- Как? Ну, налегаю главным образом на их странности, и получается очень
похоже.
- Перед вами сидит очень странный человек, - торжественно объявил
Оссолоп, - стоит вам описать меня, и все остальные писатели мира могут
заткнуться. Лучшего объекта вам не найти. Опишите меня, Питер, и вы сразу
получите Нобелевскую премию.
Ик рассмеялся.
- Хорошо, Джимми, об этом поговорим завтра. Хотите еще выпить?
- Нет. Но боюсь, что вы не сможете меня описать. Я чрезвычайно сложен.
Я невероятно сложен!
- Как и любой человек, Джимми, не правда ли?
- Нет. Любой человек не сложен. Любой человек ясен. Любой человек
прост. А если и сложен, то ясно сложен. А я, я совсем другое дело. Хотите
знать, как я вас сейчас вижу?
- Ну, Джимми, сейчас вы можете вообразить что угодно. Это не
показательно, это не представительно. Это...
- Простите, Питер, я вас перебью, Я должен вас перебить, у меня нет
другого выхода. Я вас вижу как точку с тире.
- Точку с кем?
- Точку и тире.
".- отстукал он ложечкой по краю блюдца, -..
- ".
Ик пожал плечами. "Валяй, клоун, весели партер".
Оссолоп почувствовал облегчение. Когда выговоришься, сразу становится
легче.
- Понимаете, я сейчас все кругом вижу как точки и тире, ну и вас
заодно, так сказать. Это у меня лейтмотив такой. Одни точки и тире. Понятно?
- Отчего же не понять. Все очень просто: точки и тире. Так что же во
мне главное - точка или тире?
- К чему подобные разграничения?
- Верно. Формализм здесь просто неуместен.
Они помолчали. Ик с холодным интересом рассматривал Оссолоп а.
- И вы не боитесь заблудиться во множестве этих точек и тире? - спросил
писатель. - Куда идти, с кем говорить, что делать? Как пить с вашими точками
и тире? Ведь они вряд ли могут создать даже тот минимальный комфорт, которым
мы пользуемся на "Святой Марии".
- Вы меня не так поняли, - ответил Оссолоп, - обычный мир я воспринимаю
так же, как и вы, может, чуть острее. Я не собьюсь с пути и найду свою
дорогу в бар. Дело в ином. Кроме всего этого вокруг нас есть же еще
надощущения, сверхчувства.
- Астрал? Ментал?
- Да нет, не то. От каждого предмета у нас остается образ, не так ли?
То же самое остается от людей, животных, природы. Какие-то краски, формы,
линии. Правда?
- И что?
- Так вот, этот образ не всегда совпадает с нашими ощущениями. Ведь
такое бывает? Видите и слышите одно, а образ создается совсем другой. Ну как
в картинах Мирро, Поллака, у всех абстракционистов.
- И у вас?
- Вот именно. Я-то очень хорошо вас вижу. Я могу назвать цвет ваших
глаз и форму носа, по все равно...
- Я точка с тире?
- Именно. Я знаю, да, я знаю! Наконец нашел слово! Я знаю, что вы точка
и тире, и все тут. И все время помню об этом. Я знаю, что все вокруг - это
всего лишь разнообразные сочетания и комбинации точек и тире. Вот!
- Интересно. Ваше образное восприятие перестроилось по двоичной
системе: точка - тире, один - ноль, да - нет. Забавно... Еще немного бренди,
мадам Миму!
11
- Эта? - Ленивец ткнул пальцем в дверь каюты.
- Сейчас проверю, - Живчик извлек из заднего кармана брюк толстенную
записную книжищу.
Ленивец только головой покачал.
"Набираются же люди всякого. Книжки заводят! На свою голову уже не
надеются. А все начинается сверху. Каков шеф, таковы и работники. Сдал
старый Педро, сдал. Раньше на себя полагался, на свою смекалку, а теперь все
журнальчики полистывает, технические новинки вычитывает. На электронику
молится, эх ты! И этот, вельо, туда же. Записать записал, а на какую букву -
забыл. Роется, ищет. Интересно, читать-то он умеет или нет? Эх, ты!" - Она!
Четыреста первая каюта, шестой палубный отсек! - торжественно провозгласил
Живчик, захлопывая замусоленную книжицу. - Доставай повязку!
Они приладили друг другу на рукава широкие белые ленты с красными
крестами и пошли вдоль безлюдного коридора.
- Санитария! - повизгивал Живчик.
- Санитария! - басил Ленивец. Они стучали в каюты, и, едва им отвечали
"войдите", Живчик, просунув голову в двери, вопрошал:
- Мыши, крысы и другие насекомые...
- ...Не беспокоят? - Ленивец распахивал двери пошире и, нависая, как
глыба, над Живчиком, обшаривал глазами помещение.
Все шло как по маслу. Им отвечали "нет" или "не знаем", они двигались
дальше. Живчик сиял. Эта часть программы принадлежала ему. "Старый кадр
чего-нибудь да стоит. Рано некоторые решили списать его со счета, рано. И
хлеба даром он никогда не ел".
Он вздернул подбородок повыше, искоса взглянул на Ленивца.
"А ты, триста фунтов телятины, смог бы такое придумать? Идешь,
посапываешь, пользуешься законной безопасностью и в ус не дуешь! Да если б
не я, ты бы сейчас крался на цыпочках к четыреста первой и вздрагивал при
каждом шорохе. Вот тебе и старик, вот тебе и вельо. Жирный глупый поросенок,
ты про' падешь без меня..." Из одной каюты на наглые выкрики гангстеров
высунулась худая землистого цвета голова и ехидно спросила:
- Вы нас, кажется, за идиотов принимаете, милейшие?
Живчик оторопел, а голова продолжала:
- Откуда нам знать о насекомых, если только несколько часов назад эта
лоханка снялась с якоря? Не орите здесь, а то я сейчас позвоню капитану и
узнаю, кому понадобилось поднимать всю эту кутерьму!
Голова громко и злобно клацнула желтыми клыками. Живчик стоял ни жив ни
мертв.
- Успокойтесь, сеньор, - сказал Ленивец, позевывая от пережитого
испуга, - проверка ведется по плану. Один раз в начале, второй в середине,
третий в конце плавания. Вот инструкция.
Ленивец сунул руку в карман и там сжал ее в кулак. Карман округлился,
распух, вздулся точно перед взрывом.
Голова что-то пробормотала и скрылась.
- Пошли, вельо, да не очень-то кричи, а то и впрямь на кого-нибудь
нарвемся.
Оробевший было Живчик перед четыреста первой каютой оживился.
"Как-никак, мы близки к цели. Моя заслуга. Хотя Ленивец тоже...
проявил. Не сробел в нужный момент. Из него выйдет толк. Нужна школа. Пока
он сырой какой-то, необученный".
Четыреста первая на стук и возглас "Санпроверка!" ответила тоненьким
женским голосом:
- Прошу вас!
Физиономии злоумышленников вытянулись. Ленивец даже не произнес
традиционную фразу насчет крыс и насекомых. Икнув, он широко шагнул в каюту.
Живчик шмыгнул за ним.
- Где хозяин?
- Кого вы имеете в виду? - черноглазая вертихвостка лет шестнадцати
отошла от зеркала и, подбоченясь, сурово смотрела на вошедших.
"Задрать бы тебе юбку да всыпать моим солдатским ремнем, чтобы не
прыгала по каютам взрослых мужчин. Сопливка, дрянь такая! Откуда она
взялась?" Живчик совсем расстроился.
- Закрой-ка дверь, мы сейчас с ней побеседуем, - сказал Ленивец и снова
икнул.
- Что вам нужно? Сейчас сюда придут! Не смейте запираться!
"Ой! Мама про такое не говорила. Они страшные и некрасивые какие.
Особенно этот толстый, настоящий поросенок".
- Ладно, не шуми, детка. Мы ничего тебе не сделаем. Но ты нам все
расскажешь. Хорошо? - Ленивец оглядывал каюту.
- Я ничего не знаю.
- Ты не знаешь, что в этой каюте едет Дик Рибейра? Ты никогда не видела
Дика Рибейру? - выскочил из-за спины напарника Живчик.
- Я ничего не знаю. Сейчас придут. И если вы не отстанете, я буду
плакать и кричать. Я сейчас начну плакать, а потом стану кричать. А потом я
буду драться. Вот тогда берегитесь.
- Успокойся, малышка. Мы не хотим тебе плохого. Как твое имя? - Ленивец
перестал икать, но вновь начал зевать.
- Лоис.
- Очень хорошо. А кто твой отец?
- У меня нет отца, у меня есть мама. Ничего я вам не скажу! Ничего!
Уходите немедленно, или я позову на помощь!
Живчик кипел от негодования.
"Ох же и дрянь! Ну и дрянь! Сначала пару хороших пощечин, чтоб голова
болталась, как на веревочке, затем ремнем по спине, а потом пониже, да так,
чтобы с неделю садиться не могла! Но что поделаешь! Надо терпеть. И от этой
чернявки приходится терпеть. От всех терпишь, что за профессия, ей-богу! А
иначе нельзя. Преждевременный скандал грозит провалом. Это даже Ленивец
понимает. Уж он бы в две минуты скрутил вязы этой девке!" - Ладно, - Ленивец
решительно встал с кресла, - передай привет Дику, если увидишь его, и скажи,
что два старых приятеля из Белена хотят с ним встретиться. И добавь, чтобы
он не пытался от нас сбежать. Добудем со дна морского.
- Это уж точно! От нас не улепетнешь! - подтвердил Живчик и демонически
захохотал. На душе его скребли кошки. Блистательная операция если и не
провалилась, то откладывалась на неопределенный срок.
Они вышли. Лоис, бледная и ослабевшая, упала в кресло.
- Подсадная утка, - сказал Ленивец.
- Обходный финт Дика, - сказал Живчик.
- Долго она не высидит. Побежит к маме или к Дику рассказывать о том,
как злые дяди ее напугали. Надо следить: она приведет нас в гнездо.
- А если будет сидеть здесь всю ночь?
- Что же, - Ленивец зевнул, - придется ночью ее пощекотать. Не бегать
же нам за Диком по этому корыту. Того и гляди нарвешься на кого-нибудь, кто
знает пассажиров в лицо. Было бы неприятно.
- Да... неприятно, - слабым эхом отозвался старик.
Ленивец посмотрел на приятеля. Неудача сокрушила Живчика.
"Сник, вельо, побледнел. Все морщины, все красные жилки обозначились на
лице. Словно пузырь с воздухом прокололи. Завял и обмяк Живчик. Эх ты!" - Ну
ты, вельо, не скисай, - грубо сказал Ленивец, - добудем мы клятого Дика и
все, что надо сделаем. Держись, не так уж плохи дела. Не уйдет он, ему разве
что за борт прыгать, а другой дороги, кроме наших лап, нет.
- Да я, что ж я, я ничего.
Живчик отвернулся, стараясь не смотреть Ленивцу в глаза. "Толстяк
пожалел тебя, Живчик. Докатился старик. А что ж, поросенок не так уж плох,
ума маловато, правда, но работать с ним надежно. Все так говорят. Сала на
нем много, а так он понимает. Он понимает, эх ты... что здесь понимать? Все
давно понятно".
- Слышишь?
- Что?
- Не выдержала уточка, полетела в гнездышко. Давай за ней!
12
Питер Ик допил бренди и решил перейти на виски. В буфете был
превосходный шотландский "хейг".
"Это невозможно. Это совершенно невозможно. Почему они все умничают?
Почему? О господи! И ты, малыш... Точка, тире. За что, боже? За что на меня
со всех сторон наседают умники? Интеллектуалов сейчас больше, чем дураков.
Страшно подумать. Это было бы верным признаком приближающейся всемирной
катастрофы. Но что теперь делать? Уйти не хочется, оставаться противно. Ах,
донья Миму, донья Миму, секунды счастья мчатся мимо, жизнь до смешного
коротка, сиди и слушай дурака... Добавить разве коньяка?" Он критически
посмотрел на виски пополам с водой. Смесь была едва желтоватой. Потянул
носом. Из стакана пахло торфяным дымом. "Эх, Шотландия!" - Вы нелюбопытны, -
сказал Оссолоп, - это очень плохая черта в писателе. Вы никогда не станете
великим.
- Как вы никогда не станете приятным и вежливым собеседником, -
проворчал Ик, доливая в стакан еще виски.
"Кажется, мне уже пора удаляться. Не знаю, как тире, а точка надралась
основательно и окончательно. О, какое волшебное явление! Это ее дочь,
несомненно. Они похожи, хотя дочери еще пока недостает пряности матери.
Девочка взволнована, она ужасно взволнована. Она, как птица из горящего
гнезда, у нее дымятся крылышки и беспомощно раскрыт клювик..." - ...видеть
Дика Рибейру, - донеслось от стойки до ушей писателя и пьяного ученика
доктора Трири.
Джимми Оссолоп вздрогнул.
"Господи, что я здесь делаю? Как я сюда попал? С ума сойти, как человек
может распуститься. Так себя вести! Где мои таблетки? Вот они, милые. Сейчас
я их... и все пройдет. За дело, Джимми, за дело. Выходит, они знают, где
Дик. Которая из них, толстая или тонкая? Неважно. Займемся сначала тонкой:
она моложе и приятнее. А старуха не уйдет, ей от бара не отклеиться. Вперед,
Джимми! Не шататься, это на девушек производит тяжелое впечатление".
Питер Ик отпил немного, поморщился и взял в рот ломтик лимона.
"А ведь донья Миму разгневана! Эти красные пятна на шее, о-ла-ла, они
совсем ей не идут. Вот она создает повелительный жест, именно создает, а не
делает, и выпроваживает дочь. В чем смысл этого жеста? Ступай и сиди. Или
ступай и жди. Бедная девочка ушла, вобрав голову в плечи. Строга, Миму,
очень строга".
- Вы куда, Джимми?
- Простите, одну минуточку, одну-единственную...
"Ай да точка с тире! Какая прыть! Как он, однако, быстро протрезвел!
Неужели эта девица его так? Нет, нет, он дремал и при появлении девочки, и
во время разговора с матерью, девочка вовсе не при чем. Что же все-таки?
Как-то сразу, даже противоестественно... Что-то проглотил и побежал. Было
какое-то восклицание... пожалуй, имя, чье-то имя было произнесено. Так!"
Увидев входящих в салон Живчика и Ленивца, писатель быстро соскользнул с
табурета.
- Сколько, Миму?
"Это уж слишком. Зайцы стали так же нахальны, как и охотники. Меньше
всего я хотел бы выяснять сейчас внутренние комплексы этих ребят. Они,
наверное, состоят из одних точек. Точек, которые остаются в яблочке мишени
после стрельбы. К черту. Я удаляюсь. Я не психоаналитик. Я даже не писатель.
Я человек, которому все было равно. А сейчас нет, не все равно. Покоя! Прочь
от очага суеты, прочь!" - Ваша лодка в целости. Можете получить в любой
момент, - тихо сказал Ик, минуя Ленивца. Тот приятно осклабился и покосился
на Живчика. Вот что значит правильное воспитание клиентуры! Учись, учитель.
В баре было немного народу. Разговор мог бы получиться глубоким и
содержательным, если б эта чертова кукла не уперлась. Слишком
самостоятельный вид у этой женщины.
- Ты нас знаешь, Мимуаза, не правда ли?
Ленивец накрыл табурет своим телом. Миму показалось, что он стечет на
пол, как жидкое тесто.
- Да, господа, знаю. Не очень близко, но, кажется, мы встречались, и не
раз, внизу, у Вер-о-Пезо.
- Именно. Мы тебя тоже знаем. И ты не можешь пожаловаться, что мы тебя
обижали. Не так ли?
- Нет, сеньоры, ни за что на свете. Зачем мне брать грех на душу и
говорить то, чего нет? Я не из тех женщин, которые сочиняют небылицы. Вам
это, надеюсь, известно?
- Да, Миму. Ведь мы знали тебя еще тогда, когда ты вкалывала за стойкой
у Толстого Педро. Не забыли!?
- Еще бы забыть! Тогда был жив мой последний муж. Он не дурак был
выпить и всегда приводил с собой большую компанию пьяниц. Я вас часто тогда
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг