Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
рассекая лучом  фонаря  мрак  впереди.  Мох  отпустил  ноги,  под  ботинками
захрустел гравий. Свод  над  головой  постепенно  скашивался,  метров  через
двести я уже нагибался и задевал плечами стены, сшибая с них  кусками  сырую
глину. Шел я так долго  и  уперся  в  завал,  который  образовался,  видимо,
недавно, - свод в  этом  месте  рухнул  и  загородил  путь,  лишь  на  самой
верхушке каменной груды виднелась щель.  Однако  ближе  груды,  преградившей
путь, - фонарь бил далеко - чернел провал,  горловина  такой  же  ямы,  чуть
разве поуже, через какую я попал сюда. Интересно! Я  присел  на  корточки  и
осторожно заглянул вниз. Метрах в тридцати-сорока было  дно,  и  вытоптанная
до блеска тропа  опять  убегала  в  тоннель.  "Целый  лабиринт!  Обязательно
вернусь сюда, а сейчас пора двигать назад".
      Красавица моя лежала, окутанная дымом, который все  сочился,  непрытко
поднимаясь вверх. Я снова взобрался на камень, взял девушку в охапку -  ноша
оказалась нелегкой - и пустился в обратный путь.


      ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

      1

      На этот раз я не  пользовался  шнуром,  в  отвесной  стене  ямы  были,
оказывается, ступени - нечто вроде лестницы,  выбитой  в  грунте.  С  правой
стороны ступеней попадались скобы из прочного дерева, и за них  я  держался,
когда  отдыхал  или  когда  выпадала  необходимость   поправить   не   спине
расслабленное тело красавицы. Блеклый круг над головой становился  все  шире
и все ярче; выделялось на небе  облако,  напоминающее  чайку  с  простертыми
крыльями. Там - раздолье, там дуют ветры и текут реки, есть моря и  горы.  Я
уже начал думать, что никогда не вылезу из  этой  дыры,  наполненной  дымом,
что я пробыл в загадочных недрах планеты долгие дни. Девушка  постанывала  в
забытьи, руки ее вяло перекатывались по моей  груди.  Вот  и  кончилось  мое
мучительное восхождение. Встретила меня толпа  воинов.  Поначалу  я  испытал
приятное чувство: все-таки ждут, волнуются и, значит, привыкают, но  тут  же
наступило разочарование - мое появление никого не обрадовало и  не  удивило.
Мужчины, юные и весьма преклонных лет, галдели, вздымали кулаки, напирая  на
брата  Моего  Скалу  и  на  Червя  Нгу.  Скала  застыл  с  копьем   наотлет,
презрительно щурясь. Червяк Нгу стоял на карачках, выгнув спину,  как  худая
собака, и терзал зубами мой шнур,  привязанный  к  большому  пню,  шнур,  по
которому я спускался в преисподнюю.
      - Ты слаб, Червяк Нгу, ты слаб и  глуп!  -  кричал  брат  мой.  -  Эту
веревку тебе не перекусить до сезона дождей. И после сезона дождей  тебе  ее
не перекусить. И  сыну  твоему,  если  ты  способен  родить  сына,  тоже  не
перекусить.
      Нгу устрашающе вращал глазами, рвал шнур ртом,  и  с  губ  его  капала
слюна.
      Я отнес девушку в тень, положил  ее  там  на  сухую  землю.  Спасенная
открыла огромные, пустые от боли глаза и опять застонала.
      - Голова, будь готов взять эту красавицу в гондолу.
      - Хорошо.
      - Она еще слаба, пусть полежит немного. Я сел в изнеможении  на  валик
сухой травы.
      Червя Нгу уже пинали в зад - требовали, чтобы он признал  поражение  и
уступил место другому. А желающих было немало. Сперва Нгу пинали  деликатно,
потом широколицый и дюжий малый со шрамом на щеке хватил его ногой так,  что
раздался чмокающий звук и бедняга воткнулся носом в землю, но шнура изо  рта
не выпустил, лишь передвинулся дальше, не покинув окончательно поле  боя,  -
он НЕ хотел сдаваться.
      - Никто не перекусит веревку! - заявил брат мой Скала, торжествуя.
      Второй воин упал на карачки, вцепившись  зубами  в  злополучный  шнур,
третий... Толпа угрюмо сопела,  все  напирая  на  Скалу,  который  понемногу
спячивался к яме, не теряя, однако, достоинства и чувства превосходства  над
очевидной  и  безусловной  серостью  толпы.  Червя  Нгу  совсем   заклевали,
поскольку всякий считал своим долгом как  можно  ловчее  дать  бедолаге  под
зад. Положение истового бойца  усугублялось  еще  и  тем,  что  он  не  имел
возможности обернуться и запомнить обидчика. Нгу лишь выгибался пуще,  и  по
худой его спине обильно катился пот. Скала сделал  ловкий  маневр,  подбежал
ко мне, сел рядом и покрутил головой.
      - Что там, Хозяин?
      - Где?
      - Внизу.
      - Темно.
      - Там нет солнца?
      - Нет.
      - Устал?
      - Устал, Скала.
      - Это я придумал, Хозяин, - веревку перекусывать.
      - Зачем придумал?
      - Они хотели меня бросить вниз. Они - сердитые.
      - Почему они сердитые?
      - Старики ушли, старухи ушли. Пророк молчит. Что дальше?
      Над нами бежали облака, небо синело, воздух был легкий.  И  жить  было
хорошо. И печаль  моя  истаяла,  я  с  любопытством  наблюдал,  как  мужчины
состязаются в удали. Я и  сам  азартный.  В  школе  Первой  ступени,  помню,
провисел на турнике чуть ли не сутки, пока меня  не  сняли,  пока  силой  не
расцепили сведенные судорогой руки. Мы, конечно, поспорили, кто  продержится
на турнике дольше. Я выиграл состязание, но какой ценой: имя мое  склонялось
в школе долго - меня упрекали в бессмысленном  упрямстве,  говорили,  что  я
замкнут и воля  моя  зла.  Но  торжество  победы,  ни  с  чем  не  сравнимое
торжество, поднимало мой дух и давало терпение  сносить  наговоры.  Напрасно
они, старшие, искали грех там, где его нет. Товарищи мои, те, которые  упали
с турника раньше  меня,  пожимали  плечами  и  улыбались  с  пренебрежением:
дескать, можно было висеть и еще, но какой в том  смысл?  Конечно,  великого
смысла в том нет - висеть на турнике, но ведь  состязание  есть  состязание.
Древние закаляли тело и,  главное,  закаляли  волю  под  девизом;  побеждает
самый достойный. Самый достойный среди равных. Вот так!
      Червя  Нгу  оттащили  от  шнура,  его  отволокли,  как  неодушевленный
предмет, он некоторое время лежал ничком,  распластанный,  и  хрипло  дышал,
потом вскочил и начал кулаками прокладывать себе дорогу назад - нет,  он  не
сдался, он хотел бороться, упрямец, но опять получил  дружный  отпор  и  был
повержен с окровавленным носом. Воины  образовали  свалку  -  каждый  жаждал
показать себя - и  затеялась  рукопашная,  где  один  с  кошачьей  ловкостью
дрался против всех. Это уже непорядок, это уже не по правилам.  Я  собирался
уже подняться и раскидать неистовую публику, но Скала опередил  меня,  издав
пронзительный крик, не сплошной, а с  перепадами  и  паузами.  Примерно  так
орут у нас ослы  невесть  по  какой  причине-  скорее  всего,  от  тоски.  И
свершилось чудо; воины рассыпались по деревне с прыткостью  ртутных  шариков
и тут же была  запущена  система  защиты  от  стрекотух,  начал  закрываться
верхний  полог.  Начал  он  закрываться  от  центра  к   периферии.   Сперва
лепестками упал полог со столба Пророка, затем от первой круглой стены -  на
следующую.  Спустя  минуту  сделалось  темно,   и   лишь   между   листьями,
прилегающими кое-где неплотно, жилками пробивалась густая синева.  Это  было
даже красиво. Я забыл, что у меня есть фонарь, и крадучись  пробрался  в  ту
сторону, где лежала спасенная мною красавица.  Я  нашел  ее  руками,  ощупал
лицо, почувствовал щекотное прикосновение ресниц. В плечо мне  дышал  Скала.
Я спросил его:
      - И долго это будет продолжаться?
      - Недолго. Они опять захотят столкнуть меня в яму, Хозяин.
      - За что?
      - Я прокричал тревогу, а стрекотух-то нет.
      - Нехорошо обманывать, брат мой.
      - Может, и нехорошо, но они бы побили друг друга. У нас мало  здоровых
мужчин. Ты отвлеки их чем-нибудь, Хозяин.
      - Это мысль. Попробую.
      Когда брат мой дал отбой (он сложил руки трубой возле рта  и  произвел
весьма нежный звук), я научил воинов древней игре-перетягиванию каната  -  и
не рад был, что научил: вся деревня, даже малые дети, выползли из  закутков,
чтобы принять участие в соревновании. Поминутно назревала  настоящая  война,
потому как ни одна сторона не умела, да и не желала  признать  поражение,  и
всякий раз находилась причина начать сначала. До глубокой  ночи  напрягались
эти люди.  Дело  кончилось  тем,  что  соперничающие  стороны  повалились  в
изнеможении и уснули мертвецким сном с мыслью назавтра схватиться опять.
      - Они помрут, Хозяин! - с печалью сказал мне Скала. -  Надолго  их  не
хватит. Что будем делать, Хозяин?
      - Будем жить! Без Пророка, без старух. Хорошо будем жить!
      - Мы так никогда не жили, Хозяин. - Скала раздумчиво покачал  головой.
Он сомневался, зато я не сомневался - я  любил  их,  забитых,  обездоленных,
голодных. И верил в них.

      2

      Как им помочь? Любая моя  ошибка  может  перерасти  в  трагедию.  Если
накормить их досыта, устроить и обогреть, они поймут что я  в  силах  делать
это постоянно и без особого напряжения.  Поймут  и  перестанут  бороться  за
себя, легко и без угрызений совести сядут мне на шею. Если я стану  защищать
их, они бросят копья, воины  потеряют  форму  в  праздности.  Если  я  стану
думать  за  них,  они,  лишенные  нужды  познавать   и   накапливать   опыт,
превратятся в шумных идиотов. Очень легко, словом,  разрушить  этот  хрупкий
мир, это  тонкое  равновесие  -  несовершенное  и  тем  не  менее  способное
существовать...
      ...Я опять сижу у  экрана  гондолы,  смотрю,  как  выбиваются  из  сил
мужчины, перетягивая веревку. Вот уже почитай, двое  суток  они  напрягаются
из последнего - кряхтят, потеют, и глаза  их  белы  от  натуги.  Олимпийские
игры в деревне занимают меня мало; потешатся, да и перестанут.  Вон  женщины
уже возвращаются к повседневным хлопотам, их ведь  не  надо  учить,  что  не
поработаешь, так и не поешь.  Впрочем,  женщины  всегда  смотрели  на  жизнь
трезвее  мужчин.  Пусть  перетягивают  веревку,  мне  неплохо  собраться   с
мыслями, взять азимут, выбрать ближнюю и дальнюю цели.
      - Голова!
      - Слушаю, Ло.
      - Что нового о стрекотухах?
      - Моя гипотеза, в общем-то, находит подтверждение  -  они  уйдут,  они
снижают активность.
      - Когда уйдут?
      - Точно пока сказать не могу,
      - Постарайся в следующий раз сказать все-таки поточнее.
      - Постараюсь.
      - Как там наша гостья?
      - У нас их две, Ло.
      - Меня интересует та, которую вытащил я?
      - Глубокий шок.
      - Поправится?
      - Несомненно. Но что делать с  первой,  Ло?  "Что  делать  с  первой?"
Пожалуй, разумнее всего отправить ее в деревню, пока она мало увидела и  еще
меньше поняла - я хочу, чтобы молва обо мне была  лишена  слишком  уж  ярких
красок, пусть молва не приписывает мне  божественного  начала,  такая  слава
нам ни к чему, и чем меньше свидетелей, тем лучше.
      Девчушка сидела в застекленном тамбуре биологического блока  (я  видел
ее из своего кресла в холле) и с  великим  тщанием  складывала  в  пирамидку
цветные кубики-запасные блоки для  подсобного  компьютера  -  и  тихо  пела,
качая головой. Черные и короткие ее волосы обегали щеки  и  были  перевязаны
сзади пучком травы. Лицо круглое, подбородок острый. Лисичка, да  и  только.
И глаза. Печальные воловьи глаза с синеватыми белками. Милое и робкое  дитя!
Она  выкладывала  пирамидку  с  выражением  отрешенной  сосредоточенности  и
внутренне была готова к любым неожиданностям, затаив глубоко в себе испуг.
      - Скала!
      Брат мой отозвался не скоро - он, как всегда,  отирался  в  душевой  и
выглядывал оттуда лишь для того, чтобы сказать про то, как хорошо  мыться  и
как приятно пахнет мыло.
      - Скала!
      - Слушаю, Хозяин!
      - Возьми девушку и отвези ее в деревню на танкетке.
      - Зачем, Хозяин? Наши женщины ее не примут.
      - Отчего же не примут?
      Скала пришел в холл, с его головы стекала вода, на ковре он с  видимым
удовольствием оставлял мокрые следы. Он отряхивался всем телом,  как  резвый
щенок, и улыбался, обнажая крупные зубы.
      - Почему, спрашиваю, не примут?
      - Она предназначена Пророку.
      - Все видели: я ее не отдал!
      - Ну и что, Пророк тоже видел.
      - Скажешь женщинам: Хозяин бросит  в  яму  каждого,  кто  нарушит  его
волю.
      - И бросишь?
      - Непременно!
      - Я не верю, Хозяин.
      - Ты поведешь ее, ослушник? Или мне самому вести?
      - Не смею с тобой спорить.
      - То-то же!
      ...Девочка возвращаться не хотела, и Скала, я  видел,  оглядываясь  на
гондолу, подталкивал ее  шлепками,  когда  же  шлепки  не  помогли,  взвалил
сиротку на загорбок и понес, увязая в песке. Жертва  Пророка  показала  себя
настоящей женщиной - она царапалась и визжала. Скала  сперва  с  достаточной
деликатностью  клал  ношу  свою  наземь,  но  последний  раз,   прежде   чем
перевалить за гребень холма, он бросил соплеменницу свою  с  маху  и  вознес
руки к небу, призывая,  видимо,  в  свидетели  Вездесущего  и  Неизмеримого.
Переговорного устройства на груди брата моего  не  было,  он  прятал  его  в
узелке на поясе, но я мог догадаться о смысле его  стенаний:  он  говорил  о
том, что нет на этом  свете  благодарности  и  народ  черствеет  на  глазах.
Хозяин вырвал эту куклу из рук старого  Пророка,  спас  ее  честь  и  теперь
хочет, чтобы эта дура жила среди близких и выбирала себе жениха по вкусу,  а
она, видишь ли, отказывается от родного дома,  да  еще  кусается  и  визжит.
После короткой, но пламенной речи Скала, не  стесняясь,  погнал  строптивицу
перед собой, грозя ей палкой. Две черные  фигурки,  уменьшаясь,  провалились
за холм. Мне стало грустно, я понял, как неуютно одному, как  прочно  связан
отныне со здешним народом.
      - Голова, показывай деревню. Что там у них? У них  там  ничего  нового
не проистекало. Воины были нанизаны на веревку, словно бусы, и работали.  Им
невдомек было распределиться на две равные группы,  они  наваливались  кучей
то на один конец веревки, то на другой. Меньшинство  неизменно  повергалось,
и все закручивалось сначала. Опять тискали и били походя Червя Нгу,  который
перебегал на сторону победителей, бросая товарищей, и немалой  ценой  платил
за мелкие измены. Нгу был растерзан, но по-прежнему азартен и  даже  забывал
подбирать кровь, сочившуюся из носа. "Изведу  ведь  мужское  население  этой
проклятой  веревкой.  Пора,  однако,  что-то  предпринимать.  Но   что?"   Я
почувствовал  некстати   укор   совести,   растревожила   меня   собственная
черствость; ведь даже не поговорил с девочкой,  отдал  ее  Скале  на  скорую
расправу, не узнал даже как ее зовут. Нехороший я человек!
      - Голова, присоветуй, как отобрать у них проклятый  шнур  -  ведь  лбы
разобьют, последние силы растратят понапрасну?
      - Пошлем робота, он справится с задачей.
      - Посылай.

      3

      Робот - белый шар диаметром метра в полтора с  короткими  подкрылками,
похожий отдаленно на увеличенное в размерах  насекомое  (у  него  были  даже
круглые глаза) - завис над деревней, выпустил тонкое щупальце  с  крюком  на
конце, ловко зацепил шнур и потянул его к себе. На короткое мгновение  воины
задрали  головы  и  одинаково  округлили  рты,  озадаченные  беспардонностью
диковинного  существа.  Робот  их  не  напугал,  он  их  раззадорил  и  даже
развеселил.  Поначалу  мужчины   с   гиком   наваливались   на   веревку   -
соревноваться, когда же поняли, что силы неравны,  разгневались,  закричали.
Пожилой дядька  со  шрамом,  давно  примеченный  мною,  схватил  из-под  ног
коряжину и запустил ее вверх. Снаряд не  достал  робота,  описал  в  воздухе
дугу и упал на загривок многострадальному Нгу. Парень подпрыгнул от  боли  и
растерялся по первости от дилеммы: кого бить и от  кого  защищаться?  Сперва
он намерен был хватить по скуле пожилого собрата,  но,  поразмыслив,  решил,

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг