- Я уже вам сто раз втолковывал: не "три коробки", а "с три короба" -
это разные вещи, - буркнул Бодун. - Не могу понять, откуда у вас такая тяга
к идеоматическим оборотам? И ладно бы, к английским, так ведь вот вам нет!..
Задумка, Глеб, у меня такая: сначала я фиксирую тебя, потом запускаю Эндрю
Джоновича к тебе, и ты его там уламываешь окончательно. Как план?
Разумеется, я уже понял, к чему он меня склоняет. И подумал, что все же
этот Бодун - подозрительный тип. Кого хочешь уболтает на что хочешь! И любую
торжественную часть превратит в балаган. Вот пример: братья по разуму дали
разумный ящик. Все: "ох, ящик!", "ах, братья!", "ух, артефакт!". А он его
схватил, и давай души потрошить. Дай ему Галактику - он и ее превратит в
предмет домашнего обихода...
Но ломаться я не стал. Что, собственно, я теряю? И есть ли во мне
что-либо достойное сожаления в случае потери...
- Куда идти-то? - сказал я, поднимаясь.
- Ко мне в каюту, естественно. Вот, кстати, Эндрю Джонович там
обеспечит твою безопасность - верно, Эндрю Джонович?
- Yes, - сказал Карпентер, поднимаясь.
У него на лице было такое выражение, как будто его только что крупно
надули, или уж, во всяком случае, собираются.
Потом я два с половиной часа сидел с присосками и порицал Бодуна за
серость и отсутствие возвышенного взгляда на мир. Все прочие темы мы уже
давно исчерпали. Карпентер сначала слушал, потом задремал, а после и вовсе
уснул. Я доверял его интуиции. Если Эндрю Джонович спит, значит никакая
опасность нам не угрожает.
Когда мы его разбудили, он заявил, что видел прекрасный сон с пальмами
и гуриями. Бодун сказал, что это просто отлично, и что сейчас Эндрю Джонович
увидит еще один сон, в котором ему приснится Глеб, и с ним можно будет
поговорить.
- Глеб - это хорошо! - бормотал Карпентер, пока Бодун пристраивал
присоски на его висках. - С Глебом всегда приятно разговаривать, не то что с
тобой. Потому что ты - настоящий гангстер.
- Эндрю Джонович, черт бы тебя побрал, ты закроешь, наконец, глаза, или
нет!? - возопил Бодун.
Эндрю Джонович послушно закрыл глаза, и через минуту его лицо
расплылось в улыбке. Бодун потер ладони и удовлетворенно произнес:
- Вошли в контакт! Чего таращишься - сейчас ты его там агитируешь... -
он помолчал, о чем-то задумавшись. Потом вдруг заявил: - Глеб, я от всего
этого просто балдею! Недавно я обнаружил у ящика новое свойство. Вот после
того, как вы меня с Куропаткиным посетили. Иногда - когда я совещался с
виртуальным Гирей - сбоку возле него сидел ты и даже вставлял реплики!
- Врешь, - сказал я.
- Вот тебе крест, святой и истиный! - Бодун перекрестился. - Ей богу,
честное благородное слово! Я Асеева спрашивал, он сказал, что этого никогда
не было. Понимаешь? Этого не было, а теперь откуда-то взялось!
"Ребенок... Соракапятилетний ребенок, - подумал я. - Надо же так
сохраниться!"
И сказал солидно:
- Разберетесь. Время будет. Вот нам бы один такой ящичек заполучить...
Ты ведь обещал поставить вопрос.
- Получите, - сказал Бодун.
- Серьезно?!
- Железно. Вопрос согласован и уже решен.
В этот момент ожила бортовая система оповещения, и Асеев пригласил меня
к началу церемонии смены экипажа.
Я поднялся и сказал:
- Мне пора - резвитесь тут без меня.
- Погоди, - Бодун засуетился. - Еще забуду, чего доброго.., - Он выудил
откуда-то две небольшие коробочки и вручил мне. - Это - презент Гире от меня
и Асеева. Скорее даже от него. Там внутри - два камешка. Отдашь Петру
Яновичу лично в руки, понял? Лично и прямо в руки, понял!
- Понял, - сказал я. - Будет исполнено.
- Смотри, не подкачай! Я Асееву скажу, что подарок передал. И те две
коробки с коньяком смотри не забудь. И не вздумай вскрывать - оболочки
протухнут!
Когда я уходил, Карпентер все еще продолжал улыбаться и шевелить
губами. И я вдруг подумал, что эти двое нашли друг-друга. И не зря Бодун
суетится. Эндрю Джонович теперь всегда будет при нем. А вот Бодуна при Эндрю
Джоновиче скоро не станет. Вероятно, и я при нем останусь. А вот он при
мне - нет. И это - жаль...
Мы с Асеевым стояли рядом в переходном коридоре из раздевалки в
спортивный зал. Сила тяжести здесь была номинальной, поэтому я, ощущая
некоторое возбуждение, переминался с ноги на ногу, Асеев же стоял неподвижно
и как бы прислушивался. Лицо его было бесстрастным, но глаза блестели, и я
понял, что он тоже взволнован.
Я выглянул в зал. Люди стояли там и сям, группами, парами и в одиночку.
Все без исключения были одеты в парадную форму, но никакой особой
торжественности в их позах я не отметил. Шутили, смеялись, вероятно,
рассказывали анекдоты. Один парнишка, пользуясь удобным случаем,
демонстрировал группе приятелей свои способности в прыжках в длину с места.
При каждом прыжке с него слетала фуражка, товарищи ловили ее на лету и с
гоготом коллективно водружали на место. На глаз я не мог определить, кто из
какого экипажа.
Капитан зашел в коридор, оглядел меня критическим взором, разгладил
какую-то складку на плече, слегка сдвинул мне на лоб фуражку, дружески
кивнул и вышел обратно в зал. Раздались отрывистые команды, послышался топот
ног, как будто в зале началась какая-то игра.
Асеев сказал:
- Наш выход. Пора.
Я приосанился, но почему-то не мог сдвинуться с места. И тут Асеев
улыбнулся.
- Не дрейфь, - сказал он весело. - Главное - сделано. Остались пустяки.
Сейчас распишемся в бортовом журнале, потом ты, как старший на борту,
скажешь напутственное слово, и можно идти обедать. Ты речь-то придумал? Ваш
кэп сказал, что он тебя предупредил.
- Да, - сказал я. - Кэп меня предупредил.
- Интересно будет послушать. Будь я на твоем месте, даже не знаю, что
бы я сказал...
И тут мне резко полегчало. Вероятно, потому, что я понял, какие слова
следует говорить. Оставалось только не перепутать их последовательность. И я
шагнул в зал.
На меня немедленно устремили взоры сотня человек. Экипажи были
построены в две шеренги - одна против другой. Капитаны, стоявшие первыми в
шеренгах, сделали пол-оборота и поднесли руки к козырькам. Я, вспомнив себя
в зеркале, тоже поднял руку в приветствии. Позади я услышал шорох одежды, и
понял, что Асеев сделал то же самое. Спустя секунду-другую мой капитан
опустил глаза, и я понял, что руку следует опустить. Асеев сделал шаг и
встал рядом со мной. Капитаны отделились от своих шеренг и подошли к нам.
Наш капитан нес в левой руке объемистый талмуд - это был бортовой журнал
"Челленжера". Сколько таких журналов я просмотрел - и не упомню, а что
приходилось в них, порой, читать - ни в сказке сказать, ни пером описать. Но
вот про этот конкретный бортжурнал я почти точно мог сказать, что вижу его в
последний раз...
- Что ж, господа, приступим к исполнению формальностей, - деловито
произнес наш капитан. - Прошу!
Он жестом указал на небольшой высокий столик, стоявший неподалеку. Мы
кучно подошли к столику, наш капитан раскрыл журнал и что-то в нем написал.
Следом за ним в журнале расписался второй капитан. То же самое проделал
Асеев. Я был последним. На странице уже имелись три абзаца.
Первый был записан красивым четким почерком:
"Дата... Лайнер "Челленджер" передал под управление капитана
Гессенберга. Капитан, подпись, Стоянов."
Второй абзац даже опытному графологу не дал бы пищи для размышлений.
Написан он был почти печатными буквами, и в нем значилось:
"Дата... Лайнер "Челленджер" принял под управление у капитана Стоянова.
Претензий по составу и состоянию судна не имею. Капитан, подпись,
Гессенберг."
Ниже свой автограф оставил Асеев:
"Лайнер Челленджер принял в состав своей флотилии. Претензий по
состоянию оборудования и комплектации груза не имею". Далее следовал
энергичный росчерк и расшифровка: "Асеев".
- Я тоже должен тут расписаться? - спросил я у своего капитана.
Тот пожал плечами:
- Это не обязательно. Если сочтете необходимым. Возможно, у вас имеются
какие-нибудь замечания, или рекомендации.
- У меня есть пожелание, - сказал я.
- Ну так и пишите - какие проблемы. Только дату поставьте.
И я написал:
"Дата... Ребята, от всей души желаю вам на этом замечательном корабле
открыть еще одну Землю! Подпись. Кукса."
Асеев следил за тем, что я пишу через плечо. Когда я кончил и
расписался, он хлопнул меня по плечу и сказал весело:
- Первый раз вижу такую разухабистую запись в бортжурнале.
И обратившись к своему капитану сухо приказал:
- Замечание Комиссара Зоны обвести в рамку и принять к неукоснительному
исполнению!
Тот заглянул в журнал, дернул щекой, аккуратно закрыл журнал, сунул под
мышку, вытянулся, поднес руку к козырьку и сказал отрывисто:
- Будет исполнено! Возьму под личный контроль!
- Ну, с формальностями мы, кажется, покончили.., - начал было я, но мой
капитан перебил:
- Минуточку! - он достал из кармана свернутую бумажку. - Вот акт -
извольте подписать. Там все уже подготовлено, и даты и фамилии...
Я развернул бумажку и прочитал:
"Акт передачи судна". Далее следовал замысловатый текст, из которого
следовало, что в связи с тем-то и тем-то, возникшим вследствии того-то и
того-то комиссией в составе тех-то и тех-то КК "Челленджер" признан
непригодным для эксплуатации в качестве того-то, и передается командору
Асееву для решения вопроса о дальнейшем использовании либо полной
утилизации."
Асеев пробежал глазами текст, брови его приподнялись, а рука невольно
двинулась вверх. Он начал чесать затылок, отчего фуражка полезла на нос, и
если бы капитан ее вежливо не придержал, вовсе бы упала.
- Что это за филькина грамота? - Асеев поднял насмешливый взгляд на
капитана.
- Это такой акт, - невозмутимо произнес капитан. - Текст его передан
мне за подписью Петра Яновича Гири. Так будем подписывать, или как?
- Конечно же будем! - сказал Асеев. - Еще бы мы не будем! Мы его еще
как будем! Просто... Ну это же надо такое придумать! Вот ведь
формалисты-бюрократы...
Сказав это, Асеев бросил лист на стол, взял перо и размашисто подписал.
Я тоже подписал - а куда было деваться. Следом подписал и капитан, потом
аккуратно свернул листок, засунул в какман, а карман застегнул на молнию. И
произнес значительно:
- Во всем нужен порядок!
- А что, относительно других судов тоже такие же акты состряпаны? -
поинтересовался Асеев. - Я ничего больше не подписывал.
- Вы не подписывали - другие нашлись.., - заметил капитан в сторону. -
Но однако же, не слишком ли мы затянули протокольное мероприятие... - он
посмотрел на меня. - Сейчас вам слово. Прошу!
Я повернулся к шеренге экипажа "Челленджера" и сделал шаг вперед.
В течение нескольких суток я подбирал эти слова, и никак не мог их
подобрать, но теперь выяснилось, что они подобрались сами собой. И я четко,
почти по слогам, начал их произносить:
- От имени Коллегии Главного Управления Космонавигации благодарю вас за
отлично проделанную работу, в результате которой эта церемония стала
возможной. Сейчас она кажется вам формальностью, но я не сомневаюсь в том,
что спустя какое-то время участие в этом рейсе станет предметом вашей
гордости. И даже несколько более того: ваших детей и ваших внуков.
Затем я повернулся к шеренге вновьприбывших, выдержал паузу и сказал:
- Я рад, что возникшее недопонимание между официальными структурами
Главного Управления Космонавигации, и неформальными объединениями
энтузиастов освоения космического пространства теперь устранено, и ваша
экспедиция обрела официальный статус. Сожалею, что это не произошло раньше,
но рад, что, тем не менее, нам удалось в намеченные сроки совместными
усилиями подготовить технические средства если и не гарантирующие полный
успех экспедиции, то, во всяком случае, существенно увеличившие вероятность
такового. От имени руководства ГУКа желаю вам удачи.
От себя лично хочу добавить... - я снял фуражку и сделал паузу. - Я
знаю куда и зачем вы отправляетесь. И какую цель перед собой поставили. Не
знаю, достижима ли она. Но вы постарайтесь ее достигнуть. Я... мы все в это
будем верить... И... ни о чем не жалейте!
Последние слова я почти выкрикнул. Потом круто повернулся и ушел
куда-то за спину Асеева
Капитаны выступили вперед и взяли под козырек.
- Экипаж! Вахтовым сдать вахту. Всем приготовиться к высадке. Через два
часа экипаж покидает судно, - произнес один капитан.
- Экипаж! Вахтовой команде принять вахту. Через час всем должить о
состоянии отсеков и оборудования. - произнес второй.
Честно говоря, у меня комок подступил к горлу. И стоял довольно долго.
А когда он отступил, я подумал, что торжественные церемонии, все же, иногда
имеют очень глубокий смысл. Они подводят черту. Все, что было до, становится
несущественным. Оно окончательно становится прошлым, и с этого момента уже
не может влиять на будущее. В данном случае это было именно так почти в
абсолютном смысле. И именно такой смысл, вероятно, старательно придавал
всему этому мероприятию Петр ибн Янович, как говорили раньше на востоке,
"мудрейший из мудрых, осененный мудростью мудрых"...
"Ну, вот и все, - подумал я. - Теперь домой, на Землю. Теперь все мои
дела там..."
Глава 28
Пять недель спустя я передал все свои полномочия вновь назначенному
комиссару зоны Юпитера, которому предстояло еще месяц туда добираться. Он
иронически прошелся на тот счет, что сама зона стоит на месте, а мы возим
полномочия туда-сюда. Я осторожно его поправил, указав, что Зона тоже
болтается вместе с Юпитером, хотя, разумеется, и не в таком темпе, как это
делаем мы со своими полномочиями. Пока он сопоставлял эти странные
перемещения, я исчез.
Возник я вновь уже в стратоплане и сошел с околоземной орбиты вместе с
членами освободившегося экипажа "Челленджера", летевшего спецрейсом в
Караганду для послеполетной реабилитации. Пока рассаживались и отчаливали, я
умудрился заснуть, но меня разбудила стюардесса и вручила красивый букет
роз. Я протер глаза и поинтересовался, где же тогда оркестр? Девушка весьма
любезно мне объяснила, что бортовой оркестр перечень их сервиса не
предусматривает, но в Караганде один весьма приятный и любезный молодой
человек попросил ее передать этот букет, сказав что он мне очень нужен. Она
не решилась отказать, поскольку молодой человек заявил, что дело идет
буквально о жизни и смерти.
"Приятный и любезный?", - переспросил я.
"Да, именно приятный, и очень любезный", - подтвердила девушка.
"И он, вероятно, испросил код вашего видеофона?"
"Нет, он заранее поблагодарил, и даже поцеловал ручку".
"А если бы он попросил, вы бы его дали?", - нахально поинтересовался я.
"Возможно. Немножко поломалась бы, и, вероятно, дала", - сказала мне
девушка тоном, каким мамы объясняют своим чадам, что прежде чем пописать,
нужно снять штанишки.
Все стало понятно. Конечно же, это был Вася! И я даже понял, для чего
мне понадобится букет. Но решил таки удостовериться окончательно, и спросил:
"Юноша был такой невзрачный и белобрысый?"
"Ну что вы, - девушка возмущенно закатила глаза. - Это был очень
импозантный и элегантный блондин. Он страшно спешил и был очень огорчен тем,
что не может вручить букет лично".
"Скажите, а вот мне вы могли бы дать свой код в аналогичной ситуации?"
Девушка посмотрела на меня оценивающе, как будто я был курточкой на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг