всех жителей общины, и люди, стосковавшись по торжественной, высокой речи,
пришли задолго до начала действа и перешептывались, и вздыхали, с
нетерпением ожидая появления Святого отца.
Он появился из бокового придела, куда имел право входить только он
один, в белом своем облаченье, торжественный и величавый и сотня лиц
засветилась счастливой гордостью, потому что люди сейчас были не просто
отдельные люди, но Община, меж членами которой протянулись невидимые нити
единения.
Младшие теснились на специальном помосте сбоку - чтобы не попадаться
под ноги остальным, и видно оттуда все было хорошо, потому что помост
поднимал нас над морем склонившихся голов. Я жадно рассматривал Священника -
он был бледным, невысоким, и казался немощным, но в нем чувствовалась
какая-то внутренняя сила,
недоступная остальным - власть, освещавшая его лицо изнутри, точно
бледное пламя. Голос у него был глубоким и красивым, а уж торжественным до
того, что, когда я слышал его, у меня что-то обрывалось внутри.
Сначала он поздравил всех с приходом весны - объявил начало Нового года
и сказал, что по всем приметам год должен быть хорошим, плодородным, и все
радостно закивали, хоть, по-моему, он говорил это и прошлую весну, и
позапрошлую - только каждый раз другими словами. Потом прочитал короткую
проповедь о Труде, Обязанности и Воздаянии - но это было только начало, и,
когда он смолк,
а люди замерли в ожидании, он помедлил, и, дождавшись, пока молчание не
сделалось совсем уж нестерпимым, он, наконец, возвысив голос - так, что,
казалось, я услышал слабое эхо, отразившееся от бревенчатых стен, поведал
нам о тех видениях, которые были ему зимней ночью - потому что на то он и
священник, чтобы видеть скрытое от остальных.
Я вставал на цыпочки, приоткрыв рот, стараясь не упустить ни одного его
слова - он говорил о вещах, мне непонятных, но от того не менее прекрасных -
может, только Старшие знали о чем он толкует, да и то сомневаюсь.
"И увидел я огненные колесницы, летящие по воздуху... и увидел я дома,
возносящиеся до небес... И было могущество нашего племени неизмеримо ни
мощью волн морских, ни светом звезд небесных. И все, что делалось людьми,
сгорало в огне и возрождалось вновь, и рушились горы, и возносились горы, и
россыпь факелов отбрасывала свой свет до самого горизонта. И увидел я мощь
человеческую и возгордился за нее, и оплакал ее... Кто захочет жить вечно?
Кто способен вынести свидетельства былого величия? Радуйтесь, ибо участь
наша прекрасна - ноша Свидетеля не тяготит нас и тяжесть Могущества нас
миновала..."
И все в таком же роде.
Иногда мне даже казалось, что я схватываю то, о чем он толкует - не
понимаю, но именно схватываю, словно смутные картины, возникающие у меня в
голове были задернуты какой-то пеленой, которая никак не может упасть.
Думаю, все остальные чувствовали то же самое - иначе почему бы они
выслушивали всю эту странную речь
в такой благоговейной тишине?
Затаив дыхание, не в силах отвести взгляда, я всматривался в горящие
глаза Священника. Один раз мне даже показалось, что и он поглядел на меня,
быстро, но внимательно, точно в самую душу заглянул.
Наконец, он закончил проповедь, и, когда сошел с кафедры, уже не
казался таким тщедушным - отблеск былого величия все еще лежал на нем. Он
углубился в боковой придел, а затем вынес блюдо с хлебами и начал одаривать
ими прихожан, каждый из которых отламывал по кусочку, кланялся и выходил из
церкви. Такая церемония
проводилась только два раза в году - на Новый год, когда община
благодарила Господа за то, что помог пережить зиму, за приход весны и на
Праздник урожая осенью, потому что хороший урожай - это еще год жизни, а
иногда - и благоденствия.
Наконец, все старшие, получив свою долю, потянулись к выходу, и за ними
наступила наша очередь. Я был одним из последних - с некоторых пор я вообще
старался держаться в тени, насколько это возможно. Не поднимая глаз на
священника, я, склонившись над блюдом, устланным зелеными листьями, отломил
кусочек хлеба, и тут почувствовал на себе внимательный взгляд.
- Подожди здесь, сын мой, - сказал Священник.
Никаким его сыном я не был - он всех так называл.
Я отошел к наружной стене, выжидая, пока тот не отошлет последнего
прихожанина. Наконец, молитвенный дом опустел и священник, устало
опустившись на боковую скамью, сделал мне знак подойти.
- Погляди на меня, мальчик мой, - повелительно произнес он.
Я покорно поднял голову.
- Ты должен говорить со мной абсолютно откровенно, - сказал он, - я не
желаю тебе зла.
Я молча кивнул.
- Эти твои... приступы... они не сопровождаются видениями?
- Нет, святой отец. Это... ну, просто приступы. Я теряю сознание, и
все.
Он задумался.
- Способность Видеть - тяжелый дар. Быть может, ты просто не хочешь
признаватся себе в нем.
Я понял, что отчасти он говорит о себе, и, пожалуй, заинтересовался.
Кого не заинтересует загадочная способность святых отцов видеть странные
вещи, недоступные ни одному обычному человеческому взору?
Потому я честно напрягся, стараясь отталкиваться от того, о чем он
сегодня рассказывал - о Власти и Силе, о Поражении и Утрате.
- В пламени очага? В дыму?
- Нет, святой отец, - сказал я, - Нет... ничего.
- Все, что не от Господа, все от нечистого, Люк, - сказал он тихо.
- Но у меня нет Дара, святой отец, - в отчаянии сказал я. - Ничего нет,
Господь свидетель.
Он помолчал. До сих пор лицо у него было добрым и мягким, сейчас он
смотрел куда-то вдаль и оно сразу стало чужим, словно ему уже не было до
меня дела и он больше не старался мне понравиться.
- Ладно... - сказал он, наконец, - Временем располагает Господь, мы же
только пользуемся им. Подождем... он сам знает, когда прислать мне
преемника.
Я вопросительно взглянул на него, но он со скрытым раздражением махнул
рукой.
- Иди... иди, мальчик...
И, когда я уже был на пороге, задумчиво сказал мне вслед:
- Там видно будет...
х х х
Поначалу мне казалось, что, раз уж жизнь моя так странно изменилась и
даже сам святой отец заинтересовался мной, то вот-вот произойдет что-то
интересное, но на самом-то деле все выходило еще хуже, чем раньше. Со всеми
моими сверстниками уже возились не старухи, а молодые, сильные мужчины и
женщины, которые брали их то в лес - на охоту и на расчистку зарослей, то на
весеннюю стрижку овец, а меня определили к однорукому Матвею - рыбаку,
которому я помогал выбирать сети. Работа была не тяжелая, но уж больно
нудная, а Матвей, вдобавок, был человек молчаливый, а подчас так и вовсе
меня не замечал. Бывших приятелей своих я видел, только когда все собирались
за обедом в общинном доме - они приходили разгоряченные, смеялись и,
перебивая друг друга, обсуждали всякие новости, всякие недавние события, в
которых мне не было места. Однажды я услышал, как Тим вновь завел разговор о
том затонувшем поселке. Он уверял, что действительно видел его.
Одно дело - слушать всякие байки долгой зимней ночью, когда тебя
окружают постылые стены зимних жилищ, а истосковавшееся воображение
расписывает яркими красками всякие чудеса и приключения, а совсем другое -
когда тебе рассказывают такую историю в ясный весенний день, когда и без
того хватает, чем заняться. Почему-то весной такие истории теряют изрядную
долю прежнего страха - а вместе с ним и прежней привлекательности.
Потому какое-то время все от рассказа Тима просто отмахивались.
Но он упорствовал.
Он все продолжал твердить, что, если выбрать пасмурный день со
спокойной водой, когда море вбирает в себя остатки света, а не отражает его
от поверхности, то с высокой скалы, которая лежит за час пути отсюда и
впрямь можно увидеть кое-что. Он так извелся, что я сделал вид, что верю
ему - просто потому, что хотел ему
угодить - хотел, чтобы со мной обращались как прежде - как с равным.
Но, казалось, на остальных та легкость, с какой я готов был принять эту
историю, произвела обратное действие - Тим чуть не заплакал от злости.
- Ублюдки, - сказал он, - вон, даже придурок верит.
- На то он и придурок, - рассудительно заметил Дарий. - Это выдумки.
Старухи малолеток пугают, чтобы они далеко не забредали, а ты и купился. Да
я тебе таких историй сколько угодно расскажу...
- Знаю, знаю... про упырей твоих вонючих.
Тим надулся и покраснел, точь в точь как рыба-шар, когда ее вынимают из
воды - дело явно шло к драке.
- А пошли посмотрим, - сказал он. - Его и сейчас наверняка видно - пока
гроза собирается.
Я был уверен, что ничего там нет, и что Тим, потерпев позорное
поражение, наверняка разозлится еще больше, но отступать уже было поздно и я
согласился. Дарий тоже согласился - ему не терпелось насладиться унижением
приятеля. Остальные отказались - быть застигнутым грозой вдалеке от дома -
штука неприятная, да и никто не позволил бы нам всем, целой ватагой,
ускользнуть из поселка.
Воздух был тяжелым, душным, и, казалось, я видел, как в нем
проскакивают крохотные синие искры. Небо опустилось так низко, что я, вроде,
даже ощущал, как оно давит на плечи. Я пожалел, что встрял во всю эту
историю - окажись я свидетелем победы Тима, или его поражения, это все равно
ничего не изменило бы, но меня гнало вперед любопытство и странная смесь
надежды и страха, - ведь если
эта легенда окажется правдой, то, может, и все остальное, о чем
рассказывают - тоже.
- Вот оно, это место! - гордо сказал Тим.
Он стоял на самом краю обрыва, а потом лег на живот, упершись руками в
каменную кромку, и стал вглядываться в серую глубину.
- Ничего не видно, - с торжеством сказал Дарий, - ты все выдумал.
- Да смотри же получше, дурень!
- Врешь ты. Ничего там нет.
- Да вот же он, говорю тебе!
- А пусть придурок скажет.
- Он сюда не заберется. Кишка тонка!
- Эй, Люк! Давай сюда! Что ты там застрял? Испугался?
Я стиснул зубы и тоже подобрался к краю обрыва. Если поглядеть вниз, то
можно было увидеть, как крохотные волны терпеливо и незаметно вылизывают
берег - мягко, нежно, - словно это и не они прорыли в твердой породе тоннели
и гроты, которые в конце концов разрушат всю эту громадину, превратив ее в
груду камней - такую же, как те, что уже лежат на берегу.
Море тускло отсвечивало и больше ничего не было видно.
- Да не так, - с досадой сказал Тим. - Нужно как бы заглянуть в воду,
сбоку, чтобы свет в глаза не бил.
Я улегся рядом с нем и оперся руками о холодный камень. На какой-то миг
я ощутил приступ головокружения и в ужасе подумал, что припадок настигает
меня именно сейчас. Но это случилось оттого, что я увидел, как поверхность
воды распахнулась, пропуская мой взгляд дальше, в глубину, и там было
что-то...
Я увидел, что из темноты поднимается бледный силуэт какой-то
постройки - она была больше общинного дома, больше, чем все дома поселка,
поставленные друг на друга - основание ее уходило в туманную глубину, темные
ряды окон смотрели на меня пустым взглядом, точно глаза безумца... мне даже
показалось, что я вижу, как что-то мелькнуло в одном окне, но, пока я
всматривался, порыв ветра скомкал водное покрывало, контуры странного здания
заколебались, пропали... Каждая крохотная волна по своему отражала грозный
свет сумрачного неба, все двигалось, переливалось, подернулось рябью.
Я медленно поднялся, машинально отряхивая колени.
- Ну что, видел? - нетерпеливо спросил Тим.
- Да, - сказал я, - там затонувший поселок. Очень большой.
- И ты что думаешь, - презрительно сказал Дарий, обращаясь к Тиму, -
что я поверю придурку?
Я не ответил.
х х х
Тим, казалось, и сам поверил в то, что ничего такого он не видел, но
мне таинственный поселок на дне не давал покоя. Я все думал, с кем бы мне
поговорить, кто согласился бы меня выслушать - и, наконец, выбрал
священника - в конце концов, именно он должен разбираться в таких вещах.
Поэтому я дождался окончания вечерней службы и встал у дверей, дожидаясь,
пока прихожане не покинут молельный дом и я смогу остаться со священником с
глазу на глаз - мне не хотелось позориться прилюдно, а священник часто
беседовал один на один со своими прихожанами - это входило в его
обязанности.
В молельном доме было сумрачно и отец Лазарь не сразу заметил меня. Я
видел, как он прохаживается вдоль переднего ряда пустых скамеек - вид у него
был усталый и сейчас он казался совсем нестрашным. Потом он остановился и
уже было поднял руки, чтобы стащить через голову парадное облачение, но тут
я тихонько кашлянул, и он обернулся.
- Да мальчик мой, - сказал он, - что ты хочешь мне сказать?
Он глядел на меня с каким-то выжидательным любопытством, и, словно бы,
с тайной надеждой. Может, он решил, что я пришел к нему, чтобы сообщить, что
меня, наконец, посетили видения?
- Мне... нужно спросить вас кое о чем, святой отец.
Он тихонько вздохнул, но ответил довольно терпеливо:
- Я слушаю тебя. Может, давай, присядем?
Он передвинул скамью и сел напротив меня, внимательно вглядываясь мне в
лицо. Он погасил уже почти все светильники - я едва мог разглядеть его.
Я сказал:
- Мне случилось увидеть кое-что. Под водой. Что-то, вроде большого
дома. Или даже поселка. Он лежит в глубине, под обрывом, в часе ходьбы
отсюда.
Он не удивился, а, устало проведя ладонью по глазам, сказал:
- Да. И что же?
- Что это такое, святой отец? Кто его построил? Под водой!
- Я не думаю, что его построили жители глубин, - сказал он мягко. -
Скорее всего, он просто ушел под воду, когда-то очень давно. Таких
затонувших строений полно по всему побережью. Это свидетельства былого
процветания - ты же сам знаешь, что у нас в поселке можно найти всякие вещи,
секрет изготовления которых утерян. Так и эти дома.
Это я как раз мог понять. У меня и самого хранилась такая штука -
стеклянный шарик, который я прошлым летом выменял у парня из соседней общины
на светлячка-скрипача. Поймать скрипача нелегко, но и стеклянный шарик -
вещь ценная, теперь больше таких не делают, да и как раньше делали,
непонятно. Теперь-то стекло все
получается мутное, тусклое, бесцветное, а шарик тот был ярко синим, и
под солнечными лучами вспыхивал малиновым огнем. Думаю, потом тот малый
жалел, что уступил его мне, но мена есть мена.
- Говорят, - продолжал он, - что, когда мы пускаем в плавание
похоронные ладьи, они в конце концов приплывают к берегу, где стоят такие
вот дома. Там никогда не заходит солнце. Там всегда лето. Земля вечного
блаженства. Но знаешь, - он доверительно склонился ко мне, - возможно, то,
что я скажу, покажется тебе ересью, но сам я так не думаю. Страна вечного
блаженства находится не на земле - Господь воздвигнет ее для нас на своих
небесных полях.
Он тихонько вздохнул.
- Похоже, я потакаю суевериям. Но людям нужны суеверия - такова их
природа.
- Святой отец... там, в глубинном доме... кто-то живет?
Он пожал плечами.
- Это - хорошее убежище для многих морских тварей. Вот кто занял наше
место.
Он криво усмехнулся.
- Достойная участь, не правда ли?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг