Мария ГАЛИНА
ПОКРЫВАЛО ДЛЯ АВАДДОНА
Повесть
-----------------------------------------------------------------------
Она взяла с собой пластиковый мешочек с цементом, мешочек с хорошим,
белым песком и пять кирпичей. А вы знаете, сколько весят пять кирпичей?
Больших, сахарных, белых... Не каждый нынешний мужик поднимет. Но она
справляется.
Остальное - шпатель, лопаточку и тазик, который на самом деле был не
тазик, а плоская жестянка с надписью "сельдь североатлантическая, пряного
посола" должна была прихватить Августа.
Сельдь - самая мягкая рыба. Потому что в ней два мягких знака, ну, вы
понимаете.
Сумки оттягивали обе руки, но правую сильнее, и оттого она припадала на
симметричную ногу. Даже когда сумок в руках не было,она так и
передвигалась - чуть скособоченно.
Еще предстояло заехать на рынок, в хозяйственный ряд, и купить черную
краску и растворитель. А шкурку должна была взять Августа. Если разбавлять
как следует - хорошо ложится. Особенно там, где ограда сварена из рифленых
железных прутьев - иначе, без растворителя, там и не закрасишь. Только
краску изведешь.
Еще она засунула в сумку веник. Он торчал оттуда, как букет.
А список адресов должна была взять Августа.
Августа вела все записи, ведала географией и бухгалтерией. Потому что
она дотошная. И всю тонкую работу, требующую тщания и творческого подхода,
тоже делала Августа. Обновляла надписи, например. А она, Ленка, производила
первичную обработку. Лопату в руки - и вперед.
... Августа уже ждала у южного входа. Солнце начинало потихоньку
припекать и на затылке у напарницы громоздилась бесформенная панама, отчего
скрытое в тени лицо казалось загадочным и изможденным. В руке у нее пламенел
реквизитный букет - не веник, самый настоящий букет, который клали на
подотчетные надгробья, прежде чем сфотографировать результат работы.
- Ну что же ты, - произнесла она укоризненно.
- Краску искала, - говорит Ленка. - Ты же нитру просила. А там сплошь
масло...
Она опустила сумки на землю и перевела дух.
Августа нетерпеливо переступила с ноги на ногу.
- Пойдем, а то придется носиться по аллеям в самую жару.
- Воду... - говорит Ленка, - водички бы набрать...
- Напротив четырнадцатого участка есть колонка.
- Ладно, - Ленка подгибает колени, подхватывает сумки и с натугой
выпрямляется. - Кто у нас сегодня?
- Гершензон. Четырнадцатый.
- Ну, пошли.
Они бредут по раскаленным аллеям, мимо сторожихи, которая дружески
кивает им, увидев знакомые лица.
- Много же у вас родственников, - сочувственно говорит сторожиха.
- Да уж, - соглашается Августа.
Сторожихе они по барабану, она живет с другого, но рано или поздно
вполне можно напороться на конкурентов.
У колонки Ленка останавливается, чтобы набрать воды в пластиковые
бутыли и заодно побрызгать себе за шиворот. Над раскаленными плитами могил,
над гранитом лопарская кровь и черным лабрадором плывет марево.
- Ну где он, твой Гершензон Четырнадцатый? - устало спрашивает Ленка. -
Долго еще?
- Это у южной стены, - говорит Августа, вглядываясь в аккуратно
вычерченный план, - пятая линия.
- Ох, не люблю я этот участок, - говорит Ленка, - безлюдный он
какой-то...
- Зато тихо, - возражает аутичная Августа. - Тихо, спокойно...
- Там пролом, в южной стене. И если через него полезут насильники,
никто даже и не почешется...
- Да кто на нас польстится? Ты только посмотри - мы же хуже попрошаек
кладбищенских... морды в пыли, одежда в краске... в черной... Ты лучше
смотри внимательней. Это где-то здесь.
Этот участок особенно заросший и запущенный. Над ним витает
кладбищенский дух запустения, материализуясь в сухом бурьяне и расползшемся
колючем шиповнике.
- Ага, - говорит Ленка, - вот и он. Гершензон Моисей Самуилович.
Девяносто восьмой-восемьдесят восьмой.
- Михаил Семенович, - уточняет Августа, сверяясь с гроссбухом.
- А даты?
- Даты те. Крепкий был старик. Но меня смущает имя.
- Августа, - говорит Ленка, - обычное дело. Веяние времени.Не он
первый.
- Да, но они же ясно написали...
- Они впали в маразм и забыли, как его звали на самом деле.
Ты чего хочешь? Четырнадцатый участок. Пятая линия. Все путем. Доставай
секатор. Будем прорубаться.
... Прореженный шиповник постепенно приобретает пристойные очертания.
Ветки Ленка сносит на кучку в углу могилы. На руках у нее шерстяные варежки.
Августа, присев на корточки, обновляет надпись колонковой кисточкой.
- Ты прочла "Улисса"? - спрашивает она не оборачиваясь.
- Нет еще, - виновато говорит Ленка. На самом деле она честно пыталась,
но осилила два первых абзаца. Но ей неудобно признаваться в этом перед
Августой.
- Это великая вещь. - говорит Августа. - Великая. И великолепно
структурирована. Столько аллюзий...
- Ага, - Ленка нагибается за очередной охапкой. - Я обязательно.
"Улисса" обсудить не получается, но Августа гнет свое, потому что
обстановка располагает к задушевной беседе о высоком;
- Давно хотела тебя спросить, Лена, каббала - это что такое?
- Мистическое учение, - отвечает Ленка.
- Без тебя знаю. Но что оно может? Конкретно?
Ленке очень хочется проявить себя с лучшей стороны, но понятия о
мистике у нее весьма смутные.
- Ничего она не может, - говорит она наконец, - она это...
дополнительная инструкция по чтению других священных книг, вот в этом роде.
Потому что евреи они, знаешь ли, такие начетчики...
- Чего?
- Ну, она, каббала вроде инструкции по решению кроссвордов. Скажем,
если взять каждую вторую букву каждого второго слова, то получится...
- Ага, - кивает Августа, - Ясно. А что?
- Что - что?
- Что получится-то?
- Может, какие-то действенные пророчества. Полезные советы. Инструкции.
Или, скажем, имя Бога.
- А что, разве никто не знает имя Бога? Я думала, Ягве, там, то-се...
Эло...хаим...
- Это - не имя, - говорит Ленка, утирая черной рукой пот со лба. -
Это - заменитель. Описывающее слово.
- Приятно вас слушать, дамы, - говорит сторонний голос.
Ленка подпрыгивает и выглядывает из кустов. Но сгорбленный человечек в
кипе отнюдь не тянет на насильника.
- Так редко можно услышать культурную речь, - гнет свое человечек. - и
увидеть людей, которые чтят закон. Вон, дама, как и положено порядочной
еврейке, с покрытой головой. - Он кивает на бесформенную панаму Августы. - А
вы, - оборачивается он к Ленке,- постыдились бы, дамочка.
Августа открывает и закрывает рот, но человечек уже удаляется странной
подпрыгивающей походкой, то ли осуждающе, то ли одобрительно покачивая
головой.
- Пся крев! - говорит, наконец, Августа. - Опять... Я что, похожа на
еврейку больше, чем ты?
- Я похожа на негритянку, - говорит Ленка. - А ты приличная,
аккуратная. Опять же, в панаме. Ладно, давай кончать. А то свет уйдет. Я
кладу букет?
- Валяй. И осторожно. Краску размажешь...
Августа достает из сумочки фотоаппарат и делает несколько снимков -
сначала крупный план, потом общий. Ленка льет растворитель на пальцы и
тщательно протирает их ветошью, но ногти все равно остаются черными.
- Мне тоже оставь, - говорит Августа, - а то, что студенты подумают?
- Подумают, что ты красила, - отвечает Ленка.
Солнечные лучи незаметно приобрели тоскующий багровый оттенок и дорожку
между участками пересекли лиловые тени. Они идут
налегке и даже не разговаривают, потому что нету сил.
- Лена, - говорит Августа, - а если мы вылезем в пролом? Может, так
ближе до остановки.
- Нет, - говорит Ленка, деловито оглядывая задворки участка,- там -
тупик. И потом...
Она замирает с открытым ртом. Потом убито произносит.
- Там...
- Что - там?
- Плита. Серая. Гершензон. Михаил Семенович.
- Обычное дело, да? - спрашивает Августа.
- Два! - трясет головой Ленка. - Два Гершензона. И даты...участок... Ты
какую линию записала?
- Пятую. - говорит Августа. - Пятую... или шестую... нет, пятую...
- День работы! По пятьдесят баксов на рыло! Совершенно постороннюю
могилу!
- Ладно, - примирительно говорит Августа, - завтра придем. Этот
Гершензон не так запущен, как тот.
- Августа, завтра не выйдет. Завтра суббота.
- Ну и что?
- Ты представляешь, что такое суббота на еврейском кладбище? Тут же не
будет ни одного живого человека!
- Ну и что?
- А то! Придется в воскресенье, что поделаешь.
- В воскресенье, - возражает Августа, - у меня пересдача.
- Брось, пожалей своих студентов. Поставь автоматом... И вообще -
завтра я на концерт иду. На литературный вечер. Лохвицкая выступает. В
дубовом зале.
- Еще чего, автоматом... А что, Лохвицкая свои стихи читает?
- Нет, чужие.
- Повезло, - комментирует Августа.
- Да как тебе сказать... Она поэта Добролюбова читает. Под белый
рояль...
- Ну, тогда не знаю, - теряется Августа.
- Дамы? - раздается давешний голос, - прошу прощения... Где здесь
четырнадцатый участок?
То ли это тот посетитель, то ли уже другой... не разглядеть в
сгущающихся сумерках.
- Направо, - любезно говорит Августа.
- Огромное вам спасибо...
Человек поворачивается и медленно, неуверенной походкой бредет по
аллее.
До Ленки долетает тяжелая волна удушливого запаха.
- Господи! - говорит она шепотом, - ты видела?
- Что я должна была видеть? - в полный голос спрашивает Августа.
- Он же весь синий!
- Лена, - холодно говорит Августа, - ты сошла с ума.
* * *
- А она хорошо выглядит, - одобрительно говорит Сонечка Чехова.
- Да никак она не выглядит, - говорит Ленка, - как обычно! Это
коллективное внушение. Магия образа. Как выйдет, как охнет, как глаза
закатит...
- Брось, ты просто ей завидуешь, - говорит Сонечка Чехова, -Ты вон,
тоже что-то там пишешь, а она Добролюбова читает.
- Знаю я, почему она его читает...
- Ты все сводишь к пошлости... А она - чистый, культурный человек. Ее
имидж тебе недоступен. Вон, у тебя под ногтями грязь.
- Это не грязь, - защищается Ленка, - это краска...
- Какая разница? Тише, не мешай слушать.
Вероника Лохвицкая выходит на возвышение. В воздушном лиловом платье, с
вдохновенным бледным лицом стоит она рядом с белым роялем. Она глубоко
вздыхает и по рядам проносится ответный трепет.
- Комопозиция, - говорит она с придыханием.
- Это не женщина, - шепчет поэт Добролюбов, ерзая на бархатной
табуретке, - это Примавера...
Девочка с телевидения берет на перевес камеру.
...мы вышли в сад, - задушевно, интимно начинает Лохвицкая и голос ее
постепенно набирает силу, - и ночь текла меж нами...
- Из какого сундука она извлекла это старье? - возмущается Ленка, - оно
же нафталином воняет! Она же твои должна была читать...
- Это и есть мои, - сухо произносит Добролюбов. - Лирический цикл.
- Ох, я хотела сказать...
- Да тише вы, - шипят сзади.
- ...и страсть звенела стременами...
Лохвицкая вдруг замолкает, и строго оглядывает притихший зал.
- Паузу держит, - поясняет поэт Добролюбов.
- Послушайте, - вдруг звучным артистическим голосом произосит
Лохвицкая, - кто испортил воздух?
Напряжение достигло высшего накала.
- Но... - нерешительно бормочет Добролюбов.
Лохвицкая упирает руки в бока и мрачно оглядывает зал.
- Молчи, Додик. Кто пукнул, спрашиваю? Ах ты, фраер засраный, чем тут
сидеть в приличном месте, воздух портить, поди, скажи спасибо своей маме,
что она во-время аборт не сделала...
- Но, Верочка...
- Что - Верочка? Я уже тридцать лет Верочка.
- Сорок пять, - машинально поправляет Добролюбов.
Господи, думает Ленка, да что творится?
- Занавес, - выкрикивает поэт Добролюбов, - скорее дайте занавес.
- Господь с тобой, - говорит Ленка, - тут занавеса сроду не было...
Лохвицкая тем временем продолжает возмущаться:
- ... и ты, - это уже девочке с телевидения, - Чего вылупилась-то?
Убери свою пукалку, пока я ее сама не убрала - ноги отдельно, объектив
отдельно... Чего тут снимать? Как я стишки читаю? Да это не стихи, а дерьмо
собачье. Додик на коленях умолял - прочти да прочти... Пишет сам не знает
что, а я стой, читай...говнюкам всяким... да пошли вы...
И она, надменно подняв голову, шествует между рядами к выходу. Все
молча провожают ее глазами. Поэт Добролюбов делает неуверенное движение,
точно собирается кинуться следом, но остается сидеть на месте.
- У нее нервный срыв, - объясняет Ленке Сонечка Чехова.
- Ты думаешь? А по моему, она еще никогда не была до такой степени
нормальна. Просто, она нарушила конвенцию. Знаешь, иногда так хочется
высказаться, ну, наболело....но что-то мешает... Потому что ведь тут кто-то
действительно...
- Я тоже почувствовала. Но я же об этом не говорю.
- Ну, а она не выдержала. Может, ей мы все уже до такой степени
опротивели...
Ленку грызет непонятное чувство вины...
* * *
С утра прошел нежный осенний дождь и аллеи еще не просохли. Над
асфальтом клубится легкая сизая дымка, тонкие серебристые нити плывут в
воздухе - перелетные пауки запускают свои монгольфьеры. Ленку ничего не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг