Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     - Извините ребята, - пробормотал я, вдавливая пальцы в уголки  глаз.  -
Кажется, мне пора. Грузовик сядет через час. Не обижайтесь, ладно?
     Прежде чем взлететь, мне пришлось дойти  до  парка,  расположенного  на
берегу протекающей через город реки Ясоко. Конечно, получать грузы у  выхода
из  четырехмерного  коридора,  который  открывался  на  маленьком  безлюдном
островке в восьми тысячах километров отсюда, было безопаснее. Но  я  боялся,
что  гравигенераторы  могут  слишком  жестко  прижать  сердце,  и   попросил
констабуларий сажать грузовики в лес рядом с городом.
     Туман все так же заполнял пустынные в это время улицы, и я без  всякого
риска мог подняться вверх прямо от дома. Однако тяжелая практика  Пограничья
научила меня не нарушать инструкции  без  особой  нужды,  и  я  потратил  не
меньше десяти минут, прежде чем смог спрятаться в надежной темноте парка.  В
результате от  всего  этого  вышла  польза,  поскольку  по  дороге  я  почти
протрезвел, хотя, выходя, боялся, что в теплом влажном воздухе  поплыву  еще
сильнее. Поднявшись, я обнаружил, что над деревьями дует  заметный  ветерок,
рассеивающий туман, и даже видны луны. В  результате  я  смог  добраться  до
установленного места, ни разу не зацепившись за высоко торчащие метелки.
     Самым сложным в этих ночных полетах для меня была  посадка.  В  темноте
садиться в джунгли оказалось гораздо труднее, чем даже  на  скалы.  В  горах
опасен только момент соприкосновения с поверхностью, поскольку  скалы  редко
бывают надежны, особенно когда ты не видишь, как они выглядят.  Конечно,  на
поиск площадки уходит обычно много времени, да и летящие  в  пропасть  камни
создают ненужный шум. Зато спуск при этом  проходит  гладко  и  относительно
быстро, чего не скажешь о спуске в густом лесу.
     Садясь в джунгли, ты сразу проваливаешься, как в болото, в  бесконечное
месиво лезущих в рот листьев и царапающих кожу  ветвей.  Пробираться  сквозь
десятки  метров  этого  остро  пахнущего  лабиринта  приходится  в  страшном
напряжении, поскольку  надо  постоянно  менять  скорость  и  направление,  и
никакие инфракрасные очки здесь не помогают. Не знаю, как у кого, а  у  меня
обычно после такого спуска долго дрожат и ноги, и руки.
     В итоге, когда я сел и настроил маяк, грузовик был уже  на  подходе.  Я
не успел  даже  осмотреться,  как  он,  свистнув  по-птичьи,  скользнул  над
головой, сделал разворот и, с треском ломая ветки и обрывая лианы,  свалился
в грязь. Сегодня заказ мой был невелик, и  я  решил,  что  перетащу  его  на
антиграве за один раз. Происходящее здесь продолжало  удивлять  и  тревожить
меня, и  я  попросил  прислать  материалы  по  сходным  процессам  в  других
культурах. Подсвечивая  себе  фонариком,  я  списал  на  рекордер  все,  что
Давантари посчитал нужным загрузить по  моей  просьбе  в  память  грузовика.
После этого я захлопнул створки,  проводил  грузовик  взглядом  и,  прицепив
антнграв под грязное дно  выглядевшего  как  чемодан  контейнера,  потащился
домой.
     В гостиницу я вернулся уже под утро, однако, кинув в утилизатор  одежду
и приняв душ, вдруг понял, что совсем не хочу спать.  Глаза  жгло,  рот  был
полон кислой слюны, и под черепом перекатывалась гулкая пустота, но я  знал,
что ложиться сейчас бессмысленно. После катастрофы такое случалось  со  мной
постоянно. Днем я бывало засыпал в самых неподходящих  местах,  не  в  силах
бороться  со  склеивающимися  веками,  а  ночью  ворочался   на   скомканных
простынях, безнадежно пытаясь понять, как теперь надо жить.
     Стараясь  справиться  с  охватившей  меня  нервной  дрожью,  я  сел   к
компьютеру,  сбросил  в  него  снятую  с  грузовика   информацию   и   начал
просматривать то, что  мне  прислал  Давантари.  Пакет  оказался  достаточно
большим,  но  совершенно  неупорядоченным.  Кроме  трех  с  лишним  десятков
монографий,   посвященных   революциям   и   тоталитарным   режимам   Земли,
Меркевепуну  и  Шакшарта-Д,  в  нем  содержалось  около  двухсот  мегабайтов
документов, в основном программных  заявлений  ведущих  политических  сил  и
постановлений правительств, относящихся к экономике  их  стран  или  планет.
Работать  без  внутреннего  систематизатора  с  таким  пакетом  было  крайне
сложно, и я с тоской подумал о том, что прочитать всю эту  груду  материалов
мне не удастся, видимо, никогда.
     Я сидел  у  компьютера,  бессмысленно  проглядывая  файлы,  механически
раскрывая и тут же убирая текст, когда что-то засевшее  в  уголке  сознания,
словно соринка в глазу, заставило меня остановиться.
     У меня сложилось  впечатление,  что  я  только  что  просмотрел  что-то
важное или по крайней мере необычное. Колеблясь, я  еще  раз  прислушался  к
себе, устало потер виски и  попросил  компьютер  дать  реверс.  Сначала  мне
показалось, что я ошибся. Два последних файла были абсолютно  не  интересны.
Один из них представлял собой земной документ  середины  двадцатого  века  о
необходимости добровольных пожертвований для фронта, а второй  -  монографию
какого-то веганина, посвященную самоуничтожению из  религиозных  соображений
одного из народов Шакшарта-Д. Зато третий файл оказался как раз тем,  что  я
искал.
     Слегка ошарашенный, я смотрел на экран, удивленно  разглядывая  длинный
и бессмысленный ряд компьютерных символов, и думал  о  том,  что,  наверное,
стал уже засыпать, раз не обратил на это внимание сразу. Файл  назывался  по
пяти первым значкам ряда J7b]4 и помещался в списке по алфавиту.
     Однако полная его абсурдность свидетельствовала о  том,  что  Давантари
скорее всего не имел к нему никакого отношения.  Что  это  был  за  текст  и
вообще была ли эта запись осмысленным текстом, оставалось только гадать.
     "Завтра, - сказал я себе, - завтра ты все узнаешь.  А  сейчас  пойди  и
попробуй уснуть. Для тебя  это  гораздо  важнее,  чем  любой  файл,  и  даже
важнее, чем судьба местной цивилизации.  Ты  у  себя  один,  другого  такого
нет".
     "Завтра, - продолжал думать я уже в постели. - Новый день, новый  круг.
Бесконечные  круги  отчаяния,  от  которого  никак  не  избавиться.   А   ты
образовался, дурачок! Непонятный файл - может быть, хоть  он  отвлечет  тебя
немного? Нет, не отвлечет. Ничего тебе не  поможет.  Ни  вся  эта  морока  с
умными книгами, ни девки, ни купленная тобой гостиница. Ты порченый,  гнилой
изнутри, с рваным сердцем. Ты зря выжил, толку от тебя уже не будет.  Хорошо
хоть, что ты догадался оставить ойкумену. По крайней мере ты теперь  в  этой
твоей гостинице не мешаешь жить другим. А то один твой вид вызывает  рвотный
рефлекс. У Оклахомы, например. Забейся  в  дыру  и  сиди.  Это  теперь  твой
удел - сидеть в дыре. Ты только досиди достойно, немного вроде осталось..."
     Мысли спутались, и я наконец провалился в темную пучину  сна,  который,
как всегда, должен был окончиться  кошмаром.  Однако  просыпаться  было  еще
хуже, чем видеть сны. Даже акулы,  прижавшие  меня  к  рифу,  были  приятнее
ожидающей меня действительности. И только  когда  я  понял,  что  давно  уже
разговариваю с Мартой, отчаянно пытаясь доказать, что  она  всегда  была  ко
мне несправедлива, я сел, стараясь открыть слезящиеся от рези глаза.
     Не одеваясь, я добрел до кресла напротив кровати и  рухнул  в  него,  с
омерзением глядя на разобранную постель.  Смятые,  пожелтевшие  простыни  не
менялись вот уже три дня. Я запретил уборщику часто перестилать  их.  Чистое
белье кололо мне тело и напоминало погибший "Трезубец", который я, не  жалея
энергии, заставлял вылизывать дважды вдень. Я понимал, что  все  это  должно
плохо кончиться, но ничего не мог поделать с собой. Я  устал  бороться,  тем
более что шансов у меня не было никаких. Я медленно  дрейфовал  к  последней
гавани, и мне было абсолютно все равно, какие простыни окажутся подо мной  в
последнюю ночь.
     "Но ведь ты еще не умер! - сказал я себе.  -  Это  морок  и  бред.  Они
развеются. Надо только время, и ты придешь в себя. Начни  с  малого.  Убери,
например, постель. Или по крайней мере перепрограммируй уборщика. Ну!  Давай
же!"
     Но ничего такого я  не  сделал,  а  только,  поморщившись  от  нелепого
пафоса, потянулся к лежащим на полу шортам. И тут вдруг вспомнил, что  хотел
связаться с Давантари. Воспоминание о вчерашнем файле быстро привело меня  в
чувство.  Было  в  этой  истории  что-то  тревожное,   проступающее   сквозь
непонятный текст, как тайные знаки дьявола на  нагретом  пергаменте.  Однако
информация моя, похоже, совсем не заинтересовала Давантари.
     - Да мало ли что это может быть, - сказал он, и мне показалось,  что  в
тоне его проскользнуло раздражение, вызванное необходимостью  тратить  время
на пустяки. - Но ты не волнуйся, я все проверю и вечером сообщу.
     - Хорошо, -  согласился  я.  -  Но  если  будет  что-то  серьезное,  не
оставляй на рекордере, скажи лично мне. Не хочу, чтоб мой жилец знал.
     Выходя, я прошел мимо двери Оклахомы. Как и  вчера,  она  была  открыта
настежь. Оклахома сладко спал на своей необъятной кровати, обнимая  одну  из
девчонок. Другая занималась рядом любовью  с  двумя  новыми  парнями.  Кроме
них, в комнате больше никого не было.
     Выйдя на улицу, я медленно двинулся вдоль Разделителя, потом свернул  в
узкие проходики между разноцветными домами Нижней части и углубился в  район
втирален, время от  времени  покупая  "хлопок"  и  задумчиво  наблюдая,  как
взвивается  к  небу  выпархивающий  из  него  ароматный   дым.   Экипажи   и
троллейбусы, которые здесь называли "перевозками", не  допускались  в  центр
города. Поэтому  по  улицам  внутри  Разделителя  обычно  бродило  множество
людей, большей частью красивых и нарядно одетых женщин.  Во  влажный  период
красивых женщин почему-то всегда намного больше, чем в сухой.  Раньше  я  бы
обязательно не удержался и подсек какую-нибудь на вечер. Но сейчас я  только
фиксировал  мимоходом  привлекательное  сочетание  черт,  тут   же   забывая
попавшееся мне на глаза лицо.
     Если бы меня спросили, куда и зачем я иду, я бы не смог ответить. Но  я
помнил, что доктор Егоров на  прощание  посоветовал  мне  как  можно  больше
гулять.  Таким  образом,  мое  бесконечное  кружение  по  городу   полностью
соответствовало предписаниям  врачей.  Часто  я  осознавал  себя  стоящим  у
какой-нибудь  абсолютно  неинтересной  витрины,  иногда  меня   заносило   в
небольшие магазинчики и лавчонки, где я  бесцельно  перебирал  ненужные  мне
вещи, а случалось, и замирал под чьим-нибудь окном, слушая музыку или  пение
птиц. Однажды я даже простоял около часа  на  митинге  чистильщиков,  прежде
чем понял, где нахожусь.
     Все это время я непрерывно думал о Марте  и  разговаривал  с  ней.  Это
были длинные и однообразные монологи, в которых я пытался убедить себя,  что
она поступила абсолютно правильно, быстро и решительно устроив свою судьбу.
     - Мне  уже  двадцать  пять,  -  говорила  она  мне  в  нашу   последнюю
встречу. - Я старею, посмотри, у меня на груди уже перетяжки.  Еще  немного,
и мне было бы не на что рассчитывать. И к тому  же  мне  надо  было  кормить
ребенка. Твоего ребенка! - подчеркнула она, считая, видимо, это  неотразимым
аргументом.
     Я сидел, сжавшись в невероятно тугой комок, чувствуя, как  безжалостные
пальцы медленно стискивают у меня в груди едва залеченное сердце.  Все  свои
силы я тратил на то, чтобы казаться спокойным, зная при этом,  что  долго  я
так не выдержу.
     - Но почему Стефан? - глухо спросил я. - Неужели ты  не  могла  выбрать
кого-то другого?
     - Он меня любит и... - горячо начала Марта и остановилась, не  закончив
фразу.
     Тогда я не обратил на это внимания. Теперь я думаю, что она  собиралась
сказать "и всегда любил".
     Я привык к пешим  прогулкам.  Вначале  меня  пугало  это  бессмысленное
бродяжничество, но сидеть в гостинице было вообще невмоготу,  и  я  перестал
бороться с собой. Иногда меня заносило так далеко, что, когда я  уставал,  я
ложился на землю в каком-нибудь тихом месте и засыпал. Поэтому я  совсем  не
удивился,  обнаружив  себя  далеко  за  городом,  на   дороге,   ведущей   в
Хармонгское ущелье. Горы здесь подступали к самому морю, и когда я пришел  в
себя, то обнаружил, что успел забраться достаточно высоко.
     Отсюда открывался очень красивый вид, и какое-то время я сидел на  краю
обрыва, рядом с каменным,  покосившимся  от  времени  драконом,  разглядывая
крошечные суда у горизонта, сонные улочки безлюдного в это  время  города  и
кипение жизни в порту и в  карьерах,  расположенных  у  подножия  огибающего
долину отрога.
      - Спать мне еще не хотелось, и, поднявшись на  ноги,  я  пошел,  минуя
лес, дальше. Теперь передо мной было начало серпантина,  ведущего  вверх,  к
первому на этой трассе перевалу. Раньше по дороге на  Хармонг  часто  ездили
экипажи, возившие любителей плеснуть  кровью  на  конус  тамошнего  оракула.
Война разрушила привычный образ  жизни,  и  сейчас  дорога  была  совершенно
пуста. Если бы у меня вдруг случился сердечный  приступ,  то  труп  мой  мог
пролежать здесь несколько дней, а то и больше.
     "Труп, - сказал я себе. - Да ты и так уже труп! Жалкий, ни  на  что  не
годный калека. Именно поэтому Марта даже не заикнулась о  возвращении.  Хотя
ты, безусловно, простил бы ей все".
     Согнувшись и сцепив руки за спиной, словно  за  плечами  у  меня  висел
тяжелый рюкзак, я устало брел по казавшейся мне бесконечной дороге.  Однажды
дриммер загнал меня на такую же длинную, медленно ползущую в гору дорогу.  Я
шел по ней в окружении закованных в бронзу  легионеров,  лениво  подгоняющих
меня ударами и  тычками  древков  своих  копий.  Взгляд  мой,  пробивающийся
сквозь  мутные  разноцветные  пятна  близкого  обморока,  выхватывал  только
путающиеся в рваной хламиде костлявые ноги да сандалии, мягко впивающиеся  в
белесую пыль.
     Так получилось, что это погружение я запомнил почему-то лучше других  и
в поздних моих воспоминаниях видел  себя  в  этом  сне  словно  со  стороны:
маленького, изможденного, со спутанной, остро торчащей бороденкой, изо  всех
сил старающегося вызвать в себе любовь к тем, кто остается  жить.  Ему  было
легче, чем мне, этому человеку из спроектированного  сна.  Он  знал  меру  и
цену своих страданий и верил, умирая за грехи человечества, что  смерть  его
не будет напрасной. А  кроме  того,  он  точно  знал,  когда  для  него  все
закончится.
     Голгофа! Когда-то это слово представлялось мне символом и  чуть  ли  не
синонимом мучений и страданий. Теперь же я  знал,  что  на  самом  деле  оно
означало избавление от мук.
     Я дошел до  нескольких  громадных  валунов,  вросших  в  осыпь  у  края
дороги, и, присев возле них, вытащил из кармана сандвич. Здесь,  у  валунов,
росли  зеленые  и  фиолетовые  цветочки,  типичные  для   этого   ландшафта,
напоминающего земные  альпийские  луга.  Там  все  было  точно  так  же,  за
исключением разве что  этих  самых  ярко-зеленых  цветов.  Земные  пчелы  не
смогли бы реагировать  на  сливающиеся  с  травой  цветы.  Здесь  же,  среди
черно-желтой растительности, зеленые цветы  были  как  кусочки  изумруда  на
изъеденном кислотой старом столе ювелира.
     "Ты потому и труп, - продолжал думать я,  -  что  сам  по  себе  ты  не
можешь жить. Тебе нужна Марта. Без нее тебя нет. Крепко  она  тебя  накрыла.
Всего один раз, но зато уж  насмерть.  Это  верно,  что  так  могут  ударить
только самые близкие. Если бы мне сейчас предложили выбирать  между  смертью
и предательством, я бы выбрал смерть. Смерть не так мучительна. Я пережил  и
то, и другое и думаю, что могу судить об этом".
     Донесшийся откуда-то  сверху  шум  отвлек  меня  от  моих  безрадостных
мыслей. Я выглянул из-за  валуна  и  высоко  вверху  увидел  спускающийся  с
перевала маленький серебристый электромобильчик,  который  сопровождали  два
внушительных броневика  с  прицепленными  сзади  тележками  для  пропитанных
смолой брикетов. Броневики, шипя и посвистывая, энергично парили котлами.  Я
сразу понял, кто это. В газетах много писали о поездке  нового  Принцепса  в
районы,  наиболее  ожесточенно  борющиеся  с  сорняками.   Теперь   Принцепс
возвращался в столицу.
     В своем теперешнем  состоянии  я  не  хотел  попадаться  на  глаза  его
охране. Поэтому я протиснулся в щель между валунами и залег  так,  что  меня
не было видно с дороги. Легенда моя была в  полном  порядке,  вживляли  меня
надежно,  но  страшно  было  даже  представить,  что  меня  будут  о  чем-то
расспрашивать. Сейчас я просто не смог бы говорить.
     Из-за броневиков  кортеж  ехал  чрезвычайно  медленно,  и  должно  было
пройти не меньше четверти периода, пока они  наконец  поравняются  со  мной.
Время от времени я высовывался из  своего  убежища,  чтобы  посмотреть,  где
находятся машины. Между камнями было довольно  сыро,  и  меня  уже  начинало
знобить. Поэтому я с нетерпением ждал,  когда  кортеж  проедет  мимо,  чтобы
быстрее выбраться наружу и тогда уж решать, стоит ли идти дальше.
     Машины  прошли  уже  большую  часть  пути  до  моих  валунов,  когда  я
почувствовал знакомое сгущение среды. Внешне  видимый  мир  оставался  таким
же, как прежде, однако в  мозгу  все  отчетливее  звучал  тревожный  сигнал,
словно вспыхивал на пульте красный индикатор опасности. Я отчетливо  ощущал,
как меняется вокруг  информационный  континуум,  свидетельствуя  о  грядущем
катаклизме. Что произойдет, я еще не знал, эпицентр пока  не  локализовался,
но произойти могло что угодно, вплоть до падения  болида  из  низко  висящих
облаков.
     Я приподнялся на локте и стал озираться по  сторонам,  пытаясь  поймать
направление на источник флюктуации. Что-то было выше меня и  правее,  только
я пока еще не понимал что. Тем не менее я знал, что ситуация  определится  с
минуты на минуту. Нейропсихологи не зря гоняли нас  в  школе  на  дроттерах,
развивая возможности, заложенные в гиппокампе. Мое  шестое  чувство  уже  не
раз спасало мне жизнь в космосе, а теперь вот пригодилось и на земле.
     Между тем поля продолжали сгущаться,  складываясь  в  четкую  кризисную
структуру. Я сжался и  закрыл  глаза,  изо  всех  сил  стараясь  представить
содержание  надвигающейся  опасности.  Какое-то  время   мне   трудно   было
сконцентрироваться  на  происходящем,  но,  собрав  всю  волю,   я   наконец

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг