- Товарищ сержант! А, товарищ сержант! - белобрысый паренек вытер
рукавом нос.
На его лице расцвела лучистая улыбка.
- Обожди, Зинченко! - отозвался тот. - Дай дух перевести...
- А всё-таки утекли! Утекли, товарищ сержант! - снова восхитился
парень.
- Тихо, весь лес разбудишь...
Автоматная очередь аккуратно прошила вату телогрейки на спине. Зинченко
рухнул в пушистый снег, оросив его жизненной влагой.
- Гады!!! - заорал Василий, опустошив рожок трофейного шмайсера в
берёзы.
- Рус, здавайс! - услышал он в ответ.
- Как же! А это видали! - Василий рванулся через сугробы, петляя среди
деревьев. Вслед засвистели пули. Он пару раз огрызнулся из винтовки,
отбросив бесполезный теперь автомат.
Занималась вьюга. Немцы, было рассыпавшиеся в цепь, приотстали...
Оглянулся. Никого. Спасибо Матушке-Зиме! Сам-то он привычный. Все
русские "А" - любят быструю езду, "Б" - поют с детства военные песни, и,
наконец, "В" - не боятся мороза. Но на немца надейся - а сам не плошай.
Взяв пригоршню снега, Василий надраил порядком покрасневший нос, дошла
очередь и до ушей. Это заняло у него минуты две. Прислонившись к стволу
высоченной сосны, он вслушивался в нарастающий вой, пытаясь различить скрип
сапог. Попробуй, походи-ка, Фриц, по нашим-то чащобам! Достав из-за пояса
рукавицы, он погрузил в них по пятерне, испытав несказанное удовольствие.
До партизанской стоянки было километров десять-двенадцать. Снегу
навалило, да ещё вьюга. Затемно доберется. Жаль, правда, ребят. Но тут уж,
как говорится, судьба. Ничего не попишешь... Фрицы, сволочи, для острастки
по кустам стреляют. И надо же было Сашке высунуться. Их машина точно на мину
шла, а он, дурак, возьми и покажись... А может, его и не заметили? Но так
глупо - в самую грудь! Эх, Сашка! Только охнуть и успел.
Немцы вылезли на дорогу и устроили такой салют, что если б не упал в
ложбинку - крышка. Затем два часа преследования. Оторвались. Ещё более
нелепая смерть Зинченко. Как его... Мишка? Ваня? Сева? Все звали по фамилии.
Сержант обязан знать имя и отчество своих подчинённых. Завтра вернёмся -
похороним по-свойски. Не гоже человечьим мясом зверьё кормить.
И лежит теперь этот улыбчивый рядовой Зинченко, тупо уставившись в
холодное небо. И нет ему больше дела до этой проклятой войны. Но не пройдёт
и дня, как напишет о нём комиссар - "ваш сын погиб смертью храбрых", и
упадёт мать, рыдая, сраженная скупыми строчками похоронки. А Зинченко лежит
себе среди лесочка... Теперь, наверное, уж не лежит. А где-то там.
Василий неопределённо посмотрел ввысь, но тут же одернул себя: "Ишь,
засмотрелся! А ну, вперёд! ...Я всегда готов по приказу Рабоче-крестьянского
Правительства выступить на защиту моей Родины - Союза Советских
Социалистических Республик, и как воин, - тут он ускорил шаг, пряча щеки в
кучерявый чёрный воротник - ... и как воин Рабоче-Крестьянской Красной
Армии, я клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью, не
щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.
Если же по злому умыслу я нарушу... Вон, брат отца. Умница. Книжный
человек. А десять лет отсидел ни за что... И чего он мог нарушить - одному
Богу известно".
Впрочем, дядька не любил распространяться на этот счёт. И, что касается
его срока - так это односельчане только подумали - не миновала, мол, Власова
суровая кара советского закона. Ну, был мужик, да сгинул. А за что? Куда?
Деревенька маленькая. Худая. Всяк про соседа своего знает. Но про дядьку
никто ничего толком не ведал. Пропал дядька в тридцатом, Ваське тогда едва
двенадцать исполнилось, а объявился лишь в тридцать восьмом. Вернулся,
старый чёрт, ничуть не изменившись, будто под пятьдесят, хоть старше отца
Васьки на пятнадцать лет, а тому уже к шестидесяти. Занял пустую избу у
самого краю. Зарылся в тома книжек. На расспросы отшучивался. Один раз из
обкома заглянули, но как приехали, так и уехали. Мало ли заброшенных
деревень на Святой Руси?
"Что-то вьюга разыгралась? Остановишься - помрёшь. Нынче темнеет
ранёхонько. А уже часа три, три с половиною. Вперёд, парень! Не спи!
Замёрзнешь!... Воспрещается оставлять поле боя для сопровождения раненых.
Каждый боец должен ненавидеть врага, хранить военную тайну, быть
бдительным, выявлять шпионов и диверсантов, быть беспощадным ко всем
изменникам и предателям Родины.
Ничто - в том числе и угроза смерти - не может заставить бойца Красной
армии сдаться в плен... Стоп!" - сквозь свист ветра ему почудился звук
чьих-то шагов.
Василий опустился на колено, присматриваясь. Не тронутый ни лыжнёй, ни
звериным следом серебристый ковёр ничем не выдал своей тайны. В тот же
момент острая боль в плече напомнила об утренней шальной ране. На морозе-то
он про неё совсем и забыл. Сдёрнув рукавицу, Василий сунул руку под
полушубок. Так и есть...
Но засиживаться парень не стал. Скорей бы к своим добраться! Слегка
кружится голова, но бывало и хуже. А хуже - это когда в августе выходили из
окружения. Смятые и раздавленные военной мощью вермахта. В обмотках. Без
пищи и оружия - с одной винтовкой на троих. Злые, грязные, истощённые...
Немец двигался быстрее. До своих они тогда так и не доползли, но хоть в
родных местах оказался. И на том спасибо! Подобрали партизаны. Долго
проверяли. Потом, вроде, поверили. Сашка тоже был с ним. Но больше не будет!
Никогда! ...Перед глазами поплыли круги. Ухватившись за тоненькую осинку, он
сполз вниз. Вьюга заглянула прямо в лицо, и без того обветренное, с белыми
ресницами и наледью на усах. Пришлось даже встать на четвереньки. В тот же
миг он чуть ли не носом уткнулся в глубокие следы чьих-то ног.
Сначала не поверил, но затем до него дошло, что при такой-то пурге либо
человек был здесь недавно, либо это его собственный след, а он плутает
кругами, будто за черным груздем охотится.
Ночью ориентироваться легче, если небо не заволочёт мгла.
"Найди созвездие Лося, которое всё чаще называют Большой Медведицей, а
по мне Лесная корова и есть, что выгнуто ковшом - семью заметными звёздами.
Мысленно продли линию вверх через крайние две звезды, и упрёшься в Полярную.
Лежит она в пяти расстояниях, что между этими солнцами, в хвосте Лосёнка, и
находится всегда в направлении на север..." - наставлял племянника родич,
перед отправкой на Финскую.
Завтра праздник - шестое января, как водится, Власьев День, хозяйки
будут жечь дома шерсть, а старики на заре пить снеговую воду с калёного
железа, чтобы кости не ломило. В этот день полагалось взять пучок сена и,
обвязав его шерстинкой, сжечь на Новом огне. Дядька готовил дюже крепкое
пиво, заваренное на сене, заправленное хмелем и мёдом, затем он цедил пиво
через шерсть и угощал всех, кто к нему заглянул на огонёк. Под хмельком с
самого Коляды отец и дядя бродили по деревне, вывернув полушубки наизнанку,
и пугали старух, приговаривая: "Седовлас послал Зиму на нас! Стужу он да
снег принес - древний Седовлас-Мороз!"
"Помнится, у Некрасова... Ах, какая чудная была учителка! Из самого
Института благородных девиц. Сначала скрывалась от красных у знакомых,
отец-то её из зажиточных. Потом, видя доброе к себе отношение, школу открыла
для сельских ребятишек. Откуда-то учебники достала. Ещё с буквой "ять". За
эту самую букву и пострадала. Како людие мыслите. Буки ведайте. Глагольте
добро. Кто бы мог подумать... Давно это было. Очень давно.
Ну, да я не Дарья, чтоб в лесу заморозили. Держись боец, крепись
солдат! А всё-таки очень, очень холодно... Снова след. На этот раз звериный.
Лапа-то, что у нашей кошки, но какой громадной. Неужели рыси в убежище не
сидится. На промысел вышла. У, зверюга! Целый тигр!"
Рана снова дала о себе знать. Василия зашатало и опрокинуло вниз: "И
ещё русские не прочь выпить чего-нибудь согревающего! Полежу маненько.
Стоянка, видать, уже близко".
Оцепенение подобралось незаметно. На лес навалились сумерки. Вьюга
потихоньку вела свою заунывную песнь. Ресницы слипались, пару раз он нарочно
бередил плечо, чтобы жгучая боль не дала окончательно заснуть. Но Дрёма
все-таки одолел. Он спал и видел сон, как с самого неба, если и не с неба,
то уж повыше макушек высоченных сосен, именно оттуда, медленно спускается к
нему красивая дородная женщина, одетая в дорогую шубу. Как у неё получался
этот спуск, было непонятно. Женщина парила в воздухе, словно пушинка.
Возникало ощущение, что она сидит на гигантских качелях, и никакая вьюга не
в силах их раскачать. Ветер разбросал по её плечам огненно-рыжую копну
волос. Надоедливые белые мушки садились поверх и таяли, не выдержав проверки
этим неестественным цветом. Глубокие зелёные слегка раскосые глаза
насмешливо разглядывали смертного.
А Василий лежал себе и тоже смотрел на кудесницу из-под век. И
казалось, ничто не может заставить его очнуться. Тишина окутала его и
приняла в объятья.
Ведьма легко соскочила со своей метлы на снег и, ни разу не
провалившись в него, подошла к полумёртвому человеку...
ГЛАВА ВТОРАЯ. ОН ВЕРНУЛСЯ ИЗ АРКОНЫ
Игорь положил перед собой чистый лист бумаги. Поменяв в ручке
капиллярный стержень, немного помедлив, чтобы прочувствовать торжественность
момента, он вывел сверху большими буквами: "МАГИЯ ВОЛИ". Затем, отступив
чуть ниже, Игорь выдумал эпиграф своей самой главной в жизни книги: "Мир
мага таков, каким его представляет он сам".
Прошло два года с тех пор, как он выиграл злополучный Турнир. Затем
томительное ожидание загранпоездки. Ни на какой Рюген Игорь, конечно же, не
попал. Устроители соревнований оказались замешаны в неблаговидных делах, и
милиция прикрыла их деятельность. Сорвал защиту в институте. Расстался с
прежними товарищами по "горянке", потому что странная усталость внезапно
поразила не только Младший, но даже Старший Круг. Одни, заведя семьи, просто
выпали из движения. Другие создали спортивные ассоциации - Игоря такое
положение дел не устраивало, но он понимал, у каждой системы есть время
жизни. И похоже, Круг исчерпал его... Разве Всеслав, только он и остался из
прежних друзей и был посвящен в большинство Игоревых дел от начала и до
конца.
Родители рассматривали перемены в жизни сына, как одну цепь сплошных
неудач. К тому же они догадывались, как им казалось, о двух-трех сердечных
ранах Игоря. Последнее и окончательное объяснение с любимой девушкой у Игоря
состоялось давно, и до некоторых пор парень не находил себе места, разве что
только вены не резал.
Но, все проходит. Вот и Игорь убедил себя в том, что семейная жизнь
вообще не для него. И что ни одна особа противоположного пола никогда не
займет в его мыслях и побуждениях того места, которое когда-то было
уготовлено Ей, первой, настоящей, и как водится, бережно идеализируемой.
Увлечение славянскими древностями, "горянка", встреча с Власом и то,
что за ней последовало, круто поменяли и образ жизни, и сферу интересов.
Наблюдая несовершенство окружающего мира, Игорь с головой ушел в книги
волхвов, бережно скопированные и дополненные двоюродным прадедом, пытаясь
найти ответ на вечный и животрепещущий для всякого русского вопрос: "Что
делать?" Однако, если разгадка уже смутно вырисовывалась и приобретала
совершенно определенные очертания, то второй вопрос: "Как это делать?!",
куда более важный, не давал ему даже нормально заснуть.
Каждый час, каждую минуту, каждый миг бытия он использовал ради одной,
главной цели, взбираясь к ней с упрямством истинного Козерога. Игорю снились
сны, порою они повторялись с угрожающей для рассудка последовательностью. Он
видел то состязание скальдов, то неумолимого мстителя, пробирающегося по
замку. Видел даже родного деда, партизанившего на Новгородчине. В этих снах
он вновь и вновь встречался с Олегом, а тот диктовал тексты, пугая незрячими
глазами. Тогда парень просыпался среди ночи и бросался к письменному столу,
чтобы приколоть драгоценные слова к бумаге. В этих снах Игорь плутал кругами
по осеннему лесу, разыскивая ту единственную тропу, ведущую на Перекресток
Миров, но всякий раз, когда, казалось, вот-вот откроется заветная поляна с
чудным теремом Велеса, всякий раз он обнаруживал собственный след, и не было
конца этим бесполезным стараниям. Впрочем, раз это Перекресток - значит, там
сходятся или расходятся, как минимум, два пути... По одному он прошел - где
сыскать второй?
И вновь соперники-скальды плели циклический узор заклятий...
Склонившись над тетрадью, Игорь заполнял клетки мелким убористым
почерком:
"Сначала ничего не было. Ни Пространства, ни Времени. Не было ни
Вселенной, ни Мага. Ни его Воли, ни его Выбора. И с этого все началось. С
полного отсутствия всего - Ничто.
Гесиод описал происхождение мира из Хаоса, но Ничто - не есть Хаос,
потому как нет и Порядка-лада. Говоря современным языком, Ничто - это
абсолютное Безразличие, полное Беззвучие, круглый Ноль.
Но раз все отсутствует - значит, нет и самого Ничто. Да, да, Его нет!
Так, кто различит - есть ли оно, нет ли его? Только тот, кто чувствовал
самое Ничто - это Род, порожденный из Его недр. Ибо только он наблюдал за
появлением Всего, ибо он и был этим Всем.
Ничто не имело Выбора, пока не было ничего, кроме него самого. И дабы
понять, каково оно есть, настолько ли оно всеобъемлюще, Ничто и породило из
себя Первого - Рода, чтобы он описал Ничто. И Род сумел это сделать, ибо у
него Выбор уже был - выбор между Всем и Ничем.
Рода называют по-всякому. Сущим, Логосом, Богом, Всевышним, Господом и
Судом... Я именую его Первым и Величайшим из Магов, потому что лишь маг
способен, не обладая ничем, кроме Ничто и самого себя, получить Все.
И Род исследовал себя, обнаружив Суть, заключенную в нем самом. И Род
начал творить Вселенную. Да, у него не было ничего для такого деяния, но
этого оказалось достаточно.
И любому достаточно самого себя!
Род нашел в себе две основных тенденции будущего Мироздания -
стремление к порождению, именуемую Явью, и тягу к уничтожению - Навь.
И не просто так беззвучно сидел молчаливый Род в образе сокола на
вершине Мирового дерева. Молчите и Вы, пока не найдете, не отыщите Явь и
Навь в себе, но не позволяйте им соприкасаться так часто, как того им
хотелось бы! А потому, снова молчите..."
Не успел Игорь поставить троеточие, как домофон издал пронзительный
гудок. Несмотря на то, что близилось одиннадцать вечера, и в вечно темном
подъезде при наборе цифр могли легко ошибиться, а наш герой никого не ждал,
несмотря на все эти логичные объяснения, Игорь всей кожей почувствовал - это
не случайность.
Ему недавно стукнуло тридцать два. Он жил отдельно от родителей, в
однокомнатной квартире, доставшейся по наследству от умерших родственников.
Имея за плечами некоторый опыт общения с незваными гостями (дело в том, что
Игорь порою сомневался насчет того мистического путешествия в Аркону), он
выключил в прихожей свет, бесшумно подошел к двери и проверил коридор через
глазок. Правильно - там свет тоже почему-то потушен, хотя лампу
только-только заменили. Домофон продолжал настырно гудеть. Так же осторожно
парень отодвинулся за бетонный выступ стены и, громко затопал на месте
ногами, изображая бег, затем он резко сказал: "Кто там? Алло! Я слушаю вас!"
Три выстрела подряд попортили его пустотелую дверь на уровне головы,
сердца и паха. Если бы в этот миг он действительно поднимал трубку
домофона - ранение было бы неминуемо.
Лифт рванулся вниз. Через несколько секунд в подъезде что-то щелкнуло,
а затем громко лязгнуло. Взревел мотор, но Игорь счел благоразумным к окну
не подходить.
На лестничную клетку высыпали испуганные соседи.
Затем на удивление быстро приехала милиция. Обследовав пробоины,
эксперт заявил, что стреляли из помпового ружья. Потом Игоря долго и нудно
расспрашивали о нем самом, о его подозрениях. Предложили также переночевать
в отделении, но он отказался, дескать, бояться ему некого, а стрелявший,
видимо, ошибся. В пользу этого говорил тот факт, что по соседству проживал
один, Игоревых лет, гражданин из "новых русских". Но у того давно стояла
сейфовая дверь, а ей эти пули - что о стенку горох.
Осмотрев убогое на чужой взгляд убранство Игорева жилища - он не терпел
излишеств вовсе не потому, что не мог их себе позволить, а просто не терпел,
и все - милиционер только хмыкнул. Но парня это не обидело. Пробежав глазами
по увесистой палке из обычного орешника, прислоненной в углу, по длинному
двойному книжному шкафу с прогнутыми полками, допотопному магнитофончику на
покрывале видавшей виды софы, оперативник удовлетворился осмотром квартиры,
и пошел на кухню, где хозяин угощал чаем. Бумаги со стола Игорь
предусмотрительно убрал. Впрочем, если бы сознание милиционера не было
сковано обычными предрассудками - он, наверняка, заметил бы нечто странное -
ореховый посох не отбрасывал тени.
Есть два способа обретения свободы - это сокращение собственных
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг