друга, украшавшего любую пирушку. Вместо него я вижу человека, который
пришел к зубному врачу или к начальнику куратория обеспечения свободы.
Ха-ха-ха.
Иоскега замер, не донеся до губ бокала желтого итайского вина.
- Ну же, выпей и поделись со мной своими заботами.
Иоскега встряхнулся и заговорил довольно бодро: - Знаешь, Болт, я
действительно испугался, получив твое приглашение.
- Как можно бояться друга?
- Легба был нашим общим другом. Ты пригласил его. Совсем недавно - и
месяца не прошло.
- Легба - другое дело. Он якшался с сольниками.
- На ты мог бы...
- Не будем о нем. Дай-ка твой бокал. Вот так. Выпьем теперь за тебя.
- За тебя, Болт.
- Хорошо. За нас. Мы должны верить друг другу. Я, например, верю, что
ты мне поможешь.
- Я - тебе? Ты нуждаешься в моей помощи? - Иоскега поперхнулся и отпил
большой глоток вина.- Ты нуждаешься в помощи?
- Больше чем кто-либо другой.
- Не могу себе представить. Ты, Болт, ты - Цесариум,- не могу...
- Ну да, суровый и мудрый вождь, никогда не ошибающийся, знающий
единственно верный путь, ведущий корабль между Сциллой - сольниками и
Харибдой - улитками. Думаешь, я окончательно превратился в чванливого
идиота, размноженного старцами из куратория правдивого воспроизведения
действительности? Думаешь, я не вижу, что вместо любви и верности,
дружеского расположения и нежности мне подносят лесть и страх, ложь и
зависть, лицемерие и подлую, трусливую ненависть? Эти рожи, эти гнусные
рожи... И только Салима, моя Салима...- Болт помолчал, потом улыбнулся.-
Жаль, что нет Купки. Она любит малышку. И Салима ее помнит, помнит игру в
этого...- Болт поиграл пальцами.В паучка. "Паучок паутинку прядет, он к
Салимочке в гости придет". Так пела ей Купка. Забыл, что там дальше.
- "Он бредет вразвалку, ставит в угол палку..." - радостно подсказывает
Иоскега.
- "Скинул со спины мешок, а в мешке подарки".
И они продолжали вместе:
Из нитки тонкой - Нюкте попонку,
Из нитки средней - Няне передник,
Из самой толстой - Салимочке холстик.
Постелет на кроватку - Будет спаться сладко.
- Ведь девочка не помнит матери,- сказал Болт, помолчав.
Иоскега испуганно поднял глаза.
- Знаю, знаю, что ты думаешь. Жестоко разлучать мать и дочь. И прочее,
прочее, прочее. Ты-то должен понимать, что это была не прихоть тирана, а
трагическая необходимость. Катукара дала себя запутать улиткам. Стала
знаменем изоляционизма. Мне пришлось удалить ее - для ее же блага. Это была
жертва - тяжелая, вынужденная жертва. Моя вина, что я не обеспечил защиту.
Не предусмотрел, что эти мерзавцы, потеряв Катукару, решатся на убийство.
Помнишь слова Мутинги на суде? "Катукара должна была умереть, чтобы
всколыхнуть народ на борьбу с тиранией Болта".
- Не все верили в искренность этих слов Мутинги,- робко возразил
Иоскега.
- Напрасно. Мутинга был изобличен полностью. У него не оставалось
надежды. К тому же нельзя отказать ему в мужестве - он не просил пощады.
Продолжал грозить, зная, что его ждет смертный приговор.- Болт вдруг
замолчал, последние слова повисли над столом.- Оставим эту печальную тему.
Вернемся к тебе, Купке, малышу. Ты запомнил, что я жду вас к себе?
- С радостью придем, Болт. Ты знаешь, если бы ты... не удалился от всех
друзей так стремительно...
- Моя вина. И не пытаюсь оправдываться. Но я хочу все изменить. Я
вообще подумываю об отставке.
- Ты?!
- Мы с Салимой уехали бы в какое-нибудь захолустье,не замечая
восклицания Иоскеги, говорил Болт,- и тихо жили бы... Дом над рекой,
небольшой садик, огород. Иногда - не слишком часто - нас навещают друзья. Вы
с Купкой...
- Но как же так? Ты - основа, символ, вождь... Ты не можешь. Все может
заколебаться...
- Нет,- продолжал свою мысль Болт.- В этом плане есть изъян. Девочке
нужно живое окружение. Она захиреет наедине со стариком. Я мог бы послать ее
в Систему, поучиться. Может быть, даже на Землю. Как ты думаешь?
Иоскега молчал.
- Но кому передать все это? Вокруг - ни одной достойной фигуры.- Болт
поставил бокал и обнял себя руками за плечи. Тяжелый взгляд нашел уклончивые
глаза Иоскеги.
- Ты догадываешься, зачем я тебя позвал?
Иоскега страшно побледнел.
- Тебе никогда не хотелось стать?..
- Нет, нет, нет! Ни на мгновенье! Ни желания, ни самой далекой
мыслишки, клянусь!
- Ты говоришь так, будто в желании стать первым есть что-то постыдное.
По-твоему, я должен стыдиться своего места?
- Нет, нет!
- Своих поступков?
Иоскега издал сдавленный писк и замотал головой.
- Своих людей?
- Ни в коем случае!
- А вот тут ты перестарался. Они дерьмо. Потому я и не вижу среди них
своего- преемника. Есть достаточно умные, довольно изобретательные, весьма
распорядительные, но...
- Зачем тебе думать о преемнике?
- Но ни один не одухотворен идеей! Я знаю единственного человека на
планете, достойного воспринять мою власть и мою муку.
Иоскега отпрянул. Затрещал стул.
- Ты шутишь, Цесариум!
Болт посмотрел на него с удивлением.
- Ха-ха! О Боже, нет, мой милый. Не о тебе речь. Ты давно видел
Кунмангура?
- Ты же знаешь, как я живу. Разве могу я встречаться со Слугами? Кто
меня допустит к самому Кунмангуру?
- Придется тебе приблизиться к нему. Я хочу убедиться, что он достоин
моего выбора.- И после паузы добавил: - Кто лучше моего друга справится с
таким щепетильным заданием?
- Но Кунмангур и без того твой преемник по положению, второй человек на
планете, достойнейший Слуга, снискавший любовь...
- Я должен быть уверен, что сам он так не считает. Ты станешь его
искусителем. Призовешь спасти Лех от чудовищной деспотии Болта, от рабского
пути сольников и тупика улиток. И мы увидим, станет ли у него силы духа,
мудрости и благородства найти верную дорогу.
- Но почему я? И как?
- Потому что я тебя люблю и верю тебе. А как? Ты найдешь способ. Я
помогу.
- Кунмангур уничтожит меня!
- Не преуменьшай свои силы.
- Какие силы у простого чиновника куратория кадров?
- Огромные. Особенно у такого усердного чиновника, который штудирует
досье Слуг и, хотя не делает выписок, отличается превосходной памятью. Я
всегда тебе завидовал в школе. Стоило прочитать любую ахинею однажды - и ты
знал ее наизусть. Масса свободного времени. Да мы все тебе завидовали.
По лицу Иоскеги пробежала судорога.
- Знал? Ты знал? Болт, Болт! Не думай, я не умышлял против тебя.
Наоборот...
- Не мели чушь. Твои паршивые студенты начнут раскалываться один за
другим. Половина из них пишет регулярные отчеты для КОС. И в учебники
истории ты войдешь не как тираноборец, а как холуй сольников, торгующий
честью родины, жалкий предатель, падкий на мелкие подачки и льстивые
статейки газетчиков прогнившей и погрязшей в пороке и роскоши Земли. Или как
наймит улиток, стоящий на пути свободного развития великого Леха. Я подумаю,
кем тебя представить.
Внезапно Иоскега успокоился. Налил себе вина. Выпил полбокала.
- Со мной кончено. Я не стану вымаливать легкой смерти. Знай только, не
один я выучил эти досье. Не только у меня хорошая память.
- Знаю, мой мужественный и предусмотрительный друг. Знаю, что у Купки
прекрасная память и множество других достоинств. С ней все в порядке,
надеюсь? Ведь так она пишет милому Иоске?
- Я не получал от нее писем.
- Как! Она не сообщила, что они с малышом в безопасности, что приняли
их хорошо, что она положила записи в известное тебе место? Ты не получил
письма? Мне придется строго взыскать с моих людей за это упущение.
Иоскега застонал.
- Ты перехватил Свана? Проклятье. Все равно тебе не добраться до Купки.
Не посмеешь! Записи станут известны всем.
- Идиот! Думаешь, я боюсь твоих разоблачений? Да они мне на руку -
моего досье там нет, а этих давно пора менять. Впрочем, мне по душе, как ты
держишься. Но силу дает тебе не чувство правоты, нет. Уверенность, что твоя
жена и твой сын в безопасности. Так?
Иоскега молчат.
- А они здесь, в двух шагах от нас, за стеной.
- Лжешь!
- Ты думаешь, что Купка верна тебе и будет оплакивать твою мучительную
смерть, а она сама под мою диктовку написала письмо, которое тебе передал
Сван.
- Лжешь! - захрипел Иоскега.
Болт положил ладонь на край стола. Явился розовый горбун.
- Пусть войдут.
Лицо женщины было припухшим, пятна пудры лежали под глазами, на лбу. К
бедру жался рыжий мальчик лет пяти. Купка подошла к мужу и, упав на колени,
уткнулась в сиреневую ткань рубахи.
- Иоска! Нет мне прощенья. Не прощай меня. Я не смогла... Он... Он
грозил... его...- Она мотнула головой в сторону сына.Не могла я-а-а...-
Женщина завыла горько и тошно.
Иоскега одной рукой тронул волосы жены, другой привлек мальчика.
- Пощади ребенка, Цесариум. Ради своей Салимы. Они ровесники. Не губи
его, Болт.
- Как можно поднять руку на ребенка, сына моего бывшего друга!
Иоскега задохнулся.
- Ты не тронешь его, Цесариум? Слава тебе, великий и справедливый!
Женщина, не передо мной тебе следует стоять на коленях. Вот человек,
достойный поклонения! Он милостив и великодушен к нам, предавшим его! Он
щадит нашего мальчика. Он не причинит ему вреда. Благодари Цесариума,
Купка! - Иоскега полз к Болту, стараясь дотянуться до мягкого желтого
сапога.
- Будет тебе! - Болт снова нажал на край стола.- Уведите женщину и
ребенка. А теперь, Иоскега,- продолжал он,- теперь - к делу!
Иоскега стоял на коленях.
- У меня нет времени на уговоры. Вернемся к Кунмангуру.
- Так ты милуешь меня, Болт?
- Все зависит от тебя. Иди и думай. Как приблизиться к Кунмангуру, не
вызвав подозрения. Как сплести обширный, разветвленный заговор, во главе
которого он встанет. Чем больше Слуг привлечешь ты под знамена великой
борьбы с Болтом, тем длиннее и привольней будет твоя жизнь, жизнь твоей
женушки, жизнь твоего сына. Ровесника, как ты справедливо сказал, моей
Салимы. Иди!
Изображение погасло. Стало темно. Крупные звезды повисли над морем.
- У вас есть еще что-нибудь? - спросил Андрис.- Какие-нибудь записи?
- Почти ничего. Бессвязные обрывки официальной хроники. Салима - ей лет
тринадцать - въезжает на ейле в Зал изъявления воли народа Черепахового
дворца, и отец держит стремя, пока она слезает с седла. Сын Иоскеги
командует парадом Верных. Болт произносит речь перед воспитанниками приюта
"Надежда Леха" - детьми, отказавшимися от своих родителей - сольников и...
- Улиток? - догадался Велько.
- Улиток,- подтвердил Год.
-- Значит, все это снималось давно? Что с ними стало?
- Над Кунмангуром и большой группой связанных с ним крупных чиновников
различных кураториев был устроен показательный процесс. Несмотря на громкие
покаянные речи, все были казнены. Сохранил мужество лишь сам Кунмангур.
Говорили, что Болт приходил к нему в камеру перед казнью, обещал жизнь в
обмен на публичное раскаяние, но получил плевок в лицо. Иоскега возвысился.
Через год, однако, выяснилось, что он оклеветал преданного соратника
Цесариума Кунмангура и множество других достойных людей. Естественно,
Иоскега был судим и казнен. Когда пришли за его сыном, Купка перерезала себе
горло. Мальчик, однако, тогда уцелел: Салима вцепилась в него, и стражники
отступили. Цесариум распорядился сохранить мальчику жизнь. Подобно Моисею,
он воспитывался в доме Цесариума и в шестнадцать лет стал во главе
гвардейского манипула Верных. Позже Болт приказал удавить юного любимца
армии, после чего устроил погром среди офицеров, приписав убийство
начальника гвардии прокравшимся в армию...
- Сольникам? - ехидно спросил Велько.
- Не сольникам и не улиткам,- холодно ответил Авсей Год.-Их к тому
времени уже не существовало. Я думаю, их и раньше-то не было. На сей раз
удар был нанесен кадилыцикам - так назывались злоумышленники, которые
извращали и дискредитировали учение и практику правления Болта лицемерным и
неумеренным восхвалением. Тут Цесариум, видимо, оплошал. Поняв, что спасения
нет, недоеденные Слуги сами его сожрали. Торопливо, с костями и пуговицами.
Было объявлено, что Болт скоропостижно скончался. Великий траур пал на Лех.
- Когда это произошло? - спросил Андрис.
- Чуть больше двух лет назад. После пышных похорон слухи ходили разные.
Говорили, что Цесариум покончил с собой, бросившись с крыши дворца. Что
охрана скинула его со скутера, когда он летел над Сизым болотом к своему
охотничьему домику. Поговаривали даже, что он уцелел, бежал с Леха, а
погребальному костру была предана кукла.
- А что стало с его дочерью? - поинтересовался Рервик.
Год немного помолчал. Потом, вместо ответа, сказал:
- Если станете снимать фильм о Болте, назовите его "История любви".
- Название не слишком свежее,- заметил Велько, большой знаток древнего
кинематографа.
- Согласен. Но что движет этими людьми? Всепоглощающая любовь. Иоскега
любит свою Купку и сына. Салима и сын Иоскеги - друг друга. Болт любит
только дочь, но как нежно! Наконец, Болта любят все, весь Лех. Где они
теперь? Их поглотила любовь.
Год вынул кристалл из проектора, молча кивнул и пошел прочь от навеса.
По случаю Нового года шлю тебе, Андрей, поздравления и жду тебя в
скором времени в Москву - ведь обещал.
Владимир
ПИСЬМО ПЯТОЕ
Январь 3, Савельева
Не помню, любезный друг Владимир, рассказывал ли я тебе о Томе Бакките,
капитане космического флота? Судьба несколько раз сводила этого незаурядного
человека с Рервиком, и однажды он спас режиссеру жизнь. А заодно и себе.
Было дело. Жадный не только до искусства, но и до политики, вез как-то
Андрис в переметной суме папку с документами и пометками, являющими
серьезный, как мы бы сегодня сказали, компромат на одну очень и очень важную
особу. Документы однозначно свидетельствовали об участии первого лица
большой провинции в превосходящих всякое воображение махинациях, в наглом
обмане при поставках тонковолокнистого кроттона, основной технической
культуры тех мест, но главное - в дерзком попрании законов и попустительстве
мелким и крупным сатрапам, терроризировавшим население. Верный решительному
своему характеру, собирался Рервик дать этим бумагам ход, да еще и о фильме
размышлял. Без особого труда прознало об этом важное лицо, благо агентами
его кишело обитаемое пространство. Был отдан приказ изловить режиссера, а в
случае чего без хлопот уничтожить. Дважды уходил Андрис от агентов. И в
полной почти безопасности ощущал себя, оказавшись случайно пассажиром на
грузовом корабле, который пилотировал старина Баккит, давно ушедший из
военного флота. Не знал капитан, кстати, большой любитель кино, что везет
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг