бесповоротной потери знакомого мира, которое появилось у Вячеслава
предыдущей ночью. Он несколько раз ловил себя на мысли, что ему хочется
проснуться и всё, что происходит вокруг - просто длинный, кошмарный сон.
Гусев взглянул на часы. Минутная стрелка теперь шла гораздо медленнее.
Ещё через некоторое время её движение стало почти незаметным и, одновременно
с этим, мир вокруг Вячеслава вновь стали заполнять звуки. Вначале они были
пищащими и очень высокими, словно кто-то невидимый прокручивал магнитофонную
ленту гораздо быстрее, чем это было нужно, но постепенно звуки приобрели
своё обычное звучание. Затикали настенные часы, отчётливо залаяла собака,
выведенная кем-то из хозяев на утреннюю прогулку, послышался шум
проезжающего мимо дома автомобиля.
Теперь всё только что происшедшее начало казаться Гусеву наваждением.
"Возможно, я серьёзно болен, но... Что-то здесь не так. Это не похоже на
болезнь. Да и поломанные двери и выбитые в управлении стёкла слишком реальны
и никак не тянут на галлюцинации. Выходит, что ночью я живу гораздо
медленнее, чем окружающий меня мир. Поэтому мне и удалось увидеть движение
луны по небу. А днём? Большую часть дня всё шло нормально. Но вот перед
обедом.., - Гусев чувствовал, что отсутствовал вчера утром в управлении не
менее часа, когда ходил в гастроном на улице Ленина, а по всем часам он
потратил на покупку пива и продуктов и возвращение назад не больше минуты. -
Значит, днём уже наоборот - я живу быстро, а весь остальной мир медленно. И
ещё одно - все ускорения и замедления времени идут не скачками - всё же
есть, хоть и очень короткий, постепенный переход. Если всё это повторится и
сегодня - значит это всерьёз и надолго. Если же нет..."
Гусев выключил торшер и вновь лёг в постель - можно было полежать ещё с
полчаса. Но спать больше не хотелось, и Вячеслав продолжал размышлять:
"Предположим, что я всё же болен. Некое незнакомое, полукоматозное
состояние, когда при приступе, который, например, бывает только ночью, резко
замедляется обмен веществ, и я впадаю в частичный анабиоз. Допустим. Это
хоть как-то может объяснить, что происходит со мной ночью. Однако объяснить
то, что было вчера в управлении перед обедом с такой точки зрения
невозможно. Совершенно очевидно, что никакое ускорение обмена веществ не
может привести к тому, чтобы заболевший человек на виду у всего магазина
вынес пиво и колбасу. Таких скоростей передвижения человека просто не может
быть!
За окном вновь раздался шум падающей с крыши капель, с дребезжанием
разбивающихся о металлический карниз окна. "И зима подстать всему, - подумал
Гусев и неожиданно его поразила странная догадка. - А что, если я и в самом
деле свихнулся и все эти медленные ночи и быстрые дни - не более, чем
галлюцинация, бред моего воспалённого мозга? Можно ли это как-то
опровергнуть?"
На первый взгляд предположение о собственном сумасшествии логически
опровергнуть было нельзя, но всё же, в конце концов, Вячеслав убедил себя в
том, что для бреда или галлюцинаций всё происшедшее слишком уж похоже на
действительность, ничем от неё не отличается и, прямо говоря, скорее всего
этой самой действительностью и является.
Пронзительный звон будильника ненадолго отвлёк Гусева и тот, вспомнив,
что с вечера не подготовил, как следует, противогаз, лихорадочно поднял его
с пола и принялся укладывать в валяющийся тут же подсумок - вчера Вячеслав
уснул как раз в тот момент, когда собирался его уложить. Проверив бирку со
своей фамилией, прочно прикреплённую к лямке подсумка и убедившись, что
клапан для дыхания в порядке, Гусев быстро затолкал подсумок с противогазом
в вещмешок.
Наскоро приготовив завтрак, состоящий из двух яиц, сосиски и кофе,
Гусев взял вещмешок и отправился на остановку "четвёрки" - утром троллейбусы
всегда ходили лучше автобусов и трамваев.
Всё окружающее - дома, машины, лица людей, было слишком обыденным, и
Вячеслав вновь погрузился в свои размышления: "Если это всё же не болезнь,
то... То мне нельзя больше делать столько ошибок. Я сделал слишком много
ошибок... Слишком много ошибок! Совершенно дурацкие и никому не нужные шутки
с переносом и обменом шапок. Пиво, продукты и, конечно же, разбитые двери и
окно в управлении. Слишком много ошибок - надо быть осторожнее. Если узнают
о том, что со мной происходит, то...". Гусев плохо представлял себе, что в
таком случае произойдёт, но почему-то был абсолютно убеждён в том, что ему
лично огласка не принесёт ничего хорошего. "Или в психушку отправят, или
начнут изучать, как подопытного кролика", - подумал Вячеслав и решил
сегодня, в случае повторения игры времени, вести себя куда более осторожно и
осмотрительно.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
УПРАВЛЯЕМОЕ ВРЕМЯ
На стрельбы выехали на учебный милицейский полигон. Как и предполагал
Вишневецкий, на стрельбы приехал сам Мухин, срочно возвратившийся из Минска.
Полковник был явно не в духе и ко всему придирался, но пока всё проходило
более-менее благополучно - из "Макарова" отстрелялись неплохо, из карабинов
с оптическим прицелом и того лучше. Вишневецкий, похоже, был доволен, но не
подавал вида, чтобы не раздражать Мухина. Оставались АКМы.
Вячеслав не любил стрельбу из автоматов, потому что одиночными у него
обычно выходило неплохо, а вот при стрельбе короткими очередями он всегда
был в худшей половине управления.
На исходную вышли вместе с Романенко. Не доходя метров десяти до
площадки для ведения огня, Гусев споткнулся и едва не пропорол себе ботинок
о какую-то ржавую железяку, торчащую из-под земли.
- Твою мать! Не могут полигон в порядок привести! - выругался Вячеслав
и озабоченно осмотрел пострадавший правый ботинок.
Каблук остался целым, но на его кромке, обращённой вовнутрь, зиял
надрыв с полсантиметра глубиной.
- Ну, как, Слава - всё в порядке? - озабоченно спросил Романенко.
- Всё хорошо - пошли, - кивнул Гусев.
Вячеслав нервничал - приближалось то же время, когда вчера произошло
общее замедление.
Во время первого выстрела Вячеслав дёрнулся и пуля, скорее всего, ушла
в молоко. Приклад больно ударил в плечо. Гусев скорчил гримасу от досады и
боли: "Словно пацан, впервые взявший в руки оружие! Надо взять себя в руки!
Надо успокоиться!" Но и второй выстрел, видимо, тоже прошёл мимо. После
третьего Вишневецкий сообщил результат:
- Гусев - семь. Романенко - двадцать пять. Очень плохо! Гусев, что с
тобой?! Ты с будуна, что ли? Мало того, что у вас в кабинете чёрт ти что
происходит, так ещё и на стрельбище бардак! Смотри - не проспи очередь!
"Пошёл ты!" - мысленно выругался Гусев и вновь лёг на исходную. Нажав
спусковой крючок, Вячеслав тут же понял, что зря это сделал. Ему захотелось
остановить время, чтобы хоть немного отсрочить очередной промах. Тем более,
что к стреляющим направился Мухин, которого Вячеслав приметил боковым
зрением.
Неожиданно Гусев почувствовал лёгкое головокружение и разочарованно
посмотрел в сторону мишени. На его глазах прямо перед автоматом в воздухе
начало появляться медленно удаляющееся плотное тело. Ещё через мгновение
Вячеслав сообразил, что видит пулю.
Дико оглянувшись по сторонам, Гусев заметил, что, как и вчера, всё
вновь застывает, словно весь мир переходит на новое, медленное время по
мановению какой-то невидимой волшебной палочки.
Затем пуля и вовсе зависла в воздухе, почти прекратив движение.
Романенко замер, прицелившись стеклянными глазами в свою мишень. Мухин и
Вишневецкий застыли в десяти метрах от стреляющих в странных, вычурных
позах. Они оба выбросили вперёд ноги и опирались лишь на одну ногу каждый,
из-за чего напоминали цапель. Вокруг вновь было полное безмолвие. Жуткая
тишина давила на уши.
Гусев вскочил на ноги и сделал несколько шагов в сторону пули, висящей
в воздухе в каких-нибудь тридцати сантиметрах под землёй. Подойдя к пуле
вплотную, Вячеслав подхватил её ладонью и поднёс к глазам. Это казалось
странным, но он, чувствуя форму пули и её размер, совершенно не ощущал
температуры. Пуля не была ни тёплой, ни холодной, хотя, по сути, только что
вылетев из автоматного ствола, должна была быть горячей. Чтобы проверить это
наверняка, Вячеслав положил пулю на внутреннюю поверхность ладони и с силой
сжал её пальцами. Он чувствовал пулю, но температуры не было. Пуля, между
тем, показалась ему гораздо более тяжёлой, чем обычно. Гусев разжал руку, и
пуля осталась висеть в воздухе. Вячеслав осторожно, чтобы не обжечь пальцы,
потрогал автоматный ствол, но ничего не почувствовал. С силой сжав ствол
ладонью, он с изумлением понял, что понятие температуры совершенно
отсутствует в этом странном, застывшем мире. К чему бы ни прикасался Гусев -
к автомату, одежде или земле, он ничего не ощущал, как будто бы понятия
температуры не существовало вовсе. "Может, я просто потерял
чувствительность?" - мелькнула у Вячеслава догадка и он внимательно взглянул
на свою руку. Но кожа внутренней стороны ладони, которая соприкасалась с
автоматным стволом, выглядела совершенно нормальной и здоровой, а ведь в
случае простой потери чувствительности к теплу или холоду там неминуемо
должны были остаться ожоги.
Желая проверить, насколько изменилась его чувствительность, Гусев
несколько раз ущипнул себя за руку. Боль была обычной. "Странно. Значит, у
меня не было ожога, иначе я сразу же почувствовал бы боль. Может, ствол
холодный? Но... Этого просто не может быть - ствол не может быть холодным
после очереди", - подумал Вячеслав и только сейчас вспомнил, что стрелял
очередью и помимо пули, висящей сейчас в воздухе, должны быть и другие,
которые, возможно, ещё просто не успели вылететь из ствола.
Через некоторое время из ствола и в самом деле появилась ещё одна пуля.
Пуля выходила настолько медленно, что Вячеславу даже показалось, будто она
застряла на месте, закупорив ствол.
Гусев взглянул в сторону мишени. Некоторое время он колебался, затем
махнул рукой и пошёл вперёд. Подойдя к мишени, Вячеслав достал пулю из
кармана и в буквальном смысле слова приставил её к "яблочку". Пуля
совершенно свободно висела в воздухе точно напротив "десятки". Ещё раз
оглянувшись на застывшего на исходной позиции Романенко, Гусев посмотрел на
пулю и отправил её вперёд лёгким щелчком.
Как он и предполагал, пуля пробила мишень, словно та была сделана из
папиросной бумаги и поплыла дальше, в сторону защитного земляного вала.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг