смел, шел рыцарь и пел в поисках Эльдорадо".
Ты отдалился от меня, я уже плохо представляю твое лицо, но я не
стану запрашивать у машин твое изображение, ты будешь со мной таким, каким
я запомнил тебя и оставил себе.
У нас ветрено и падают дожди.
А у тебя как там?"
2
У меня дождей пока не предвидится. Правда, я ни разу, пожалуй, не
видел здесь безмятежно чистого неба-оно всегда подернуто облаками, то
белыми и будто измятыми, то грязными, то перламутровыми, иногда -
темно-синими, даже фиолетовыми. Облака почти не двигаются, не меняют
положения ни днем, ни ночью. Я стал замечать, что у меня побаливают глаза -
мало все-таки света на Синей.
Мысль упрямо возвращалась к письму. Оно растрогало меня, письмо, и
ввергло в уныние. Дядя - старый человек, и его понять можно. Верю: мы еще
встретимся и посидим молча где-нибудь в сосновой роще или на берегу моря, я
верю в это, но он напрасно, наверно, возложил на меня такую сложную задачу.
Вот я уже больше месяца здесь, но не сдвинулся вперед ни на шаг и до сих
пор не имею ни малейшего представления о том, что случится дальше- через
час, завтра, послезавтра. Я так же далек от цели, как в первый день
пребывания здесь, я по-прежнему чужой и непонятый. Все надо начинать
сначала. А где начало и где конец?
- Голова, открой шлюз!
На поляне перед гондолой маячил Скала - он размахивал руками и
кричал;
- Эй ты, который Голова, пусти меня в деревню- Хозяин велел пускать
меня в деревню, потому что я его друг и брат и мы живем вместе. Хозяин меня
любит, потому что я сделал ему копье. Таких копий нет ни у кого. Еще я
сделал ему лук со стрелами!
"Вот шельмец!"
- И еще он велел мне отвести домой непутевую бабенку. Воину и сыну
вождя не пристало таскать на себе женщин, но Хозяин сказал, и я не смею его
ослушаться- он сильный, но глуповат. Я его много учу, но он плохо учится.
Пусти, который Голова!
- Почему не пускаешь, друг? Видишь, истомился наш славный рыцарь?
- Он склонен выдавать заведомо ложную информацию.
- И ты его наказываешь?
- Что-то в этом роде.
- Не ожидал от тебя такого недомыслия, Голова! Ведь у нашего брата
свои представления о правде, чести и доблести. Ты уж привыкай, пожалуйста.
- Слушаюсь.
Шлюз бесшумно открылся, Скала вбежал в холл, остановился передо мной,
обиженно выпятив губы, и показал пальцем на вершину купола гондолы:
- Почему он не пускает, Хозяин? - Лицо брата моего было покарябано,
на мочке уха рубиновыми капельками застыла кровь. Досталось, видать, парню
на орехи! - Почему, Хозяин?
- Он не умеет слушать ложь.
- Разве я сказал ему ложь?
- Да. И учти: врать будешь, не пустит.
- Раньше пускал...
- Значит, у него лопнуло терпение.
- Он живой? - Скала опять, но уже с робостью показал на купол,
- Почти живой.
- Почему я его не вижу, он где?
- Он везде.
Скала печально покачал головой, сел на ковер и вытянул ноги.
- Устал, брат мой?
- Царапается, - ответил Скала и вздохнул. - Сильно злая.
Я видел, как отворяется дверь биологического отсека, сперва же за
дверью возникла черная тень. Тень замерла на некоторое мгновение, и в холл
легко шагнула девушка, которую я вытащил из ямы. Она постояла, загородив
лицо руками, и на ощупь двинулась в нашу сторону. Шла она чуть боком,
высокая и прямая и, как мне показалось, властная. По-моему, она плохо
видела, однако ориентировалась в пространстве довольно свободно и
перешагнула даже ноги Скалы, он тотчас же вскочил, напуганный, и попятился
в сторону душевой, намереваясь там скрыться. Визит незнакомки, признаться,
был не ко времени (я собирался неотложно подумать кое о чем), но такие
визиты, понятно, не откладываются. - На девушке была длинная рубашка без
воротника из грубой серой ткани и плетеные сандалии, волосы, спадающие ниже
поясницы, шуршали и отблескивали, будто вытканные из серебра. Я не
двигался, завороженный, и слышал, как она дышит, слышал, как скрипят ее
сандалии. Она нашла меня как-то и села рядом. Я вздрогнул; огромные ее
глаза цвета неспелого крыжовника были пусты, как окна нежилого дома. Она
провела ладонью по моим волосам, ощупала лицо. Прикосновение было нежным, и
легким. У нее, я почувствовал, чуть дрожали пальцы. Она что-то сказала и
поникла головой, разглаживая на коленях грубую ткань незатейливого своего
платья. Говорила она распевно и со спокойным достоинством.
- Голова, переводи! Мой "лингвист" остался в танкетке.
- Пусть повторит.
Я прикоснулся к плечу незнакомки, прикоснулся с робостью:
- Он велит повторить, он хочет изучить строй твоего языка, поняла?
Поняла и кивнула мне, обожгла пустыми своими глазами, отделенными от
ее существа: они жили в другом измерении, в другом мире, тело же, как я уже
догадывался, подчинялось чужой воле. "Она спит или -в гипнозе?"
- Как тебя зовут?
- Го, - ответила девушка и привычным движением закинула волосы за
спину.
- Машина ждет.
Го кивнула и, уставясь вверх, начала говорить, четко отделяя слова и
фразы. Язык ее состоял вроде бы из одних гласных, тек он свободно, я бы
сказал, красиво и естественно. На таком языке, наверно, хорошо поются
песни. Похоже, спасенная мною ("Спасенная ли?" - я почему-то начал
сомневаться в том, что спас ее) учит машину, потому что она повторяла звуки
и слова по несколько раз, прежде чем идти дальше, прежде чем от простого
переступить к более сложному. Вроде бы ей не в новинку иметь дело с
автоматом. Эта планета не перестает удивлять меня чудесами.
Железная голова гудела от напряжения, где-то в ее утробе вершилась
недюжинная работа и в блоках памяти откладывались решения, из мозаики
складывалась картина. Я на цыпочках проскользнул в бар, выпил там стакан
холодного виноградного сока и застыл в кресле, озаренный догадкой, точившей
меня исподволь: ведь не эту девушку, что сидит теперь в холле, кидали в яму
старуха Сур и ее присные. Не эту! Вот закрою глаза сейчас и представлю все
до черточки, до самой последней мелочи... Ракета ткнулась носом в бугор,
поросший негустой травой. Удар был сильным, и металл окутался дымом. Когда
я выскочил из кабины, то уловил приторный запах гари, потом я махом
перепрыгнул через жерди первой стены, второй, третьей... Старуха Сур,
согбенная, плелась в хвосте процессии и держалась за ногу жертвы. Нога была
маленькая и смуглая. Точно; маленькая и смуглая. Оказывается, я уловил и
тот момент, когда первую жертву кидали в яму! Оказывается, я видел лицо
той, первой, - круглое лицо в обрамлении черных волос, заплетенных
косичками. На голове был венок - он криво покатился и тоже упал в
преисподнюю. Точно! Сомнений нет: я вытащил на свет не ту, которую хотел
спасти. Кто-то подменил девушку. Но кто? И зачем?
Я вернулся в холл также на цыпочках.
Го повернулась ко мне всем телом и что-то сказала, не найдя меня
застывшими своими глазами. Машина с перебоями, медленно перевела:
- Отец ждет тебя, Пришелец.
- Где он ждет?
- Внизу. Торопись. Я голодна, Пришелец.
- Извини, - я встал и поманил ее за собой, однако она не уловила
моего жеста, пришлось вернуться. - Прошу следовать за мной! - На этот раз
поняла, тоже встала и чуть боком, вытянув руки вперед, пошла за мной.
В баре я зажег светильники и посадил гостью на тонконогий высокий
стул перед стойкой.
- Что будешь есть?
- Что дашь...
Я выбрал обед по своему вкусу, поставил поднос с тарелками и
стаканами перед ней.
- Прошу.
- Хочу остаться одна.
- Хорошо, - я задержался немного, дожидаясь, не скажет ли она еще
что-нибудь. Спасибо, например. Не сказала ничего, и я тихонько прикрыл за
собой дверь. Из душевой выглянул Скала. На его лице был написан откровенный
испуг. Он не вытерся, торопливо натянул набедренную повязку и почему-то на
карачках, подобно большому черному пауку, пробежал по ковру и уткнулся
мокрой головой в ноги мне.
- Хозяин! - шепнул Скала, округляя воловьи свои глаза с синеватыми
белками. - Слушай, Хозяин, у нас нет таких женщин! - он пальцем и весьма
осторожно показал в ту сторону, где располагался бар, и тотчас же убрал
палец.
- Ты уверен, брат мой?
- Нет у нас таких женщин, я не видел!
- Но ваши девственницы живут отдельно?
- В стене есть щели. Хозяин, и каждый воин выбирает себе жену...
- И ты подглядывал?
- Все подглядывают, Хозяин, - это интересно. Я много подглядывал, но
такой не было. Тебя обманули!
- Кто обманул?
- Тебе лучше знать - ты умный и могучий. Думай.
- Буду думать.
- Я ее боюсь, Хозяин!
- Я, пожалуй, тоже. Слегка.
Из бара беловолосая Го вышла неслышно хищной и легкой поступью.
Остановилась, обвела холл неподвижными своими глазами и сказала:
- Отец ждет. Отец велит спать. Я буду спать.
- Спокойной ночи, - ответил я машинально и улыбнулся: на планете
теперь стоял день и было, как всегда! облачно.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
1
В ту ночь явился ко мне сон.
Во сне я увидел свою мать. Я помню ее плохо, от была молода, когда
погибла в памятной моему поколению катастрофе на Луне. Там невесть почему
взорвался реактор. После этого печального случая, кстати, бесповоротно и
надолго были отложены все сколько-нибудь рискованные эксперименты и
межпланетные экспедиции. Мы стояли с матерью на берегу моря, я поднимался
на цыпочки и касался подбородком мокрой ее руки - она показывала мне
камешек:
- Нам повезло, Логвин; я нашла агат, не урони его пожалуйста.
Потом я держал скользкий камень величиной с грецкий орех на своей
ладони и смотрел сквозь него на солнце. Камень был точно намыленный,
скользкий и казался мягким, в его глубине зажигались и гасли огоньки.
- Спрячь, - сказала мать. - Это на память тебе. Море в тот день,
помню, было добродушное, усыпанное иглистыми блестками до самого края. У
берега качались медузы. В детстве я считал, что медузы - нечто вроде
игрушек, созданных специально для того, чтобы ими любовались, но не трогали
руками. Меня предупреждали:
- Медузы жалят, не вздумай их ловить.
Я не верил никому и все дожидался момента, чтобы вытащить хоть одну
игрушку из воды, спрятать под полу и. взять домой на часик хоть, после же,
конечно, выпустить ее в море. Мне представлялось, будто медузы пересчитаны
и пропажу могут заметить.
Море тогда было густого синего тона, небо было тоже синее, и чудилось
мне, что вода вдали некруто поднимается, выгибаясь, к самому зениту и там
застывает куполом. Посередине купола стояло солнце - желтое и лохматое. Был
зной, кричали чайки, пахло мокрым песком, плескали волны. Эта картина
осталась во мне навсегда. Других подробностей не осталось.
После сна я первым делом открыл шкаф в изголовье тахты и достал
расписную деревянную шкатулку - фамильную реликвию. Эта шкатулка
перекочевывала из поколения в поколение, и я понятия не имею, сколько ей
лет. Никогда над этим особенно не задумывался. Я отколупнул ногтем верхнюю
крышку шкатулки и сразу нашел агат- ноздреватый камень с мутноватым
перламутровым отливом. Сердце дрогнуло. Я повсюду таскал с собой древнюю
безделушку, но почти не интересовался, что она содержит. А лежало в
шкатулке еще золотое кольцо с кровавым рубином, напоминающим по форме
каплю. Был там еще янтарный мундштук в серебре, круглый медальончик на
цепочке и прядь белых волос, перевязанная ниточкой. Я сунул агат в карман
куртки; он будет согревать меня - невзрачный камешек, кольцо же надел на
безымянный палец. Кольцо носил, видимо, крупный мужчина, потому что оно мне
пришлось впору.
"Что-то еще вспомнить надо бы?"
2
Я сказал так:
- Племя! Вы живете голодно, ваши дети болеют, и воины умирают до
срока, ваши охотничьи угодья оскудели, в полях мало кореньев. Вы голодны,
потому что боитесь своей земли. Ваш Пророк вещал из башни одну Истину, и он
не учил вас, как жить дальше. Это - плохо.
Толпа зароптала.
Я стоял на возвышении, на том месте как раз, где, кажется, уже
давным-давно состязался в силе и ловкости с аборигеном, которого выставили
старики, народ племени Изгнанных окружал холм. На плоских лицах была
тревога.
- Я спустился к вам сказать, как жить дальше, как накормить детей
досыта и вселить великий дух в тех, кто устал.
- Он могуч и силен! - кричал за моей спиной Скала. - Он поможет,
ловите его слова, запоминайте, внимайте!
Однако внимали мне плохо. Воины потрясали копьями, женщины горестно
обнимали головы руками. Речь моя не производила на этих людей впечатления,
они, кажется, не хотели перемен.
"Что им надо!" - растерянно думал я.
- Ты их пугай, Хозяин! - шептал Скала. - Ты их сильно пугай.
- Там, откуда я прилетел, люди сыты, дети умеют смеяться и покой
стариков надежен.
- Ты их пугай, Хозяин!
Я замолчал, потому что видел, как, расталкивая локтями мужчин и
женщин, на вершину холма поднимается
Червяк Нгу. Распухший его нос, подобно груше, торчал на его лице
вызывающе и сердито, тело его было испещрено шрамами и царапинами, будто он
последние дни только и делал, что разнимал кошачьи свадьбы.
- Ты о чем хочешь спросить меня, Нгу? Парень остановился близко,
опершись на черную палку, которую нес в руке,
- Хочу задать тебе, Пришелец, несколько вопросов. Они боятся тебя, я
никого не боюсь.
- Отвага твоя всем известна.
- Нгу - самый храбрый!
- Верю.
- Там, откуда ты явился, есть Пророк?
- Нет там Пророка.
- И никто не вещает Истину из башни?
- Никто не вещает. У нас нет башни.
- Ты не находишь, что это плохо?
- Не нахожу.
- Я понял. Верят ли там, откуда ты упал, в то, что есть Вездесущий и
Неизмеримый?
- В некотором роде - да. Только мы называем его другим словом -
Космос.
- Ты не слуга Вездесущего и Неизмеримого? Скала все шептал сзади,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг