полчаса, хотя мне показалось, что я карабкался на эту скалу вечность. Когда
я спустился, отодрав по дороге все свои крючья, у меня безудержно дрожали и
руки, и ноги, не говоря уже о насквозь мокром от пота комбинезоне. На этот
раз судьба удержалась и не подвела черту. Однако впереди у меня был еще
целый периметр.
Я посмотрел на часы. Шел четвертый ночной период. Если я хотел
закольцевать Драный Угол до рассвета, мне следовало торопиться. Отстегнув
присоски, я сидел на рюкзаке и, вытирая лоб наголовником, собирался с
силами. Главное было сделано. Теперь меня ожидал относительно спокойный
полет вдоль отрогов, но чтобы безбоязненно включить антиграв, я должен был
спуститься вниз хотя бы метров на двадцать. А на это сил у меня уже не
было. Сидя на рюкзаке, я думал о том, что через четыре часа, когда
рассветет, мои мучения так или иначе закончатся. С рассветом я должен буду
прекратить кольцевание, чтобы меня не засекли. И где бы я ни остановился,
даже если я пройду только половину периметра, задание можно будет считать
выполненным. Поставленные датчики все равно возьмут любое движение и любой
сигнал. Правда, в этом случае его источник труднее будет локализовать, но
что поделаешь. В крайнем случае я был готов слетать еще раз. Пока же - хоть
шерсти клок.
И как только я так подумал, передо мною отчетливо, словно наяву,
высветилось лицо Давантари, беседующего с сидящим ко мне спиной Юкирой.
Лица Юкиры не было видно, но я заметил, что он все время согласно кивает.
- Много ли с него возьмешь? - говорил Давантари. __ Скажи спасибо.
Могло ведь и этого не быть.
- Главное - встряхнули парня, - отвечал Юкира, - а то ведь совсем
раскис.
Я ни секунды не сомневался, что разговор этот либо уже состоялся, либо
состоится в ближайшем будущем. После двадцати дней, проведенных мной за
гранью бытия, я стал гораздо легче подключаться к информационному
континууму, а оттуда события провидятся достаточно точно. Что ж, это была
правда, я на самом деле был инвалидом, калекой, ни на что не способным
человеческим обрубком. И отношение ко мне как к калеке не должно было меня
задевать.
Тем не менее от этой мысли мне стало совсем тошно. Я вдруг
почувствовал, что трудно дышать. И тогда, поправив фонарик, я запредельным
усилием воли вздернул с камней измученное тело, пошатываясь, подошел к краю
и, высветив в клубящейся под ногами тьме начало спуска, медленно опустился
на колени лицом к склону.
Последующие несколько часов я запомнил плохо. Все мое внимание было
поглощено ноющими слева под рюкзаком мышцами спины. Особенно сильно давило
при вдохе. Это могло означать что угодно: и растяжение, и невроз, и
действительно реальную опасность. Я продирался сквозь никак не кончающуюся
ночь, механически сажая на каждом километре один из болтающихся на груди
контейнеров. Это движение вокруг цирка казалось мне бесконечным. И когда я,
закончив кольцевание, опустился на ноги рядом с поселком, мне хотелось
только одного: немедленно уснуть там, где я стою.
Поселок и в самом деле был невелик. Мне показалось, что он состоит
всего из шести-семи разбросанных в шахматном порядке домов. Точнее
сосчитать я не мог. Туман в долине рассеялся, но было еще темно, и, кроме
того, поселок буквально утопал в высоких кустах чинзара, за которыми ничего
не было видно. Я подходил с подветренной стороны, задыхаясь от одуряющего
запаха этих цветов. Кое-где из белой кипени проглядывали изящные силуэты
крылец, веранд и вытянутых вверх крыш. Судя по всему, поселок был очень
красив. Я даже удивился, что в Драном Углу могло вырасти такое чудо.
Пожалев, что мне так и не удастся полюбоваться здешней архитектурой, я
поправил наголовник, сунул в ухо присоединенную к щупу горошину микрофона и
отправился в обход поселка. Несмотря на непрекращающееся нытье спины, я не
решился подняться в воздух даже на два метра. Все, что я мог позволить
себе, - это настроить антиграв на малую тягу и шагать широким стелющимся
шагом, едва отталкиваясь от земли. До рассвета оставалось не больше
полупериода, но мне казалось, что я должен успеть.
Дома молчали. Скорее всего они были пусты. Приборы не фиксировали ни
человеческих тел, ни лямбда-полей. Я не очень хорошо понимал, как может
такой поселок оказаться брошенным, но между его строительством и нынешним
днем лежала война, а после войны многое в жизни кажется необычным.
Я уже почти закончил обход, как сигнал в ухе заставил меня
насторожиться. В ближнем к дороге домике кто-то был. Судя по высоте тона,
масса существа была довольно большой, но, чтобы выяснить это точнее, надо
было подобраться к домику достаточно близко. Пока я чуть ли не на корточках
крался между кустов, небо начало светлеть. Пора было сматываться, иначе я
мог нарваться на неприятности.
В домике спал человек. Я убедился в этом, когда из динамика моего
уловителя послышался храп. Другое дело, что я не смог понять, один он там
или с кем-то, но главное я знал теперь точно: поселок был обитаем, и
обитаем ровно в такой степени, в какой может быть обитаем контрольный пост
роя. Нельзя сказать, что этот вывод добавил мне энтузиазма, но зато теперь
я начинал верить, что нахожусь на верном пути.
Глаза мои слипались, и в груди не переставало тянуть. Конечно, это
было сравнительно невысокой ценой за выполненное задание. Однако я хорошо
понимал, что в ближайшие часы цена может измениться. Чтобы этого не
произошло, я должен был торопиться в гостиницу, где меня с нетерпением
ожидал кибердоктор. Поэтому, быстро добравшись до дороги на Лайлес, я не
стал отдыхать, а скатился к заросшей местной разновидностью камыша Тесеко и
полетел, пока можно было летать, к морю. Когда окончательно рассвело, я был
уже недалеко от устья, откуда пешком до города оставалось не больше, чем
полпериода. Теперь я мог остановиться, чтобы переодеться и перекусить.
Рассвет я встречал, сидя под кустом мергса, устало жуя мятый сандвич.
В лицо мне дул теплый и сырой ветер, принося облегчение горящему лицу и
избитым рукам, с пальцев которых через пару дней начнет слезать кожа. Еще
несколько часов назад я был высоко в горах, в двух шагах от давно манивших
меня заснеженных пиков, а теперь сидел в сумрачном свете раннего утра на
берегу лесной речки, чувствуя мрачное удовлетворение от того, что пока еще
жив.
Я словно впервые переживал то отстраненное изумление, которое
охватывает любого, скатывающегося вниз с только что покоренной вершины. Это
странное ощущение. Тот, кто хоть раз ходил в горы, меня поймет. До этого ты
весь день, а то и два ползешь вверх по леднику и скалам, висишь на
лесенках, стоишь на страховке, проходишь, в кровь обдирая спину, камины и
рубишь, как проклятый, ступени во льду. Потом ты еще пятнадцать минут тихо
сидишь на крохотном пятачке вершины, любуешься видами и пьешь какой-нибудь
сок. А потом наступает время спускаться. И тут обнаруживается, что то, что
ты, корячась и срываясь, проходил вверх часами, укладывается при спуске в
считанные минуты, Дюльфер на скалах, глиссер на снежнике, и вот уже тропа,
и ты ошалело, со страшной скоростью летишь вниз под собственным весом, едва
успевая по-лошадиному выбрасывать вперед ноги.
Остановиться нельзя - за тобой бегут другие. Споткнуться - значит
пересчитать своим телом сотни метров острых камней. И ты бежишь! Бежишь
так, как не бегал никогда в жизни. Бежишь на грани между восторженным
полетом и смертельным падением. Бежишь, словно в этом беге для тебя
заключен смысл жизни. А потом, совершенно одурев от этого гона, сидишь на
лугу возле палаток, безразлично отмечая, что руки и ноги у тебя дрожат
такой крупной дрожью, какая бывает, когда через человека пропускают ток.
Однако сил прекратить это у тебя нет. И вот когда ты понимаешь, что не
можешь даже изменить позу и лечь, приходит минута абсолютного, полного,
практически безбрежного покоя - покоя, насквозь пронизывающего твое
остывающее тело и уносящего тебя в неземное далеко.
Я сидел, обхватив колени руками, глядел на медленное течение реки и
думал, что мне делать дальше.
Несмотря на то что большую часть ночи я летал на антиграве, я все-таки
сильно устал. Ныло все тело, ломило в висках, и, конечно же, напоминало о
себе сердце. Время от времени тугие пальцы неприятно сжимали и слегка
скручивали его. Однако все это казалось мне теперь абсолютно не важным. Я
находился в том странном состоянии, когда нервное возбуждение перекрывает
физическую усталость. Сегодня ночью я наконец делал настоящее дело. И
сделал его - не струсил, не сломался, не отвернул.
Сидя на берегу Тесеко, я впервые за много месяцев чувствовал себя
приподнято. Однако мое прошлое не ушло от меня. Оно затаилось внутри,
отступив на время. И поэтому радость моя была окрашена глухо сосущей под
ложечкой тоской. Но даже этот суррогат радости был таким необычным для меня
чувством, что некоторое время я сидел, не двигаясь, и, подняв лицо к небу,
слушал отчетливо звучащую во мне музыку. Теперь это время прошло. Впереди
меня ждала гостиница, желтые простыни и растянувшийся па долгие месяцы уход
в информационный континуум.
Я встал и поднял рюкзак. Пора было идти. Я и вправду чувствовал себя
неважно и нуждался в кибердокторе. Между тем мне еще предстояло ставить
камеру слежения при дороге на Лайлес, да и в гостинице следовало, не
откладывая, закончить сообщение для Давантари. Жаль только, что нельзя
будет отправить его тут же. В констабуларии наверняка волнуются. Но,
впрочем, они будут довольны, дело сделано хорошо,
Я представил себе выражение их лиц, когда они прочтут мое послание, и
улыбнулся. Не все было таким мрачным, как мне казалось еще минуту назад.
Кое-что изменилось. Теперь за моими плечами был Драный Угол. И Давантари с
Юкирой. И Принцепс со своим Советом. И еще у меня была Таш. Таш, которую я
увижу и с которой лягу в постель уже через несколько часов.
Шагая по насыщенному влажными испарениями парку, я слушал доносящиеся
из-за деревьев звуки пробуждающегося города и радовался снизошедшей на меня
благодати. Где-то далеко, за ватными прокладками синапсов и медиаторов,
ворочался огромный, страшный, готовый не задумываясь раздавить каждого мир.
Там взрывались солнца, перекраивались планеты, пронзали космос многотонные
корабли и не удовлетворенные жизнью люди убивали друг друга. Здесь, внутри
меня, была тишина. Она пришла неожиданно, и я до сих пор не понимал как. Я
шел к кибердоктору узнать свой приговор: сколько мне еще осталось жить? Но
внутри меня не было тревоги, а, наоборот, растекался покой, чем-то похожий
на счастье. Главное для меня теперь было не расплескать его как можно
дольше.
Через полчаса я был уже в гостинице. Судя по тому, что прикрытая мной
дверь в коридор осталась в том же положении, Оклахома до сих пор не
вернулся. На столике перед входом лежали свежие газеты, гудели в углу
электрические часы, из мутных окон лился зеленоватый свет. Я сгреб почту и,
сделав шаг мимо конторки, замер. Возле самых дверей, ведущих внутрь, я
увидел сгусток крови. Кто-то выплюнул его на пол и растер ногой.
- Явился, - подумал я раздраженно. - Пока я там корячился...
Я осторожно переступил через плевок и, толкнув тяжелые створки, вошел
в коридор. Редкая цепочка уже подсохших кровавых пятен тянулась мимо двери
Оклахомы и поворачивала за угол, в сторону моего кабинета. Я медленно
переложил рюкзак в левую руку. До этого события разворачивались в других
местах. Так быстро увидеть кровь у себя дома я не ожидал.
Поколебавшись, я достал бластер и взял его в левую руку, набросив
сверху анорак. После этого я медленно двинулся по следам. Проходя мимо
апартаментов Оклахомы, я на всякий случай толкнул дверь. Спальня,
открывающая вход в маленький салон, была пуста. Скорее всего покалеченный
Оклахома прошел через мой кабинет во внутреннюю гостиницу, где хранился его
кибердоктор. Честно говоря, его состояние совершенно не волновало меня. Но
я обязан был узнать, в какой мере случившееся с ним связано с роем. Я очень
надеялся, что Оклахома притащился в гостиницу один. Этой ночью я так устал,
что меня можно было брать голыми руками.
"Если он пришел не один, - думал я, идя по коридору, - то в кабинете у
меня гости. Наверное, они уже знают, что я вернулся. Кроме того, у них есть
преимущество: они понимают, что я не стану стрелять первым. Интересно,
сумеют ли ребята Юкиры догадаться, что я все успел сделать? Думаю, должны
суметь. Зачем Юкире дураки?"
Как ни странно, следы не дотягивали до моего кабинета. Какое-то время
они прижимались к левой стене, словно идущий держался за нее руками, а
потом обрывались между проходом к бассейну и Зеленым будуаром. Поскольку
будуар был ближе, я решил начать с него. Мягко ступая по ворсистому
покрытию, я подошел к двери, прислушался и, ничего не услышав, тихо потянул
за петлю.
Оклахома лежал поперек кровати, обхватив голову руками и поджав колени
к груди. Так сжимаются, пытаясь ослабить боль. Зеленая ткань обернутых
вокруг него простыней, из которых торчала одна макушка, была вся усеяна
бурыми пятнами. Пятна покрывали и подголовный валик, и прозрачные занавеси,
и даже малахитовый чат обивки стен. Похоже было, что Оклахома истекал
кровью, и я даже почувствовал мгновенный укол страха, подумав, что он
мертв.
Минуту я колебался между желанием сейчас же обыскать гостиницу и
необходимостью узнать, в каком он состоянии. Я ненавидел Оклахому, но
намертво вбитый в меня кодекс патруля заставил меня приблизиться к кровати.
Обхватив руками закутанное в материю тело, я осторожно перевернул его на
спину и в изумлении отпрянул назад.
На кровати в глубоком обмороке лежал клоун - тот самый клоун, с
которым я позавчера познакомился у Фигурного моста. Сейчас он выглядел
просто страшно, Кто-то успел хорошо поработать над ним. Левый глаз клоуна
почти полностью заплыл, превратившись в узкую щель, а вытекшая из
сломанного носа кровь грязной коркой покрывала всю нижнюю половину лица.
Гадать, как он попал сюда, было бессмысленно. Я быстро размотал простыни,
кое-где с силой отдирая их от кожи, и убедился, что наружных разрывов нет.
Дальнейший анализ мог сделать только кибердоктор. Я накрыл клоуна жесткой
от крови простыней и уже повернулся было к двери, как меня остановил стон.
Я обернулся. Клоун молча смотрел на меня осмысленным взглядом. Потом
его губы дернулись, однако заговорил он опять же не сразу, а только через
полминуты, собрав необходимые для этого силы.
- Мокрая плесень, - выдавил он, с трудом шевеля разбитыми губами.
- За что тебя так? - спросил я, садясь рядом и беря его за руку. - Ты
хоть знаешь кто?
- Чистильщики, - прошептал клоун, и на его верхней губе снова
выступила кровь.
- Чистильщики?! - удивился я.
- Беш уезжала... Я пошел отговорить... - Он тяжело сглотнул. - Там не
тронули. Ночью пришли... Но, видишь, я убежал...
Я почувствовал, как непроизвольно сжимаются мои челюсти. За клоуном
пришли ночью. Мы это тоже проходили. Последний раз совсем недавно.
Клоун виновато смотрел на меня.
- Извини, что к тебе... - смущенно пробормотал он. - Больше не к
кому...
- Успокойся. - Я осторожно положил руку ему на лоб. - Все правильно.
Молодец, что пришел.
Снотворное лежало у меня в аптечке в рюкзаке, который стоял рядом, у
ноги. Я аккуратно открыл его, следя за тем, чтобы с кровати не было видно
содержимого. Выудив таблетки, я дал одну клоуну и пошел к нише за водой.
Рука клоуна, протянувшаяся за стаканом, сильно дрожала.
- Проснешься, - сказал я, глядя на дергающийся от глотков кадык, -
боль уже пройдет, И не волнуйся: я рядом.
Клоун лежал молча, закрыв глаза. То ли он просто устал говорить, то ли
опять потерял сознание. Добрый, несчастный клоун, неосторожно попавший в
жернова истории. Одна из первых жертв надвигающегося кризиса.
Я стоял у кровати, задумчиво глядя на запрокинутое лицо со следами
побоев. Происходящее становилось опасным. Если такие, как он, оказываются
подлежащим уборке навозом, дело худо. Раньше я как-то не обращал внимания
на чистильщиков. Я вообще мало на что обращал внимание. Оказывается, за
прошедшие несколько месяцев чистильщики стали силой. И сила эта уже узнала
вкус крови.
Тихо прикрыв дверь, я отправился за кибердоктором. За пять-шесть часов
кибердоктор должен был привести клоуна в норму. Лишь бы у нас оказались эти
пять-шесть часов. Главная опасность заключалась в том, что двери на Керсте
не запирались. И если Оклахома, вернувшись, обнаружит клоуна с
кибердоктором на груди, он этого не упустит.
За прошедший месяц я успел узнать Оклахому достаточно хорошо. Оклахома
тут же сообщит о нарушении в Службу контроля. И тогда меня навсегда загонят
в ойкумену. В том, что Оклахома донесет, я нисколько не сомневался. Поэтому
я подвинул клоуна к стене и устроился рядом в качестве караульного. Аппарат
Оклахомы я на всякий случай решил оставить себе, а клоуну налепил свой
кибердоктор. Я лежал на спине, накрывшись краем грязной простыни, и,
прислушиваясь к приятному ощущению живительных токов, мягко вливающихся в
мою грудь, думал о тексте послания, которое сегодня вечером получит
Давантари.
Потом я задремал. Я уходил в сон спокойно, согретый мыслями о хорошо
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг