Валерий Исаакович Генкин, Александр Васильевич Кацура
Похищение
Роман
И увидел я мертвых, малых и великих, стоящих перед Богом, и книги
раскрыты были, и иная книга раскрыта, которая есть книги жизни; и судимы
были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими.
Откровение Иоанна Богослова
А что, если по воле народа правит не народ, а тиран?
Платон
Толстую пачку отсыревших, но не тронутых еще желтизной писем мы нашли
за печкой в помятом чемодане с ржавыми незапирающимися замками. В эту
дряхлую, клюнувшую носом избушку на краю деревни Теличено мы - я и мой
друг - пришли из Савельева: час лесом через папоротниковые овраги и ручьи,
текущие к Волге, которая здесь, в верховьях, и сама ненамного шире ручья.
Пришли посмотреть пустующую избу на предмет возможной покупки. Хозяйка,
грузная одышливая старуха на костылях, живущая безвыездно в Ржеве, говорила,
что дом уступит за "сколько дадите", что лет восемь уж он пустует - разве
баба Надя, соседка - хранительница ключа, пустит кого на неделю-другую за
батон вареной колбасы.
Баба Надя однозубо заулыбалась с печи, радостно закивала, услышав
приветы от бывшей соседки, пожалела обезножевшую подругу, погоревала, что
столько не видались.
Она велела сыну, худому парню лет тридцати с прекрасным безумным
взором, отыскать ключ. Шаря по закопченным полкам с грязными кастрюлями, он
напряженно-звонким голосом расхваливал порядки и кормежку в алкогольной
лечебной тюрьме в городе Торжке, откуда только что вернулся после двухлетней
отсидки. Наконец ключ, привязанный к зеленой тряпице, оказался в наших
руках.
Стоял холодный ясный октябрьский день. Мы вступили в сырую избу и сразу
подумали о печке. Дров не было. В топку полетел всякий горючий хлам -
обрывки обоев, шишки и щепа из продавленной корзины, обломок черенка от
лопаты, какие-то бумажки из раскрытого чемодана с полуоторванной крышкой,
ворох газет, школьный календарь пятьдесят девятого года... Уже гул стоял в
трубе и теплая волна пошла от дверцы, когда кто-то из нас, как новоявленный
Легран, с легким вскриком выхватил горящий листок и тут же, толком не
загасив, принялся читать:
"...в песках Аравии встретил в бурнусе Гете и коротко бросил: зарезать.
И все удалились, и вы уйдете, а поэт и его палач сначала сядут обедать. На
белом коне задумчиво ехал Лорка. Этого - к стенке. И утащили в подвал, где
пахло капустой и хлоркой. Гитара тренькала. С бельевой корзиной шагал
изгнанный Мандельштам. Ветер швырялся в лицо песком. Песок был красен. Этого
вернуть в пересыльный лагерь, пусть сгниет там - слишком горд и опасен. Поэт
за обедом объясняет палачу устройство призмы и законы разложения света. Тот
хлопает поэта по плечу, без укоризны цедя скупые слова ответа. Это мы можем,
говорит палач, в усы ухмыляясь, мы свет - разложим..."
- Что это? - крикнули мы разом и, убедившись, что печка уже ничего не
вернет, кинулись к чемодану.
Берем наугад обрывок тетрадного листа. Сверху крупно:
"ПОСТАНОВИЛИ".
Протокол?
"Поднять из могилы, неспешно все рассказать, все показать. Унижение и
тихо-загадочную смерть его вдовы, растоптанное, убитое крестьянство,
звездный час иудыпрокурора - того самого, что охотился за ним летом
семнадцатого, в подробностях, с костями в колесе, тридцать седьмой..."
Еще клочок - побольше. Аккуратная машинопись.
"Красавец козел с божественным именем Адонис, гордо вознеся рога и
выпятив грудь, шествует по финальному коридору бойни, ведя за собой вереницу
бычков. Он лидер, он весел, он весь - ожидание, предчувствие, предвестие
радостного пира, и его ликующие токи пронзают последователей, подчиняющихся
заданному маршу. Ощущение праздника проникает в тупо напряженные мозги
крупного рогатого скота. Бычки упруго ставят ножки и тянут шеи. Avanti,
popolo! Адонис - впереди. Как жаль, что опилочный пол скрадывает скерцо его
грациозной рыси. Он знает: опилки останутся позади, затихнет сопенье
ведомого стада, и он выйдет к солнцу, высоко подняв нежный замшевый нос,
выйдет, чтобы получить из влажной ладони ломоть свежего, круто посоленного
хлеба. А потом - снова в путь. И снова - первым. Сильные ноги гарцуют и
поют. Восторг стучится в ленивые черепа очередных прозелитов. Туда - к
опилочному полу, навстречу новой сладостной волне, набегающей на трепетное
тело,- новому куску хлеба на сильной, чуть влажной ладони. Фильм этот Рервик
не раз видел в учебных залах высших режиссерских курсов Земли".
Мы растерянно смотрим друг на друга. Мы пожимаем плечами.
И снова склоняемся над чемоданом. В руки попадаются пятьшесть
листочков, сколотых ржавой скрепкой. Верхний край изгрызен мышами. Но текст
почти не тронут. Садимся на скамейку у печки, начинаем читать.
"...ава ...рок первая ...узовый корабль ...дит в гамаке. Он поставил
ногу на бочонок и рассеянно любуется мощным башмаком. Мысли блуждают.
Предстоят досадные задержки. Ближайшая - в Кост-ро-Мане. Старый Баккит
высадит их дня на два, сгоняет по своим делишкам в Трай-пи, потом снова
возьмет на борт. Еще не меньше недели болтаться в Твер-центре - одно
утешение: там в эту пору карнавал.
Корабль гружен брусками металлического водорода, древесиной, хлопковым
маслом, вином с Малой Итайки. Пассажирский отсек неуютен и грязен. Мало кто
путешествует этим классом. Поэтому здесь бочки, ящики, хлам. В отсеке еще
cпит пассажир. Молодая женщина пристроилась в креслице. Она тоже молчит,
думает о своем. Изредка выходит прогуляться. Во время трапез оказывается на
другом конце стола.
Внешне человек спокоен, даже бесстрастен. Но невидимый внутренний огонь
жжет его. Чувство горечи и неутоленная жажда справедливости, соединившись,
переплавились в ровный, сильный настрой души. Может быть, и месть
примешалась к этому сплаву?
Вряд ли. Он слишком любит логику, слишком рассудителен, чтобы поддаться
слепым чувствам. Слепым ли? И что это такое - слепые чувства? Его друг, до
которого полгалактики, не он ли пример человека страстей? Но разве не разум
направил их к общей цели? Они знают: задуманное предприятие - опасная
авантюра. Смертельно опасная. Но верят, что добьются своего. Человек
покачивается в гамаке и улыбается.
Внезапный рывок сотрясает корабль. Скрипучая дрожь пробегает по стенам
и переборкам. Гамак раскачивается, под ним, сталкиваясь, катаются бочки.
Новый рывок - кровь ударяет в голову.
Летит и утыкается в мешок кресло пассажирки. Она судорожно хватается за
край гамака. В следующий миг человек втаскивает ее к себе. Серия толчков.
Треск обшивки, удары, хруст.
- Что это? - кричит женщина.
Ее голос еле слышен.
Гигантский грузовик трясется, как в лихорадке. Человек смотрит на
крепления гамака. Сквозь грохот отдельной нотой прорывается их предательский
скрип. Внизу беснуются бочки и ящики.
И вдруг - тишина. Плавный ход корабля.
- Смотрите! - Женщина берет его за руку.
Он смотрит в иллюминатор. Ярко подсвеченный с краю, мимо проносится
какой-то предмет. В следующую секунду человек узнает его. Знакомые обводы
военного корабля. Но что с ним? Его бег стремительно ускоряется. Он
превращается в точку. Пропадает из глаз.
- Это спейс-корвет,- говорит человек.- Я когда-то служил на таком.
Странно, откуда он взялся?
- Вы военный?
- Был недолго. Сейчас я журналист.
- А я врач.
Человек смотрит на нее внимательно. Блондинка с высокой прической.
Глаза улыбчивые, наивные. Запакована в замшевую куртку, брюки ловко
заправлены в низкие сапожки.
- Андрис,- представляется человек.
- Майя.
Пауза.
- Летите по заданию редакции?
- Нет. Пожалуй, нет. Вольный стрелок. Из тех, кто собирает впрок
путевые заметки. А вы?
В этот момент спейс-корвет появляется снова. Изумленный Андрис следит
за его невероятно быстрым перемещением.
- Безумие.- шепчет он.
- Что происходит? - говорит Майя, Корвет исчезает, но лишь на
полминуты. Он описывает круги.
Их радиус все меньше, полет все стремительнее. Корабль крутится, как
веретено. Андрис крепко держит женщину за руку.
- Ему конец! - говорит Андрис.
- Почему?
Сверкает веретено, рябит в глазах. И вдруг все исчезает. Нет блеска,
нет корабля.
- Он провалился,- тихо говорит Андрис.- Провалился в дыру.
Седые баки закрыли виски. Тяжелые складки пролегли от крыльев носа до
подбородка. Глаза сонные, порой колючие. Когда-то он был блестящим
космолетчиком. Теперь в управлении поговаривают, что его пора снимать и с
грузовых линий. Чепуха. Пусть он немного опустился. Но сколько еще силы и
точности в этих тяжелых руках со старомодной татуировкой. Он всегда был
немного старомоден.
Во время длинных перелетов любил читать книги. Кабина навигатора -
уютнейшее место на корабле. Тишина. Огоньки экранов. Цветомузыка главного
компьютера. Так хорошо дремать с толстым томом в руках, утопая в кресле,
когда сбоку светит теплая матовая лампочка. Вот только второй пилот
досаждает. Он худ и вертляв. Он и сейчас толкает плечом Баккита. Старину
Баккита.
- Ну что? - недовольно бормочет капитан.
Кристиан круговым движением руки показывает на иллюминаторы обзора.
Баккит встряхивает головой.
- Что такое? - говорит он, нахохлившись.
Слева чуть выше их курса висит корабль. Спейс-корвет новейшего образца.
В косых лучах недалекого солнца он смотрится как устрашающего вида
насекомое. Стальным светом отливает полосатое брюшко. Торчат членики антенн,
стволы лазерных пушек. На спине из-под крылышек солнечных батарей
высовываются острые рыльца ракет.
- Красавец! - восхищается Кристиан. Спейс-корветы, ударная сила
космического флота, последний крик техники землян, стражи мира и порядка.
Какой молодой космолетчик не мечтал о них? Он, Кристиан, не исключение.
Спейс-корвет перебирает лапками. Открывает обращенный к грузовому
кораблю черный ротик.
- А-а! - брызжа слюной, кричит Баккит, обрушивая стокилограммовое тело
на рычаг ручного управления.
Изумленный Кристиан летит со своего кресла. Двухсотметровый корпус
корабля скрипит и стонет. Обезумевший капитан яростно воюет с рычагами и
клавишами. Позади грузовика, в том месте, где он только что был,
пространство корежится и рвется. Это первый залп корвета. Второй залп
накрывает корабль. Нет, огромный, неуклюжий грузовик уже отпрыгнул в
сторону. Проходит минута.
Корвет вновь догоняет корабль Баккита и занимает позицию для атаки.
Багроволицый капитан и лунно-бледный второй пилот играют на клавишах пульта
в четыре руки.
- Нет,- у Кристиана трясутся губы,- нам не уйти. Что может наша
посудина против корвета последней модели?
- Открой мне четвертую трассу,- хрипит Баккит.
Кристиан кивает, набирая программу. Компьютер дает отказ.
- Не выйдет,- бросает второй пилот,- перегрузка.
Спейс-корвет, обгоняя грузовик, вычерчивает красивую параболу.
- Эллипс, эллипс,- приговаривает Баккит,- надо пройти по эллипсу.
- При чем здесь эллипс? - кричит Кристиан.
Перед капитаном вспыхивает красный экран. Толстые пальцы Баккита
откидывают крышку блока защиты, вырывают плату предохранителя.
- Что ты делаешь, Том? - Кристиан пытается говорить спокойно, но голос
ломается.
- Отключаю компьютер.
- Зачем?
- Мы пройдем по эллипсу.
- Не понимаю.
- Он пойдет следом. Но у нас масса в пять раз больше. Мы проскочим.
Понимаешь?
Второй пилот мотает головой. Красный экран гаснет.
- Давай четвертую!
Судорога пробегает по длинному телу грузовика. Слышно, как за спиной
трещат переборки. Корвет закладывает изящный вираж.
Сейчас он обойдет грузовик справа и... Кристиан бессильно откидывается
в кресле. Но что это? Корвет не спешит стрелять. Он уклоняется все дальше
вправо.
- Уходит? - прошептал второй пилот.
Бег корвета ускорился, траектория стала заметно искривляться.
- Ага, попался! - загремел Баккит.
- Что с ним, Том? - негромко спросил Кристиан.
- Все. С ним все. Ему конец,- также негромко ответил капитан.
- Не понимаю.
- Ты забыл, парень, что у этого солнца в партнерах - черная дыра. Он
тоже про нее забыл. Вообще или в пылу погони - черт его знает. Теперь он в
ее лапах.
- А мы? - спросил Кристиан, слегка запинаясь.
- Мы проскочили. Но с какой стати этот мерзавец стрелял в нас?.. Что
писать в бортовой журнал? - Баккит поднял на Кристиана усталый взгляд.-
Пойди-ка посмотри, что там с пассажирами".
Другие бумаги из чемодана мы читать не стали. Собрали все до последнего
листочка, подождали, пока прогорит печка, и двинулись обратно в Савельеве,
сказав бабе Наде, что ключ берем с собой, поскольку дом, скорее всего,
купим.
Что же мы выяснили, разобрав нашу добычу и внимательно все перечитав?
Перед нами была переписка двух друзей - Андрея и Владимира. Письма
Андрея были довольно аккуратно отпечатаны на машинке. Редкая правка внесена
черным тонким фломастером.
Владимир писал крупным, немного расхлябанным, но вполне разборчивым
почерком и пользовался шариковой ручкой с синей пастой. Говорить сейчас о
содержании писем вряд ли имеет смысл, коль скоро мы предлагаем их читателю
практически в первозданном виде. Если не считать выправленных опечаток,
изъятия нескольких очень уж скучных абзацев и повторов и добавления
немногочисленных слов и фраз вместо съеденных мышами или иным образом
утраченных,- тексты писем остались нетронутыми.
Хотим отметить лишь несколько странностей этой переписки, которые нас
озадачили и объяснить которые мы не беремся.
1. На письмах Андрея обозначено место - Савельево. Да, да, по
удивительному совпадению письма с нашей помощью вернулись туда, где были
написаны. Но так ли это? Никто в этой умирающей деревне - зимой здесь
постоянно живут лишь пять человек - не похож на описанных Андреем жителей
Савельева, и ни один житель Савельева - как мы выяснили дотошными
расспросами - не помнит москвича по имени Андрей.
2. Беседы с бабой Надей и другими обитателями Теличена, куда мы через
пару дней не поленились вернуться, также не дали результатов: никакому
Андрею баба Надя ключа не давала. Илья, говорила, жил. Дрова ей наколол, чаю
принес, окно разбитое вставил. Но дело тут не в имени. Ни в одном постояльце
покосившейся избушки никак не угадывался автор писем.
3. Письма обоих корреспондентов были соединены в одном месте и
хранились с великим небрежением за печкой дряхлой избы в полузаброшенной
деревушке.
4. Последняя особенность: при внимательном рассмотрении оказалось, что
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг