из них даже статейки в журналы пописывал.
- Любитель! - Гиря пренебрежительно махнул рукой.
Сюняев хмыкнул и ехидно заметил:
- Он-то, конечно, любитель, да вот пописывал, а мы профессионалы, да
вот не пописываем.
- А вот ты возьми, да попиши.
- А я вот возьму, да и попишу!
- А и попиши, попиши!
- Ну хватит! - вдруг вмешался в дуэль Штокман. - Раскудахтались
тут... - Он нахмурился и исподлобья оглядел всех присутствующих. - У меня
складывается впечатление, что все подтверждается. Данная комета - именно то,
о чем писал Бодун в своей статейке. А это значит.., - он не договорил.
Установилось странное молчание, которое никто не хотел нарушить первым.
Потому что все вдруг осознали, что это значит. И я тоже это осознал.
А осознал я вот что. До сих пор существовала надежда, что вся наша
космическая эпопея была своего рода ролевой игрой. Петр Янович организовал
для юных пытливых и неуемных своеобразный тренажер по отработке и
закреплению навыков на случай возникновения в Солнечной системе нештатных
ситуаций. Каждый из нас втайне от себя надеялся, что созданная нами
реальность окажется виртуальной. Просто две с лишним тысячи молодых парней и
девченок отправились в туристический поход на неизведанную комету. А мы им
решили подыграть. Теперь они прибыли на место, будут с гиканьем и свистом
скакать по ледяным скалам, играть в прятки и салочки. А когда наиграются,
уставшие и голодные соберутся в кучку, запалят костерок, поджарят шашлычок,
запьют его тонизирующими напитками и... И вернутся восвояси посвежевшие и
загорелые. И продолжат очень важное и нужное дело утилизации космического
хлама. И Петр Янович Гиря снимет со своих плеч пудовый груз ответственности
за их дальнейшую судьбу. Он все это затеял, понимая, что "пионэры" не могут
непрерывно собирать металлолом и макулатуру. Вот и организовал для них
туристический поход с элементами риска и флирта на лоне космической природы.
Но вот теперь выясняется, что "пионэры" нашли "артефакт". И...
- Это значит, что они не вернутся, - вдруг отчетливо и как-то даже
обреченно произнес молчавший доселе Зураб Шалвович.
Карпентер хмыкнул:
- Они и без этого вашего артефакта не вернулись бы.
- Откуда ты знаешь? - немедленно возбудился Сюняев.
- Оттуда... Просто я имел с ними дело - они все маньяки. Туда надо было
слать не меня с оперативниками, а команду врачей психотерапевтов. Я сразу
понял, что пока они не расковыряют эту комету на мелкие кусочки - не
успокоятся. И даже если ничего не найдут, все равно не вернутся.
Самолюбие... Ну, еще бы, такой бедлам устроили из-за какой-то паршивой
кометы. Как людям в глаза смотреть!
Я подумал, что Эндрю Джонович очень хороший человек. Но уж очень
земной. Не понимает он всей исторической значимости текущих событий. А,
интересно, я понимаю? А кто-нибудь вообще понимает? Да никто не понимает,
разве вот только один Петр Янович и понимает. Но молчит. Возможно, как раз
потому, что понимает. И интересно бы узнать, что именно он сейчас
понимает...
- Не волнуйся, есть там у них и психиатры, и психотерапевты и даже
просто терапевты, - проворчал Гиря. - Даже один паталогоанатом затесался.
Так что за них ты не беспокойся, лучше за нас побеспокойся...
Он сидел с отсутствующим видом. Наконец, как бы обращаясь к самому
себе, устало произнес:
- Господи, кто бы знал, как она мне осточертела, эта глупая баба! Даже
родить, и то не может по-человечески. Все через!..
Сюняев оторопело на него уставился:
- Какая баба?
- Наша высокоразвитая цивилизация, - Гиря отвернулся и выразительно
добавил в сторону: - Мать ее...
- Тебе плохо?!
- Мне хорошо, - зло буркнул Гиря. - Мне так хорошо, что дальше уже
некуда. Мой астрал, как ты знаешь, летит сейчас к звездным мирам. А полную
безопасность я ему обеспечить не сумел. И на посошок не выпили, и даже не
посидели... И спросить за это не с кого!
Мне пришла в голову мысль, что сейчас, пожалуй, самый подходящий момент
сделать то, о чем просил Бодун перед расставанием. Я достал из кармана
коробочку, открыл, подошел к столу и вывалил камешек на столешницу прямо
перед носом у Гири. Он поднял на меня глаза и вяло поинтересовался:
- Что еще за фокусы?
- Это, Петр Янович, вам подарок.
- Какой подарок? От кого?
- От Асеева.
- И что это такое?
- Вы.
- В каком смысле?
- В смысле камешков в горшочках. Космический артефакт.
Все немедленно повскакали со своих мест, сгрудились у стола и
уставились на камешек. Сюняев их бесцеремонно растолкал, навис над столом,
потыкал в камешек пальцем и спросил с придыханием:
- Это что, тот самый камешек?
Судя по тому, как он побледнел, в его артериях уже не осталось красных
кровяных телец - там теперь циркулировал стопроцентный адреналин. Я даже
испугался и промямлил:
- Ну... В общем, да. Если я вас правильно понял.
- И что там внутри?
- Предположительно, Гиря Петр Янович. И у меня в кармане еще один.
- И тоже Гиря Петр Янович? - свирепо прорычал Сюняев.
- Н-не знаю.., - пробормотал я, окончательно теряясь.
Я не понял, с чего это вдруг Валерий Алексеевич так взъерошился. Но,
как говорится, внутри меня зашевелились подозрения, что дело тут нечисто.
- Что вы на него таращитесь? - вдруг ни с того, ни с сего рявкнул
Гиря. - Камешков никогда не видели? Я тут, понимаешь, сижу в натуре - никому
это не интересно. И никто не спрашивает, что у меня внутри. А какой-то
зачуханный камешек, видите ли...
- А что у тебя внутри, Петя? - спросил Зураб Шалвович ласково и
умиротворяюще.
Я подумал, что Зураб Шалвович все же молодец. Он всегда находит нужные
интонации для гашения любой детонации.
- Что у меня внутри.., - буркнул Гиря. - У меня внутри чувство высокой
ответственности за судьбы нашей цивилизации. И кое-что еще. Ну-ка, все
отскочили на два метра! Пальцами тут тыкают...
- Если он вам не нужен, я возьму обратно, - сказал я делая обиженное
лицо.
Гиря уничтожил меня взглядом и тоном, не терпящим никаких возражений,
приказал:
- Давай второй!
Я послушно достал вторую коробочку и положил на стол рядом с первой.
Гиря взял свой камешек, задумчиво, как бы что-то решая, повертел в пальцах,
потом аккуратно вложил в коробочку и закрыл крышкой.
- Теперь еще и с этим возись, - сказал он раздраженно. - Значит так,
господа хорошие, эти камешки - единственное, что нам осталось в наследство.
И разбазаривать их я никому не позволю!
- В Непале таких камешков хоть пруд пруди, - сказал Кикнадзе
пренебрежительно.
Гиря посмотрел на него очень внимательно и со значением произнес:
- В Непале - там половинки. А здесь - целые. И что там внутри разместил
Асеев - неизвестно.
Он сгреб коробочки, встал, открыл свой знаменитый сейф, аккуратно
уложил коробочки на полочку, закрыл дверь на два полных оборота и,
вернувшись на место, бросил ключи на стол.
- Вот вам артефакт, - он ткнул пальцем в связку. - Изучайте!
- Это нечестно, - обиженным голосом произнес Валерий Алексеевич.
- А тыкать пальцем в мой светлый образ - честно?
- Я, между прочим, прикоснулся с благоговением. Как к святой иконе.
- Тогда уж надо было целовать.
- Если ты настаиваешь - доставай. Я припаду устами, - надменно изрек
Валерий Алесеевич.
Гиря повернулся ко мне и назидательно произнес:
- Вот, Глеб, это тебе еще один жизненный опыт. Обрати внимание, что к
оригиналу никто устами припадать не рвется. В него принято бросать камешки.
Сначала оригинал доведут до креста, а потом делют копию, то бишь икону, и
уже на нее изливают свои чувства. И каются, каются, каются! А почему они
каются? Да потому, что грешат, грешат и грешат! И кто бы знал, как мне все
это осточертело!.. - Теперь Гиря повернулся к Сюняеву, - Валера, ты ведь
лучше других знаешь, как мне все это осточертело, ведь так?
В глазах Сюняева вдруг промелькнуло нечто очень странное -
затравленность.
- Что ты хочешь этим сказать? - воскликнул он тонким голосом.
- Ничего. Я просто хочу, чтобы ты покаялся.
- С чего бы это вдруг?
- Ну как же, ведь тот кирпич с присосками, который лежит у тебя дома в
чемодане под кроватью, ты сюда не принес.
Теперь в лице Сюняева отразилось нечто, похожее на мистический ужас.
- Как ты уз... Ведь не думаешь же ты... Я просто хотел... Но как ты
догадался?! - пролепетал он.
- Я не догадался. Я вычислил. - Гиря поморщился. - Вот в тот момент,
когда Глеб достал второй камешек, я тебя и вычислил. Это просто. Асеев мог
подарить мне один камешек, например, как сувенир с моей личностью. Но зачем
ему понадобилось слать два?
- А-а, понятно, - протянул Валерий Алексеевич, удивительно быстро
оправившийся от конфузии. - И ты конечно же решил...
- Я ничего не решил. Хотя, впрочем, изволь: я решил, что ты решил
недельку подержать ящик у себя, индивидуально побезобразничать в виртуальной
реальности, получить новые результаты, явиться в собрание коллег и с помпой
их предъявить. Так?
- Ну, так... И что в этом плохого?
- Ничего. Но вот смотри: нас тут было шестеро, но про ящик знал ты
один. Это плохо. Ведь всем нам интересно, есть у тебя ящик, или его нет, а
если он есть, то где ты его спер, и так далее.
- Я его отнюдь не спер, как ты выразился, а договорился с Асеевым, -
сказал Сюняев надменно. - Попросту, уломал, обосновав необходимость. А
мотивация моих действий проста: я знал, что как только ты узнаешь про ящик,
так сразу его и отберешь. А я единственный, с кем он будет работать, потому
что именно на меня Асеев его перенастроил... Что ты на меня уставился?!
Гиря измерил Сюняева взглядом по вертикали и по горизонтали, потом
посмотрел на свой сейф, потом опять на Сюняева, и пробормотал с сомнением в
голосе:
- Нет, не втиснется... Пожалуй... Ага, у Кастеладиса сейф в два раза
больше - надо переговорить...
Брови у Сюняева поползли вверх:
- Что все это означает?
- Валера, пойми меня правильно, - в интонации Гири одновременно
присутствовали мягкость, сочувствие, и даже некоторая нотка сострадания. -
Мы - я конечно же имею в виду все человечество в лице присутствующих здесь
его представителей, - мы должны беречь тебя как зеницу ока. Ты теперь
уникальная личность, приложение к ящику, то есть своего рода космический
артефакт. Поэтому я решил тебя изолировать. Временно, конечно, до принятия
решения компетентными органами. Но ты не волнуйся, сейф у Кастеладиса -
вагон! Правда, без туалета, но Эндрю как-то мне говорил, что у него есть
отличный ночной горшок - он в нем выращивает карликовую сосну по японской
методике. Икебана называется, или оригами - не помню...
Штокман и Кикназде переглянулись и захихикали, а Карпентер просто ушел
в угол, сел там на стул и забулькал в кулак.
- Свинья ты, Петя, - сказал Сюняев в сердцах, но не выдержал и тоже
разместил на лице кривую улыбку.
И вот в этот момент я решился, наконец, задать вопрос, который меня
давно мучил:
- Петр Янович, раз уж мы затронули сейфовую тему... Многие
интересуются, ходят противоречивые слухи...
- Что? Что? Что?! - тревожной скороговоркой проговорил Гиря. - Что там
еще? Какие слухи?!
- Это правда что у вас в сейфе лежит ятаган? - брякнул я.
Гиря поднял на меня непонимающий взгляд и, помотав головой, сказал:
- Кто лежит?.. Зачем?!
И тут-то до него, наконец, дошло!
- Вранье! - взорвался он. - Да был бы у меня ятаган, я бы вам тут уже
давно.., - он бросил многозначительный взгляд на Сюняева и мечтательно
закатил глаза. - Чистая ложь! Никакого ятагана у меня нет и никогда не было.
Это всего лишь портативная секира с раздвижным топорищем. Один опричник
подарил - трофейная...
- А где он сейчас?
- Кто?
- Ну.., опричник.
- Да где ж ему быть - здесь где-то бродит. У него, наверное, этот самый
ятаган и видели. Меня он не тронет, а вот вас - глядите!
Валерий Алексеевич фыркнул, а Зураб Шалвович благосклонно кивнул и
произнес с грузинским акцентом:
- Ты Глэб, развэ нэ знал, что у нас в главном корпусэ есть свое
привидэние? Черный дознаватэль. Я уже дважды видэл, как они с Пэтей тут
совэщались.
Гиря ухмыльнулся и махнул рукой:
- Никакой это не Черный Дознаватель, а дух Спиридонова. Я тут, пока вас
не было, научился его через блюдечко вызывать. Но какой-то он не такой, этот
блюдечковый Спиридонов. Все долдонит одно и то же.
- И что же именно он тебе долдонит? - мрачно осведомился Штокман.
- Подай, говорит, мне голову Сюняева на блюдечке, иначе не будет тебе
воздаяния. Я ему толкую, мол, Василий Васильевич, я же не царь Ирод, а он
все свое трандит: подай да подай... И где я ему такое блюдечко возьму?!
Гиря помолчал и бросил рассеянный взгляд по сторонам. Потом опустил
голову, потер сначала лоб, затем виски. И пожаловался:
- Что-то голова начала болеть. Пора расходиться... Валера, я тебя прошу
с ящиком не безумствовать. Пару дней с ним поиграй и тащи сюда.
- А камешки дашь? Хотя бы один?
- Нет, Валерочка, не дам. Войди в мое положение - возможно, через их
посредство Асеев передал нам какую-то важную информацию. Лучше с камешками
иметь дело под присмотром. Да и вообще, надо нам основательно подумать, что
со всем этим делать...
- А если я тебе скажу, кто в одном из этих камешков - тогда дашь? - не
унимался Сюняев.
- Ты, Валера, как малое дитя. Сначала говори, а там видно будет.
- Калуца! - выпалил Сюняев.
- Откуда знаешь?
- Догадался!
- Тогда тем более не суетись, - сказал Гиря строго. - Он сейчас в
сейфе, и никуда не денется. А ящик у тебя под кроватью. Вдруг кто сопрет -
тогда что? Не понимаешь ты всей меры ответственности перед общественностью в
нашем лице, нет, не понимаешь. И мы тебя за это осуждаем. Правильно я
говорю, Эндрю.
- Yes, - сказал покладистый Эндрю Джонович. - не понимает. Хоть кол ему
на голове чеши.
Вероятно он наступил Сюняеву на лингвистическую жилку - тот скривился
как от зубной боли.
- Да ну вас всех! - сказал он.
И сник. Как коворит Штокман: "смирился с неизбежностью".
- Потерпи, Валера, - сказал Гиря с ноткой сочувствия в голосе. - Вот
притащишь ящик, сядем рядком и поговорим с твоим Калуцей по душам. Если,
конечно, он Калуца. А если не Калуца, то мы и с ним разберемся... А, кстати,
где сейчас Сомов? Куда это он опять исчез?
- Где-то возле Юпитера, - ответил Карпентер. - Вместе с твоим Вовкой
изучает бренные останки артефактов.
- Что-нибудь сообщают? Много там останков осталось?
- Молчат.
Гиря тяжко вздохнул, помолчал, посмотрел на свои растопыренные пальцы,
сцепил, подпер ими подбородок и уставился в одну точку. И, наконец, уже
спокойно и раздельно произнес:
- Стало быть, таки улетели... Ну, дай им там бог всякого... А уж мы тут
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг