- И ты поверил?
- Если бы речь шла не о тебе, а о нормальном идиоте средней руки, ни за
что не поверил бы.
Ремни глубоко врезались в пухлые запястья. Велько страдальчески
морщился.
- Аппаратуру привез?
- Угу.
- Замечательно. Нам придется снимать великого Болта в ореоле славы и
преклонения. У них в руках Марья.
- Марья?
Наргес тем временем подбирался к концу своей речи:
- ...послужит утверждению справедливости, света и добра как на Лехе,
так и во всех уголках нашей необъятной вселенной.
При последних звуках его фальцета Велько успел шепнуть:
- Потянуть бы до утра. Вот и задача - для Андриса с Велько и для нас с
тобой. Как задержать отлет, если тут же выяснилось, что птерик ждет рядом,
на поляне? Какие варианты приходят в голову?
Вуйчич хватает сумку с аппаратурой, швыряет под ноги и начинает
топтать. Ах да, он же связан - ну, стало быть, сначала их развязали. Тяжела
ты, участь беллетриста, все надо увязать, а кое-кого и развязать. Почему же
их развязали? Да потому, что нет смысла опасаться безоружных, что надо вести
их к птерику, что зря дразнить не велено - не кто-нибудь, создатели будущего
шедевра, прославляющего самого-самого.., А зачем тогда связывали? Так ведь
эти стражи в основном работают спинным мозгом - навалиться, связать, а уж
потом думать.
Ай-яй, нет аппаратуры, нечем снимать. На Лехе приличного съемочного
оборудования не достать: отсталая планетка, прошлый век, электромобили,
биокомпьютеры, рухлядь всякая. Это вам не Малая Итайка, не Джапан-три.
Только в группе Рервика есть нужные для съемки штучки. Наргес скрипит
зубами: отправлять пленников без аппаратуры - получить крепкий нагоняй.
Послать человека в город с запиской от Велько или Андриса? Но как получить
такую записку? Не для того, верно, топтал этот сукин сын сумку со своим
барахлом. Остается шантаж. Старый добрый шантаж.
На самом деле им развязали только ноги и, грубо подталкивая рукоятками
плазмеров, погнали к птерику. Велько чуть замешкался на верхней ступеньке
трапа, когда на нижнюю ступеньку встали два стража, навьюченные сумками и
баулами с кинооборудованием.
Замыкающий страж нес святая святых - кожаный чехол с хрупкой любимицей
Рервика суперкамерой "ВОЛК-ПОМО-Р" [ Ни к хищному животному, ни к жителю
европейского севера России название камеры отношения не имеет.
Расшифровывается оно следующим образом: волоконная камера Петербургского
оптико-механического объединения. Буква же "Р" означает, что этот аппарат
был сделан специально для Рервика. Изготовил чудокамеру в единственном
экземпляре мастер Рувим Стацирко, прославленный изобретатель, которому
суждено сыграть важную роль в этом повествовании, о чем ниже. ]. Велько
старательно споткнулся и полетел вниз. Завопил рухнувший на землю страж.
Захрустела под стокилограммовым помощником режиссера драгоценная оптика.
- Слушайте, Рервик, Я сожалею о поступке вашего друга. Боюсь, вы тоже
не одобряете его. Сейчас я доложу Цесариуму о прискорбном обороте событий. И
попрошу помощи. А помочь нам сможет только глубоко чтимая и нами и вами
мадемуазель Лааксо. Неужели вы хотите обеспокоить ее нашими мелкими
проблемами?
- У вас есть связь с Болтом?
- Мы же цивилизованные люди, Рервик.- Наргес вытянул из кармана
передатчик, состряпал почтительную физиономию и набрал комбинацию цифр.
- Слушаю, Наргес. Что там? - Низкий голос Болта был глух и спокоен.
- Цесариум, я счастлив сообщить. Дочь невредима.
Подошла Салима.
- Отец!
- Салима!
Женщина нежно коснулась решеточки микрофона.
- Вылетай скорее, я жду.
Салима смотрела на Андриса.
- Мы немного задержимся. Придется послать птерик в город за камерой.
- Разве...
- Аппарат разбился. Случайно. Я думаю, Рервик сможет быстро достать
другой.
- Хорошо, жду.
Наргес широким жестом пригласил Андриса за стол.
- Напишете или наговорите на кристалл?
- Напишу.
Он набросал несколько слов. Наргес посмотрел на сообщение.
- Авсей?
- Авсей Год. Найдете его в студии.
- Авсей Год... Кажется, я слышал это имя.
Сделав жест одному из охранников - следуй за мной,- он пошел к птерику.
Рервик и Вуйчич сидели на лавке под дулами плазмеров.
Салима вышла во двор - в окно была видна ее фигура в черном плаще,
медленно идущая к опушке.
- Утром здесь должна быть группа. Сцена охоты...- пробормотал Велько
по-русски.
- Только на интере! - закричал страж.
- А пошел ты! - по-русски же сказал Велько, стараясь придать голосу
благодушный тон.
Похоже, оба приходят к одному выводу: коли вместо сломанной камеры
могут найти запасную, надо ломать птерик, хотя бы приборный щиток. Возникает
вопрос, зачем было крушить аппаратуру?
А очень просто: для нагнетания напряжения, так сказать, для динамики
повествования. И вообще, это дало возможность оттянуть полет в надежде, что
там, дальше, еще что-нибудь подвернется.
Перед глазами Рервика встает приборный щиток птерика: голоэкранчик, за
которым комп-навигатор. Один хороший удар ногой...
Но их могут посадить вдали от пульта...
- Пульт, Велько. Я беру пульт, ты поможешь,- пробормотал он снова
по-русски и еще раз послал куда подальше привставшего стража.
Тянуло в сон, и Рервик задремал, нащупав затылком удобный скат бревна.
И тут же проснулся - шумно вошли Наргес и Салима.
- Уже? - удивился Рервик.
За окном темнело.
- А где камера? - спросил Велько.
- В птерике. Хрупкая вещь, сами понимаете. Зачем зря носить. Надо
торопиться, пока совсем не стемнело.
Первым шел Наргес, следом - Велько и Рервик, за ними - два стража.
Последней шла Салима. У птерика - легкой прогулочной машины открытого типа -
дожидался еще один страж. Рервик летал на таких машинах и мысленно
представил внутреннее пространство. К счастью, третий страж, он же - пилот,
еще не сел за штурвал. Андрис чуть потеснил Велько у входа и поднялся вслед
за Наргесом. Теперь между ним и пультом был только розовый горбун, а
позади - Велько. Стражи на мгновение потеряли его. Рервик прыгнул. Отшвырнул
локтем Наргеса. Каблук пробил экран и, хрустя кристаллами, увяз в
электронных кишках. Велько метался, путаясь в ногах стражей. Салима едва
взглянула на пульт, отвернулась и пошла обратно к дому Иокла.
Камера смотрит ей вслед. Отъезд. Небо в тучах. Капли на колпаке
птерика. Затемнение.
Били их жестоко. Сухой и жилистый Андрис переносил избиение несколько
легче друга. Рыхлый Велько, весь в крови, по-детски всхлипывал, пытаясь
закрыться связанными руками или сложиться в комок.
- Мерзавцы, прекратить! - кричал Андрис, кривя разбитые губы, но голос
его едва ли доходил до ушей стражей. Наргес сложил узкий рот скорбной дугой
и был недвижим. Салима, казалось, торжествовала. Но когда Рервик поймал ее
взгляд, что-то похожее на смущение мелькнуло в ее темных глазах.
- Око за око, губа за губу,- сказал Андрис, сплевывая кровавый сгусток.
Салима подняла руку. Избиение прекратилось. Стражи покинули комнату
один за другим. Велько привалился к стене в полуобмороке. Рервик еще раз
перехватил взгляд Салимы. В холодных глазах кроме усмешки было еще что-то. И
Андрис понял вдруг, что, ударив это холеное создание по щеке и губам - там,
в пещере Болта,- он приобрел у Любимой Дочери немалый кредит уважения. В
каком-то смысле он стал ее господином. Ведь она была женщиной. К тому же ее
никогда не били. Более того, он внезапно сообразил, что при иных
обстоятельствах вполне мог бы претендовать на место зятя великого тирана. И
Андрис усмехнулся.
Та же комната в доме смотрителя. В углу, связанные, сидят Рервик и
Вуйчич. Двое стражей не сводят с них глаз, третий прислуживает Салиме и
Наргесу, которые что-то едят и пьют из грубых кружек, найденных,
по-видимому, в хозяйстве старого Иокла. Остальных стражей не видно - они
несут наружное охранение. Голова Наргеса перевязана, углы рта печально
опущены. Салима, отвернув голову, смотрит в окно. У губ - дымящаяся кружка.
Такая вот сцена.
Ночь съежилась. Падает тяжелый, мутный рассвет.
Я тем временем думаю: почему, собственно, Рервик и Вуйчич не могут
сообщить о своих бедах друзьям, властям. Разве не снабдила их
сверхцивилизованная родина встроенными в мозги сигнализаторами беды,
аларм-датчиками и секьюрити-модулями? Напряг левую бровь - и летит сигнал:
мне плохо, координаты е2 - е4, срочно высылайте экспресс-андроида для
производства сервисных работ согласно регламенту. И сей момент зависает над
ним винтолет, этакая летяга стрекозиного облика, сбрасывает кибера с
медицинским саквояжем и лучеметом и спасает горемыку в самый последний
момент.
Мы хотели было выбрать более романтический способ, приводящий к тому же
результату. Способ этот опробован с успехом в тысячах героических фильмов
вестерно-истерного типа: кончаются патроны, раскалился пулеметный ствол,
сжеван последний сухарь и, рванув рубаху, с запекшимся ртом встает во весь
рост герой. Еще мгновенье - и стрела дикаря, пуля бандита, ятаган нехорошего
бея сразят его. Но - торжественный перелом музыки, и из-за холмов с шашками
и громким "ура!" несутся могучие грузовые птерики.
Они зависают над поляной, дружно садятся, и все вокруг мгновенно кишит
конями, королями, ловчими, придворными, ассистентами и помощниками
режиссера, гримерами, костюмерами и Авсеем Годом.
Кино!
Но действительные события развивались несколько иначе.
Хмурые стражи производили смену караула, когда из лесу послышалась
похоронная музыка. Уныло-торжественные звуки неприятно подействовали на
стражей, и они, сжимая рукояти плазмеров, уставились на дальнюю опушку.
Оттуда на поляну выступала процессия. Вслед за музыкантами, которые дули в
рожки, извлекая печальный свист, и угрюмо били в тарелки, на открытой
повозке, влекомой четырьмя силами, показался убранный цветами гроб. По
сторонам церемониальным шагом выступали гвардейцы Цесариума в золотых
пятиуголках. За повозкой в тяжелом молчании двигалась толпа скорбящих.
Стражи похолодели от ужаса:-недвижный и строгий, лежал в гробу великий гений
Леха, несравненный Цесариум Жоземунт Болт.
- Ва-ва,- сказал старший страж и опустил плазмер.
- И-ех,- сказали остальные стражи.
Салима и Наргес, стоя на пороге, оцепенело смотрели на приближающуюся
скрипучую повозку. Она была совсем рядом с домом, когда музыка оборвалась, а
мертвец вдруг сел в гробу и грозно огляделся.
Дальнейшие события развивались быстро. Нарядные гвардейцы мгновенно
обезоружили стражей - те, впрочем, и не думали сопротивляться. Салима и
Наргес поспешно скрылись в доме. На пороге их сменили полуосвободившиеся от
пут Вуйчич и Рервик. Велько с изумлением взирал на осыпанное мукой белое
лицо Цесариума.
Андрис, обладавший более острым глазом, вдруг заорал: Миха!
И бросился в объятия воскресшего тирана.
- Миха! Как ты здесь?
Миха Льян умел сохранять дистанцию в любом положении. Мягко
освободившись от режиссерских объятий, он сказал с достоинством:
- Я никогда не считал для себя зазорным участвовать в пробах.
Знаменитый режиссер забыл про меня - и я сам прибыл на Лех.
- Превосходно! Но как ты очутился здесь, на болотах?
Один из музыкантов откинул капюшон и сказал голосом Авсея Года:
- Обстоятельства вынудили нас вместо сцены охоты отрепетировать сцену
похорон. Она показалась нам эффектным психологическим ударом. Ведь оружия у
нас нет - бутафорские аркебузы и шпаги не в счет.
Надо отдать должное Наргесу. Когда в дом с толпой деловитых киношников
вошли Андрис, Велько и Авсей Год, старый царедворец самоотверженно закрыл
Салиму щуплым телом и высоким голосом провозгласил:
- Рервик, ты не тронешь эту женщину!
Но Андрис уже говорил в переговорник:
- Послушайте, Болт, я немедленно вылетаю к вам за Марьей. Не дай вам
Бог совершить ошибку. Запомните: Салима не у ваших приятелей из управления
порядка и не на Земле. Она останется у моих друзей до тех пор, пока я не
вернусь с Марьей.
Оставив Салиму с Вуйчичем, Рервик взял с собой Наргеса и троих из
съемочной группы: двух гвардейцев Цесариума и церемониймейстера.
Вопросительно глянул на Льяна. Тот приглашение с достоинством отклонил. В
последний момент в птерик вскочил Авсей Год.
- Я знал про этот бункер,- говорил звукорежиссер, когда птерик лег на
курс.- Мог бы и раньше догадаться. Просто в голову не приходило, что Болт
осмелится остаться на Лехе. Между прочим, когда я сказал Вуйчичу, что видел
вас и что стоило бы вас поискать, он ответил...
- Я знаю, что он ответил.
- Что же?
- Если Рервик захочет, чтобы его искали, он даст об этом знать. Верно?
- Почти. Потом куда-то исчез и Вуйчич. А еще через пару дней заявился
некий тип в толщинке и стал гнусаво просить камеру и совать мне под нос вашу
записку. Он прекрасно подковал себе голос. О парике, усах и румянах я уж и
не говорю. Все было вполне натурально, и я готов был отдать ему одну из
ваших камер. Но слух! Слух звукооператора. Вот чего не учел Наргес. Я узнал
его по голосу. И подумал: что это? Ловушка? Какие общие дела могут быть у
ближайшего соратника Болта и Рервика? Заварил ему чайку, а сам пошел в
закуток к Рувиму Стацирко. "Рувим,- сказал я,мне нужна вот такая горошина,
эдакий радиомаячок. И нужен он мне сию минуту. Я хочу вставить его в чехол
камеры". Рувим поднял на меня свои ореховые глаза и сказал: "Вы знаете,
Авсей, я люблю вас как родного племянника, но то, что вы просите,
невозможно. Сию минуту такие вещи не делаются. Мне нужно по крайней мере
полчаса". И полчаса этот мерзавец, Наргес, пил у меня чай. А потом вместе с
прибывшим Льяном мы разработали эту похоронную идею.
- Что ж, киношного Болта вы похоронили вполне успешно. А настоящего
скоро увидите в полном здравии.
Год молча скривил рот. Потом скрылся под капюшоном своего плаща и до
приземления птерика хранил молчание.
В узкую щель между валунами пришлось входить по одному. Вел Рервик,
последним шел Год. У входа никого, в коридорах пусто.
Пуста была и открытая камера Марьи. Рервик повел всех в комнату с
ширмами. Болт обставил сцену в провинциально-трагическом вкусе. На красном
ковре - Марья. Глаза закрыты, лицо зеленоватое. Около нее - человек, вялыми
пальцами ловящий пульс.
"Геле, доктор",- понял Андрис. Остальное он стал различать, лишь
убедившись - по дрогнувшим губам, по теплой руке,- что Марья его узнала.
Болт сидел в кресле. За спинкой - громада Джоя.
В глубине - несколько темных фигур. Рервик узнал Варгеса. Наргес
скользнул мимо Рервика к ногам Болта и стал на колени.
Цесариум сухими пальцами потрепал гладкую щеку любимца. Ситуация просто
требовала патетики.
И патетика расцвела, но не сразу. Сначала была растерянность.
Горькие взгляды на Марью. Сухие глотательные движения. Дрожь пальцев.
Потом что-то сказал Болт. Что-то ответил Наргес. И Рервик заговорил:
- Болт! Сотни лет назад человечество отказалось от смертной казни даже
для преступников, поправших святое право человека - право на жизнь. Даже для
убийц по умыслу, убийц детей, стариков и калек. Люди отвергли ритуальное
лишение жизни, сопровождаемое представлением-судом, величавыми жестами
обвинителей и адвокатов, барабанным боем, кривлянием врача и священника.
Нелегко было отказаться от такого зрелища. Симфонический рев костра.
Глухой и окончательный стук топора. Изящная графика виселицы.
Вершина гуманности - взвод. Никто не знает, от чьей пули. Телевизионные
шоу двадцатого века - убийство убийцы в камере с отравляющим газом.
Экзекутор кладет палец на кнопку. Граждане с любопытством наблюдают гримасы
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг