- Значит, нарушаем. - Сказал комендант. -
- Прописка временная, от военной службы уклоняемся, и еще нарушаем...
- Я не уклоняюсь. Я освобожден.
- Согласно последнему постановлению Минобороны - нет. Пятнадцатью
сутками вы не отделаетесь, гражданин Караванов. Вы дезертир.
- Послушайте, я...
В комендатуре было сумрачно, одинокая лампочка под проволочной сеткой
горела в полнакала, вокруг нее чертила круги ночница. На стене висел
выцветший плакат "Действия гражданского населения при атаке с воздуха". На
нем смутно угадывалось серое брюхо гигантского цеппелина.
Второй человек, сидевший за столом, склонился и что-то сказал
коменданту на ухо.
Тот недовольно бросил мой паспорт на стол.
- Раз так, - сказал он, - ну ладно.
- Пойдемте, Альберт Викторович, - тот, второй, поднялся.
- Куда?
- На вашем месте, - сказал тот строго, - я бы задавал поменьше
вопросов.
Солдат у двери отодвинулся, пропуская нас, и козырнул - не мне,
понятное дело.
У этого майора фамилия была Сергеев.
- Я ожидал от вас большей сознательности, - укоризненно сказал он, - вы
в курсе, какая сейчас напряженная международная обстановка? Что сейчас в
Монголии творится, знаете? А вы не хотите нам помочь в таком ответственном
деле...
- В каком деле?
- Вот, - сказал майор, протягивая книжку в газетной обертке. - Дадите
завтра этому вашему...
- Зачем?
- Пускай почитает. Вы же обещали ему литературу подобрать, разве нет?
Все подстроено, подумал я, подстроено с самого начала. Ну да, они же не
могут заставить его читать насильно!
- А если он не захочет?
- Захочет.
- Откуда вы знаете?
- Ну, вы же с ним вроде подружились. Вот вы его и уговорите...
Всего неделя, подумал я, мне нужна всего неделя. Черт с ними, с
тренировками - только бы прогрелась вода!
Ладно, - сказал я.
И как они не боятся? Ведь может же он в принципе начитать что-то такое,
отчего они исчезнут навсегда и больше не вернутся...
- Вот и хорошо. Сейчас вас проводят вас по месту жительства...
- Я сам дойду.
- Я же сказал. - Веско уронил майор, - Проводят. По месту. Жительства.
И я понял, что никуда мне от них не деться
*
Затрепанная книжка в газетной обертке оказалась всего-навсего "Тарасом
Бульбой".
Он рассеянно пролистал ее и сказал:
- Вы уверены, что с этим стоит работать?
Я сказал:
- А как же.
Неделя, думал я, как заведенный, всего неделя. А там пускай делают, что
хотят.
Пиво сегодня было какое-то мерзкое. Кислое, словно разбавленное.
- Я бы не хотел читать Гоголя, - уперся он, - вы понимаете... Он такой
яркий писатель... в смысле живописный... а тут сплошные детали. Подробности.
И, вообще - зачем он вам? Все-таки он был странный человек, Гоголь. Давайте,
я лучше что-нибудь другое.
Я понятия не имел, зачем им понадобился "Тарас Бульба". Должно быть, в
неведомом мне почтовом ящике неведомые аналитики просчитали что-то очень
важное и судьбоносное...
На всякий случай, я сказал:
- Я конечно, историк недоучившийся, но... Помните, я вам говорил - тот
кружок. Его вел профессор Литвинов...
- Тот самый? - он слегка оживился.
- Ну да, - согласился я.
Неделя, не больше.
Он сказал:
- Надеюсь, вы знаете, что делаете!
*
Утром я проплыл на двести метров больше. Вода была двадцать градусов.
Это в семь утра - к первому замеру. А значит...
Покровский так и не появился, - я подумал, что это к лучшему. Я не мог
смотреть ему в глаза.
Интересно все-таки, что он сделал с Тарасом Бульбой?
Сегодня была получка - очень кстати, потому что заначка моя совсем
опустела. Правда, норму урезали и карточек на сахар не выдали совсем.
Сказали, в следующем квартале. Те, которые на табак, я тут же у входа сменял
на продуктовые, и почти на все закупил шоколад и изюм. А стакан чищенных
орехов я всего за сто рублей купил на базаре по дороге домой.
Талоны на спиртное я отдал тете Вале и она сказала, что я хороший
мальчик - она их поменяет на талоны на сахар и наконец-то сварит варенье.
Шоколад я спрятал в чемодан и затолкал его под кровать; тетка топталась на
кухне, и уходить оттуда похоже не собиралась - я слышал гудение примуса и
уханье насоса.
"Маяк" передавал песни по заявкам радиослушателей; большой
популярностью пользовалась какая-то Гюльбекешер... Пела она как принято у
восточных певцов - с каким-то подвыванием, и я уже собирался выключить
приемник. Тем более что слушать было совершенно невозможно - внизу, по
брусчатке, грохотали колеса грузовой автоколонны. В кузовах стояли
зачехленные орудия. Но тут как раз начались новости. Какое-то время я их
слушал, просто так, не думая ни о чем, но потом до меня дошло... Я вскочил
и, даже не выключив приемник, который так и продолжал тихо квакать мне
вслед, выбежал из дома...
*
Трамваи стояли - прямо на рельсах, черные и пустые, и, когда я добрался
до библиотеки, была уже почти полночь. Я шел точно по дну моря, и тени
акаций колыхались на треснувшем асфальте, подобно водорослям.
Задыхаясь, я взбежал по железной лестнице и отпер наружную дверь.
Библиотека встретила меня полной тишиной. На книжных полках подмигивали в
лунном свете картонные таблички с буквами.
Я прошел меж стеллажами, задел ногой стремянку, она откинулась к
противоположной полке, при этом больно ударив меня по щиколотке, но я даже
не заметил. Я добрался, наконец, до Гоголя, бросил на пол пухлый том
"Мертвых душ", потом не менее пухлый второй том...
"Тарас Бульба" был зажат между "Миргородом" и "Страшной местью". Он был
совсем маленький... Только тут я сообразил, что надо бы включить свет. Накал
был совсем слабым, лампочка еле тлела пурпурной вольфрамовой нитью.
Что они заставили его сделать? Передвинуть Запорожскую сечь ниже по
течению? Превратить прекрасную панну в юную турчанку? Этого я узнать не
успел, потому что по металлической лестнице загрохотали чьи-то тяжелые
шаги...
Потом дверь распахнулась.
Я забыл запереть ее изнутри.
Мрачный парень с красной повязкой на рукаве шагнул внутрь. За ним шла
девушка в красной косынке - она остановилась у порога, в темноте. В руке у
нее был зажат потайной фонарь.
- Народная дружина, - сказал парень. - Почему нарушаем?
- Нарушаем? - удивился я, - что? Я тут работаю. Я библиотекарь.
Мне хотелось сказать "Я здешний ворон" и я с трудом подавил
истерический смешок.
- Светомаскировку почему нарушаем? Окна почему не зашторены?
Тут только я сообразил, что меня тревожило, пока я шел к библиотеке
ночными переулками. Темнота.
Не светилось ни одно окно.
- Не понял, - сказал я, - мы что, уже воюем?
- Еще нет, - сказал парень сквозь зубы, - это учения, урод. Сейчас
пройдем в районный штаб ГО, и тебя доходчиво познакомят с текущим
международным моментом...
Говоря это, он повернул выключатель, и свет погас. Светился только
потайной фонарик и теперь - из темной комнаты, я смог разглядеть лицо
девушки.
- Лиля, - сказал я.
Она была в гимнастерке, на рукаве красная повязка, талия перетянута
ремнем, волосы убраны под косынку. Не удивительно, что я ее сразу не узнал.
- Ты его знаешь? - обернулся к ней парень.
- Да, - она качнула фонарем, - он у тети Вали живет. Племянник ее, что
ли. Оставь его, Леха, он безобидный. Просто больной на голову. Плавает
каждое утро по три часа, чес-слово. Тренируется.
- А если бы это была боевая тревога? - не мог успокоиться ее спутник.
- Ну, тогда бы и разобрались. По законам военного времени. А сейчас
чего? В штаб его тащить? Так штаб отсюда в трех кварталах...
- Ладно, - парень махнул рукой и направился к выходу, - твое счастье,
малый. Только свет больше не зажигай, слышишь.
- Ладно, - в свою очередь ответил я.
Я хотел еще что-нибудь сказать Лиле, ну, вроде, что я все понимаю и не
держу на нее зла, или напротив, что я ненавижу ее и буду ненавидеть вечно,
но она уже простучала каблучками по железным ступенькам и исчезла во тьме.
Я на ощупь вытащил ящичек с читательскими формулярами. Ничего не было
видно, поэтому я поднес его к окну. Светила почти полная луна - в ее свете я
нашел букву "П", извлек читательскую карточку Покровского и, поворачивая ее
то так, то эдак, чтобы слабый лунный луч высветил чернильную запись, нашел
его адрес. Он жил на Канатной - не так уж далеко отсюда.
Я оставил картотеку на подоконнике и выбежал, чуть не забыв запереть за
собой дверь.
*
Видимо, учения уже окончились, потому что во дворе дома стоял грузовик
с включенными фарами и какие-то люди, кряхтя, поднимали в кузов что-то
тяжелое. Сначала мне показалось, что это гроб, но потом я понял, что грузят
пианино. Оно лаково блестело в лунном свете. Почему ночью? Я решил не ломать
над этим голову, а, разглядев эмалевую табличку с номерами квартир над
дверью парадной, взбежал на третий этаж. Несколько раз я нажимал на кнопку
звонка под фамилией "Покровский" - были и еще кнопки и еще таблички с
фамилиями, - мне показалось, что звонок не работает, и я все жал и жал, пока
дверь не приоткрылась на длину цепочки.
- Я же сказал, к пяти утра, - недовольно буркнул Покровский.
- Борис Борисыч! Это я, Алик!
- А! - он отстегнул цепочку, - заходи.
Я зашел в темный коридор (свет он включил, но накал был опять никакой),
и перевел дыхание.
- Все не так! Все получилось не так!
- Догадываюсь, - сухо сказал он, - все всегда получается не так. А в
данном случае что конкретно?
- Турция... Вы знаете, чья сейчас Турция?
- Ну да, - он пожал плечами, - Турецкая социалистическая республика, -
будто вы этого не знаете? Помнится, вы рассуждали на тему, что было бы, если
бы Россия в свое время не вышла к Средиземному морю?
Выход в Атлантику. Босфор и Дарданеллы. Плацдарм в Малой Азии. Кто-то,
гораздо умнее меня взял и просчитал и не ошибся...
- Может, это и не так уж плохо, - пробормотал он, - учитывая, что
сейчас творится на Дальнем Востоке.
- Да ничего там не творится! Не творилось, пока мы...
Пока Шарлота не стала нарезать черный хлеб. Пока Соня не вышла замуж за
Болконского. Пока...
- Что, - неуверенно сказал он, - было лучше?
- Гораздо лучше! Вы что, не помните?
- За мной должны заехать в пять утра, - сказал он, - нас перебрасывают
в Красноярск. Я хотел хоть немного выспаться.
- Нельзя так, - я почувствовал, как слезы затекают мне за воротник, и
только поэтому осознал, что плачу, - нельзя...
Тот румяный врач назвал это сверхидеей. Я думаю, это примерно то же,
что мания, нечто, что гонит вперед, и сжимает грудь, и не дает дышать... Не
будь ее, я бы, наверное, тоже принял все как есть, и не удивлялся бы, и
успокоился. Но эта мания выжгла у меня в мозгу огненную печать, и я твердо
помнил, что так не должно...
- Что, - он близоруко моргнул, - вы хотите отменить Турцию?
- Да! Как же я... я же тренировался! Я же мечтал! Куда мне теперь
плыть? Куда деваться?
- Но я не могу. Как можно отменить реальность?
- Но у вас же получалось! Вы ведь уже делали! До пяти еще есть время.
Если подумать... найти что-то правильное... Правильную классику...
- У меня больше нет классики, - невыразительно сказал он.
- Тогда пошли! В библиотеку! У меня ключ - вот!
Я для убедительности встряхнул ключом.
- Алик, - сказал он, - вы вообще в курсе, что после двух ночи действует
комендантский час?
- Я... нет. Но ведь сейчас только полвторого!
- За мной в пять должны заехать, - напомнил он.
- Если все пойдет как надо, никто никуда не поедет. Это все из-за
"Тараса Бульбы"!
Он сказал:
- Мне кажется, вы преувеличиваете! Алик, а вы вообще... как себя
чувствуете?
Я понял, что он уже и сам не помнил настоящей реальности. Может,
подумал я в тихой панике, та реальность, где мы встретились, тоже была
ненастоящая, потому что он ведь что-то и до этого читал, и все уже было
искажено и намертво сцеплено, а на самом деле все было замечательно, в той,
самой-самой первой, самой настоящей, и никто ко мне не приходил, и не
разговаривал со мной, и не призывал к сознательности, и я не принес им свои
конспекты лекций профессора Литвинова, и толстый румяный врач не приходил
никогда, и если и приходил, то не ко мне...
У нас уже были космические корабли, подумал я, наверняка - Луна и Марс,
и орбитальные поселения и на Земле не было границ, и моря принадлежали всем.
Мне захотелось ударить его, и я с трудом заставил себя разжать
стиснутые кулаки.
Нет, сказал я себе, просто его странные способности развились совсем
недавно, и он не умеет ими управлять, его надо просто научить, подтолкнуть,
не может же быть, чтобы все нельзя было сделать лучше, только хуже - надо
просто знать как, смогли же эти подгрести под себя Турцию!
Он даже хотел захлопнуть дверь, но я сунул ногу в щель и сказал:
- Нет!
- Алик, - сказал он, - послушайте.
- Я ведь сумасшедший. У меня и справка есть. Хотите, покажу?
Я так смотрел на него, чтобы он понял, я могу сделать все, что угодно,
абсолютно все, что угодно и мне ничего за это не будет... ну, почти ничего.
И он почувствовал это и на самом деле испугался.
- Ладно-ладно, - сказал он, - пошли. Только... не надо так горячиться,
Алик!
*
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг