Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     Люди шепотом пересказывали друг  другу  истории  о  дивном  видении,  о
поселениях, подвешенных в воздухе, о  домах,  растущих  из  моря,  о  легких
мостах, перекинутых между светящимися чашами...
     И еще - о тех странных светящихся созданиях, что  населяли  эти  дивные
постройки.
     Они продолжали пересказывать до тех пор, пока истории эти не  приобрели
совсем уж невероятный вид, и уже нельзя понять было -  впрямь  кто-то  видел
что-то или это был просто морок, застилавший зрение и мутивший  рассудок.  В
конце  концов  большинство  договорилось  до  того,  что  перед  ними  въяве
предстали счастливые Земли, Летняя страна, где никогда  не  заходит  солнце.
Единственное, в чем они никак не  могли  договориться,  следует  ли  считать
явленное зрелище карой  и  напоминанием  о  грешной  природе  человека,  или
напротив, наградой и обещанием грядущего блаженства.
     Многие слышали Голос - у этих глаза были безумные  и  пустые,  они  уже
ничего никому не говорили, а сидели, охватив плечи руками, глядя перед собой
расширенными зрачками. А если кто-нибудь брал такого за  руку  и  держал,  а
потом отпускал, то рука так и продолжала висеть в воздухе, словно  бы  и  не
уставая.
     В общем и целом было понятно, что без Службы не обойтись - людям  нужно
было утешение и поддержка, потому что Голос уводил близких от близких,  мать
от сына и жену от мужа, а Небесные Дома по-прежнему продолжали  смущать  умы
видевших их, и кто, как не святой отец мог объяснить, что оно такое было,  и
зачем?
     И, конечно, отец Лазарь принял на себя эту ношу.
     До тех пор двигался он устало, и голос его звучал бесцветно и тускло, и
даже к услышавшим Голос, он не выказал  обычного  своего  рвения,  а  только
велел отвести в пристройку при молельном  доме.  Сказал,  что,  мол,  Служба
должна благотворно на них подействовать, а  если  нет,  то  он,  мол,  потом
разберется. Я-то в общем и  целом  уже  знал,  как  он  разбирается,  может,
подумал я, он надеется вернуть их в жизни при помощи того страшного действа,
которому я был свидетелем после помешательства,  сразившего  жителей  Голого
Лога. Как он разбирается, когда действо не срабатывает, я тоже знал. На этот
раз, впрочем, это сделать будет  труднее  -  услышавших  Голос  было  много.
Слишком много. И у каждого была какая-то родня.
     На сей раз я пошел в молельный дом со всеми - а куда деваться?
     Наверное, думал я, я уже взрослый - вот только как оно произошло, я  не
заметил. Но раз не поперли вон, то точно - взрослый. Остальную-то малышню не
пустили и даже парней постарше - тоже.
     Может, думал я, все из-за ученичества этого? Он  опять  передумал,  так
получается?
     Но пока что я стоял в полумраке молельного дома и отец Лазарь  никакого
внимания на меня не обращал.
     А люди, увидев, как он выступает из полумрака придела,  зашевелились  и
обрадовались. Наверное, думают, что теперь  все  их  беды  позади,  мысленно
усмехнулся я.
     Впрочем, порой я ловил себя на том, что и мне самому так казалось.
     Надо сказать,  что,  представ  перед  людьми,  жаждавшими  поддержки  и
утешения, он взял себя в руки и службу провел хорошо. Он говорил о  чудесном
избавлении, и о
     том, что, не пошли нам Господь своего знака,  мы  все  погибли  бы  под
развалинами -  люди  слушали  его  и  успокаивались,  и  переглядывались,  и
улыбались. Потом он показал на меня.
     Я слегка отпрянул - бежать отсюда было невозможно, сзади напирали люди,
и я подумал, что вот сейчас он объявит меня виновником всех бед;  мол,  кары
небесные обрушились на нас несчетно, потому как я по мерзкой  своей  природе
восстал против Господнего промысла.
     Но он подошел ко мне и положил мне на плечо тонкие худые пальцы.
     - Вот, - сказал он, - воистину Бог велик, когда  делает  своим  орудием
одного из малых сих. Ибо не будь его, многие из  вас  были  бы  погребены  в
своих жилищах. Гонимым он был, и спас гонителей, преследуемым -  и  вывел  к
свету преследователей.
     Люди возбужденно зашумели.
     По-моему, большинству я уже сидел в печенках, но против отца Лазаря они
и пикнуть не посмели бы.
     Впрочем, отец Лазарь уже отступил  на  свое  возвышение  и  повел  речь
дальше.
     Сегодня он ничего не говорил о назначении  людского  рода,  о  грехе  и
каре, но может, это и не требовалось - все ждали лишь заверений в  том,  что
дальше все будет хорошо, а уж он убеждать умел - в конце концов я  и  сам  в
это поверил и  досидел  до  конца  службы  спокойно...  Я  видел,  как  люди
перешептываются, кивают друг другу, потом замолкают, вслушиваясь в волшебные
слова утешения, и лица их светлеют.  Наконец,  он  умолк  и  вынес  блюдо  с
хлебами - до праздника урожая было, правда, еще далеко, но это особый  день,
сказал он. Постоял немного, держа блюдо в руках, мне даже показалось, что он
что-то бормочет, сам себе, почти неслышно, потом словно решился,  повернулся
ко мне...
     - Тебе назначаю я обнести прихожан, Люк, дитя света,  -  сказал  он,  и
передал мне блюдо.
     По рядам опять прошел шепот. Если честно,  я  предпочел  бы,  чтобы  он
перестал, наконец, привлекать ко мне всеобщее внимание. Потом я подумал, что
он делает это для того, чтобы потом, после  службы,  никто  не  посмел  меня
тронуть. Значит, думал я, он все-таки простил меня?
     Я принял блюдо.
     Оно оказалось неожиданно тяжелым - я еле удержал его обеими руками.
     Вот я и нашел свое место, думал я - никто теперь не  осмелится  сказать
мне ни одного худого слова, даже косо посмотреть. Скажи мне  это  кто-нибудь
год назад, я подпрыгнул бы  до  небес,  а  сейчас  почему-то  не  чувствовал
ничего.
     Тем не менее, я пошел по рядам, останавливаясь перед каждым,  чтобы  он
мог взять себе кусочек, а отец Лазарь стоял неподвижно и наблюдал  за  мной.
Даже когда я поворачивался к нему спиной, я чувствовал на себе его взгляд  -
он был точно прикосновение холодной руки. Я уже обошел всех, а он все  стоял
и глядел на меня. Потом подошел, взял у меня блюдо. Подержал  его,  поставил
на стол... потом положил руку мне на плечо и подтолкнул к выходу.
     Я удивленно поглядел на него.
     Он знаком велел прихожанам оставаться на местах, а сам вышел со мной на
порог  молельного  дома.  Люди  расступались   и   оборачивались,   и   тихо
перешептывались -  этот  неумолчный  шепот  тянулся  за  мной,  пока  мы  не
оказались под небом.
     Там уже совсем стемнело, но все равно было  светлей,  чем  в  молельном
доме, наверное, потому, что вдали светилось море, как всегда в тихие  летние
ночи.
     Воздух был свободен  от  пропитавшей  его  тревоги,  очертания  холмов,
окружавших лощину, казались непривычными, но дышали покоем,  я  слышал,  как
ручей трудится, пробивая себе новое русло, а где-то вверху  вился  синеватый
дымок - почти невидимый на фоне неба.
     - Трудно собрать всех, верно, Люк, - сказал он. - Как ты  думаешь,  кто
там остался?
     Я нерешительно сказал:
     - Наверное, Матвей, святой отец. Я не видел его со  вчерашнего  дня.  В
горах тоже трясло, но,  если  он  уцелел,  он,  верно,  ждет,  чтобы  кто-то
поднялся к нему - он не любит торопиться.
     Он кивнул.
     - Ты не приведешь его?
     - Я думаю, он к утру спустится сам.
     Я никогда не стал бы возражать ему, но он говорил так мягко...
      Он внимательно поглядел на меня.
     - Боишься пропустить что-нибудь интересное?
     Я пожал плечами.
     - Сделай мне одолжение, Люк, - повторил он, по-прежнему мягко, -  сходи
за ним. Быть может, ему нужна помощь.
     Я сказал:
     - Ночью, святой отец? Ведь это... вы же сами...
     - Ты уже ходил ночью, разве нет? - ядовито возразил  он,  -  и,  вроде,
ничего с тобой такого не случилось. По крайней мере, ты так утверждаешь.
     - Тогда... ладно.
     - И вот еще... - он, казалось, колебался, но потом  все  же  сказал,  -
если  тебе   когда-нибудь   придется   принимать   решение...   помни...   в
действительности все может быть совсем не таким, каким кажется...
     Я тихо ответил:
     - Я знаю, святой отец.
     Он вновь вгляделся мне в лицо, сказал:
     - Да... ты знаешь.
     И слегка подтолкнул меня в спину.
     Я побрел вверх по тропе. Когда я обернулся, чтобы взглянуть  -  смотрит
ли он мне вслед,  дверь  молельного  дома  уже  закрылась.  Да  я  бы  и  не
разглядел - темно было.
     Впрочем, не настолько, чтобы не видеть  тропы.  И  все  же  подъем  был
ненадежным - камни выскальзывали из-под ног и я обращал больше  внимания  на
то, чтобы глядеть на то, куда я ступаю, чем на то, что творится  вокруг.  По
дороге мне встретилось
     несколько бредущих навстречу овец - я заметил их  только  тогда,  когда
чуть не наткнулся на них. Они не  пострадали  -  животные  всегда  чувствуют
неладное и могут избегать опасных мест сами - если только человек не сбивает
их с толку. Когда они  успокоятся,  то  соскучатся  по  знакомым  загонам  и
вернутся - я не стал гоняться за ними. Может, потому, что  слишком  устал  -
все мешалось у меня в голове. Так всегда  бывает  после  того,  как  события
слишком быстро сменяют друг друга. Случись сейчас что-то еще в том же  роде,
я бы не удивился.
     А потому я по-настоящему обрадовался, когда увидел Матвея - вот уж  кто
не менялся. Думаю, разверзнись у него над головой небо, он бы  только  пожал
плечами  и  вернулся  к  обычным  делам.  Он  действительно  расположился  у
небольшого костра - я думаю, он разжег его не столько  ради  тепла,  сколько
из-за дыма, на случай, если кто окажется поблизости.
     Увидев меня, он поднял голову, и без всякого удивления сказал:
     - А, это ты... привет. С тобой все в порядке?
     Я пожал плечами.
     - Насколько это возможно.
     - А что стряслось?
     Я удивился.
     - Ты еще спрашиваешь?
     - Тряхнуло здорово. Это верно. Кто-нибудь пострадал?
     - Нет, - я покачал  головой,  -  сначала  всех  выкурили  из  дому  эти
странные твари; они носились и орали как оглашенные...
     - Я видел отсюда, как они летели, - сказал он, - не  понимаю,  что  тут
такого? Видимо, когда выжигали лес, пламя захватило их  гнезда,  вот  они  и
встревожились. А может, они чувствуют, когда идет землетрясение - видел, что
делалось в небе?
     - Вы говорите о тех... дивных домах? Сияющих дивных домах, которые...
     - Я говорю о том, что любое создание, обладающее  крыльями  и  хотя  бы
толикой рассудка, предпочло убраться подальше,  пока  все  не  кончится.  Не
знаю, что там тебе еще померещилось.
     - Так, не только мне... Все видели, Матвей. Когда меня схватили...
     - А тебя, значит, схватили, - сказал он, - это отец Лазарь их послал за
тобой, так?
     - Да... наверное... но потом он повернул всех обратно. Там, в холмах...
что-то было. Совсем как в его рассказах про свои видения...
     Он сказал:
     - Вот как? И что же он теперь будет всем говорить?
     - Ну, так... уже сказал. Он собрал всех в молельном доме...
     - Тогда что же ты тут делаешь?
     - Он сам меня попросил. Велел сходить сюда, за тобой.
     - Ночью? - удивленно спросил он.
     - Ну да. Он сказал, я уже ходил ночью, так что ничего.  Но  сначала  он
позволил мне помочь ему - я обносил всех хлебами... похоже, он меня простил.
Может быть, он все-таки сделает меня своим учеником, как ты думаешь, Матвей?
     - Я ничего не думаю, -  сказал  он  сквозь  зубы.  -  Значит,  он  тебя
отослал, так? А ты сам - ты взял этот хлеб?
     Я захлопал глазами.
     - Нет. Он отобрал у меня это блюдо, и сказал... он говорил со мной  как
с равным, Матвей, представляешь?
     - Да, - сказал он сухо, - представляю.
     Он поднялся и подошел к обрыву,  хотя  долину,  где  укрывались  летние
дома, разглядеть, понятное дело, отсюда было нельзя - ее покрывала  глубокая
лиловая тень.
     Ничего не понимая, я пошел  следом;  стоило  мне  оказаться  рядом,  он
железной
     хваткой вцепился мне в плечо.
     - Гляди!
     Не знаю, что я ожидал  увидеть  -  может,  те  самые  воздушные  мосты,
которые  вновь  воздвиглись  в  беспокойном  небе?  Но  увидел  всего   лишь
поднимающийся снизу столб дыма, снопы искр,  медленно  клубящиеся  в  ночном
воздухе.
     Горел молельный дом.
     Матвей выпустил мою руку и кинулся туда - не по тропе, а по склону.
     Это было опасно, особенно сейчас, потому что камни неплотно держались в
своих гнездах. Вначале я едва поспевал за ним,  но  потом  обогнал  -  пласт
земли съехал вниз, открыв торчащие из земли корни, которые легко выдерживали
мой вес. Тем более, что я, в отличие от него, мог хвататься  за  них  обеими
руками. Поэтому, когда я, избитый и  исцарапанный,  задыхаясь,  добрался  до
стоянки, я уже
     успел потерять его из виду.
     Только  теперь  до  меня  донеслись  звуки  -  в  них  не  было  ничего
человеческого. Вой, полный животного ужаса - жалобный, тонкий, скулящий. Мне
пришлось сжать голову руками,  чтобы  эти  звуки  не  разорвали  мне  череп.
Несколько темных силуэтов метались в дыму, но остальных не было видно -  они
все были там, в молельном доме...
     Кто-то сломя голову, несся мне навстречу, я даже не понял, кто  -  лица
было не различить под слоем копоти. Сначала я решил, что он бежит ко мне, но
он, размахивая руками, пронесся мимо - я только и успел разглядеть,  как  на
черном лице блеснули белки вытаращенных глаз.
     Из узких окошек под крышей валил дым.
     Теперь я уже слышал их - глухой стук;  там,  внутри,  люди  метались  в
дыму, ударялись о стены, но, казалось,  они  даже  и  не  пытались  высадить
дверь - удары были беспорядочные, нестройные. Дверь, правда,  была  заперта,
да еще и подперта снаружи  тяжелым  брусом,  но  все  равно  ее  можно  было
высадить, если очень постараться. Просто они очумели.
     Я обернулся, ища взглядом Матвея, но его все не было, и я один изо всей
силы налег на засов, который неохотно начал выдвигаться из  скобы.  И  вдруг
почувствовал на своем плече чью-то руку.
     Я думал, Матвей, наконец, добрался до стоянки и придет, наконец-то  мне
на помощь, но это был отец Лазарь. Стоило мне лишь взглянуть на него, и я
     понял, что он обезумел не меньше остальных. У него были такие глаза...
     - Не мешай нам, - сказал он. - Это наша участь, не твоя! Вот  он,  удел
рода человеческого! Он обречен на гибель, так или иначе!
     Я попытался вывернуться, но его пальцы вцепились  мне  в  плечо,  точно
когти.
     - Они спускаются с неба, - сказал он, -  и  заполняют  пустоты.  Взгляд
их - гибель, голос их - искушение. И люди пойдут за ними, и станут ими, и не
бывать им больше людьми вовеки.
     Из окошек показались языки пламени.
     Я опять в отчаянной попытке ударился о дверь. Она была горячей.
     - Оставь их, - сказал  он,  -  пусть  лучше  погибнут,  чем  возродятся
такими.
     Теперь уже обеими руками он схватил меня за плечи и тряхнул -  с  такой
силой, что
     оторвал от земли.
     - И ты тоже, - сказал он, - погляди на себя... ведь ты тоже!
     Я вновь попытался освободиться, но он все вопил и тряс меня.
     - Кому нужна их мощь? Их могущество? Их бессмертие? Почему ты  молчишь?
Почему не хочешь спросить - а что они потребуют взамен? Ты знаешь, что  тебе
придется им отдать?
     Он швырнул  меня  на  землю.  Хилый,  тщедушный  -  сейчас  он  обладал
нечеловеческой  силой.  Я  даже  не  мог  защищаться,  и  только   попытался
заслониться локтем, когда он слепо и страшно ударил меня в лицо.
     Он размахнулся еще раз - я плохо видел, потому что кровь  заливала  мне

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг