С Бодуном я встретился уже на следующий день. Он долго не мог взять в
толк, чего я от него хочу. Потом вдруг решил, что планы Гири переменились и
под угрозой его любимая комета. Наконец мне удалось ему втолковать, что есть
еще одна комета, и именно она должна попасть в фокус внимания научной
общественности, прикрывая собой основную. Он потер лоб, поскреб затылок,
потом опять потер лоб и сказал, что не в курсе, и что ему надо
проконсультироваться. Консультировался он со вторника по четверг
включительно, а когда мы встретились в пятницу, заявил, что закорючка над
"й" поставлена, и спросил, что он должен делать. Теперь уже удивился я. Мне
казалось, что я достаточно связно изложил суть проблемы. Но, оказывается,
что пока Бодун прояснял позиции относительно второй кометы, он эту суть
забыл. Я заявил, что это чистейшей воды бюрократизм и волокита, и
поинтересовался, не потребует ли он в следующий раз изложить суть в
письменном виде. Он клятвенно заверил, что нет, что с бюрократизмом
покончено, что отныне он всецело и повсеместно..., и так далее. Я снова
изложил эту самую суть. Когда уже изрядно вытертая о мой язык суть достигла,
наконец, центров понимания его мозга, он опять начал скрести затылок, и я
уже начал опасаться, что дальше все пойдет по кругу. Но тут Бодун взбодрился
и заявил, что, кажется, понял, в чем корень зла, и за какие шнурки надо
дернуть, чтобы узел проблемы развязался. Он предложил мне подождать пару
дней, и если положение не изменится, тогда уж он начнет дергать за все
веревки, до которых дотянется. "Это безобразие! - ненатурально возопил он. -
У нас что кометы падают на Юпитер каждую неделю? А в этом ГУКе сидят
какие-то чурбаны, не понимающие научной значимости... На то, чтобы таскать
какие-то чугунные болванки с Марса на Луну у них транспортных средств
достаточно, а на то, чтобы доставить для наблюдения редчайшего феномена
светлые умы, видите ли, нет!"... И так далее. "Вот-вот, - поддакнул я в
конце диалога, - пора осадить зарвавшихся чинуш!"
Через неделю в Канцелярии ГУКа лежало угрожающее письмо, подписанное
четырьмя академиками и двумя депутатами Ассамблеи ООН. Гиря сказал "Ага!",
потер руки и тотчас исчез, а его место занял Валерий Алексеевич, причем
настолько унылый, что с него можно было писать икону. Еще бы! Вместо того,
чтобы с одним Гирей предаваться неге общения в виртуальной реальности, он
должен был нести бремя ответственности, возложенное на него другим, без
всяких гарантий на компенсацию...
В промежутке между встречами с Бодуном я посетил Таккакацу, узнал
кое-что интересное и заполучил от него координаты некоего Жофруа, с которым
должен был удерживать контакт и взаимодействовать в дальнейшем.
Этот Жофруа оказался бойким парнем средних лет. С ним я встретился
после второго посещения Бодуна, но еще до того, как Коллегия вплотную
занялась кометными делами, хотя на столе у Шатилова лежали уже четыре весьма
задиристых, но вполне официальных письма, которые он не мог долго
игнорировать.
Несмотря на рекомендации Таккакацу, Жофруа долго меня прощупывал на
предмет того, кто я, собственно такой и не являюсь ли чьим-либо "клевретом".
Он старательно наводил тень на плетень, но в конце концов я его расколол на
откровенность. Жофруа заявил, что в курсе всех дел Асеева, но, как я понял
из контекста разговора, в курсе он был не вполне, и даже более того. Он
считал, что Асеев организует флотилию сопровождения уходящей кометы с
исследовательской целью, не надеясь на оперативность решений руководства
ГУКа. А с этой кометой связаны какие-то феномены, и не исключено, что там
будут обнаружены следы Посещения. Про комету, падение которой на Юпитер
ожидалось, он тоже знал, но только рукой махнул, мол, большим начальничкам
ГУКа на нее плевать - они заняты междуусобными разборками. Он признался, что
в свое время был в числе экипажа захваченного Межпланетной Лигой лайнера, а
с тех пор мало что изменилось.
Я не стал поднимать уровень его информированности относительно истинных
намерений Асеева, но уведомил, что отнюдь не все "начальнички" заняты
склоками. Петр Янович Гиря, например, хотя и подспудно, но активно
поддерживает Асеева. Для Жофруа это было откровением. "Ну, если уж
Безопасность нас подпирает - дело сделается!" Я заверил, что это именно так,
и более того, Сюняев вполне лоялен к мероприятию. По моему, он мне не
поверил, и даже опять начал в чем-то подозревать, но когда я сообщил, что,
приходясь Сюняеву зятем (что легко проверить), имею информацию из первых
рук, Жофруа раскололся окончательно. Он сообщил, что является координатором
двух цепочек: кадровой и материально технической. По одной к Асееву текут
завербованные кадры, а по другой - материалы и оборудование, предназначенные
ГУКом для разбазаривания. О том, что Асеев восстанавливает аварийные КК, он
знает, но как именно - не в курсе. Да это и не его задача. Его задача, в
основном, обеспечить перетекание к Асееву информации о том, что и где
неловко уронили и не удосужились подобрать, а так же оформление бумажной
крыши. Все, разумеется, держится на личных связях. Я сказал, что его кухня
меня не интересует. Тогда он напрямик спросил, что именно меня интересует. Я
ответил, что предварительно зондирую каналы снабжения на предмет надежности
и оперативности. В ближайшее время в верхних эшелонах ГУКа должно свариться
распоряжение относительно отправки экспедиции к Юпитеру, в составе которой
будет лайнер "Челленджер", два крейсера, ремонтный док и кое-что еще для
поддержки созерцания падения кометы учеными мужами. Эти суда должны
снаряжаться предельно тщательно и предельно оперативно в полном соответствии
со списком, который мною будет позже предъявлен. Может ли он гарантировать
именно такой подход, используя на выбор традиционные, либо нетрадиционные
каналы снабжения. "Нет", - сказал этот тип, подумав. "Но это, в принципе
возможно?" - спросил я. "Да", - сказал он твердо. "Что необходимо, чтобы это
стало возможным?" - спросил я. "Нужны некоторые документы, позволяющие
обходить некоторые формальности", - сказал он. "Источник?" - спросил я без
обиняков. "Исполком ООН и Коллегия ГУК", - ответил он тем же манером. "Будем
поддерживать контакт. Когда и какие именно документы необходимы, установим
после принятия решения Коллегией", - сказал я. Жофруа посмотрел на меня
задумчиво. "Знаешь, - наконец произнес он, - я сейчас сопоставил два факта:
ты, по твоему собственному утверждению, зять Сюняева, а Сюняев, как мне
достоверно известно, зять Шатилова. Последний же... Вот я и подумал, не
наступила ли в нашем департаменте эра кумовства?" "Да, - согласился я, -
очень похоже на то. Дело в том, что внучка Председателя Коллегии ГУК
беременна". Это его не смутило. "И что с того?" - поинтересовался он. "Да
то, что начальники размякли, но зато подчиненные обрели твердость духа", -
отвествовал я. "Хм, - произнес он задумчиво. - Эти факты требуют
дополнительного осмысления. Равно как и то, что Владимир Петрович Гиря
приходится сыном Петру Яновичу, а Владимир Корнеевич Сомов, э-э-э...".
"Вероятно, сватом", - подсказал я. "Весьма вероятно, - согласился Жофруа, и
туманно добавил: - У французов с этим проще. Культивируются и перекрестные
браки и порочащие связи, но это не препятствует взаимной привязанности".
Я удалился несколько озадаченный. Но решил, что уж, во всяком случае,
голыми руками этого Жофруа никто не возьмет - на него можно положиться.
Здесь, если следовать хронологии, я был бы должен описать совершенно
невероятное количество событий, встреч, диалогов и монологов. Все они
интересны в той или иной степени, как, впрочем, и самая жизнь для человека,
нашедшего себя в этой жизни, то есть занятого каким-то, с его точки зрения
важным и полезным делом. Относительно важности дела, которым я занимался, у
меня сомнений не было тогда, нет их и сейчас. Что же касается моего личного
вклада, в сравнении с вкладом всех причастных к административной комбинации,
проводимой Петром Яновичем, - судить об этом я, пожалуй, не возьмусь. Но,
смею надеяться, вклад был положительным. Во всяком случае, я, наплевав на
свое реноме, добросовестно выполнял все поручения, старался на совесть, и
сделал все от меня зависящее, чтобы впоследствии очнувшееся от спячки
человечество не комплексовало по поводу слабого оснащения своего
космического дитя, без спросу упорхнувшего из родной колыбели в бездны
вселенной.
Если говорить конкретно, то суть моей деятельности сводилась к тому,
что я должен был соединять разрозненные звенья цепи, а точнее, отдельные
ветви, самопроизвольно проросшие из трухлявого ствола ГУКа, в могучий дуб,
который непосвященным напоминал бы развесистую клюкву, но, по существу,
являлся бы проводником живительных соков, которыми наша дремлющая
цивилизация должна была напитать космических странников, убывающих в
неизвестность. Понятно, что выспренность слога и многооборотность
предложения вызвана здесь исключительно тем обстоятельством, что мне
необходимо как-то обиходить собственное самолюбие. Иначе я бы не вынес
иррациональности происходящего. Либо истощил бы свои потенции упреками
совести. А бывали ситуации, когда я мог бы сойти с ума, или просто лопнуть
от смеха, наблюдая циркуляцию официальных бумажек в административных
водоворотах, и сопутствующие ей взаимные выпады, реверансы и эскапады
начальников всех калибров. Мотивация их поведения, порой, была мне
совершенно непонятна. Например, один и тот же человек, будучи пересажен из
одного кресла в другое, начинал отстаивать позиции, совершенно
противоположные тем, которые он отстаивал до пересадки. Создавалось
впечатление, что эти позиции есть атрибут должности, сам же индивидуум не
имеет никакого собственного мнения. Или...
Однажды я не выдержал и пожаловался Гире, мол, сил моих больше нет! Он
печально на меня посмотрел, а потом сказал серьезно:
- Слушай меня внимательно. Каши, по масштабу подобные той, которая
сейчас заваривается, случались в истории и раньше. Единственное, что может
спасти психику нормального человека в таких ситуациях, - молитва. Вот
примерный перечень: "Делай, что должно, и пусть будет, что будет!" "Если не
я, то кто?!", , "Служенье муз не терпит суеты!", "Пусть проигравший
плачет!", "Пусть мертвые хоронят своих мертвецов", "Каждому - свое!",
"Жребий брошен!", или там..., ну и так далее. Когда подпирает, выбирай
что-нибудь подходящее, и повторяй, пока не достигнешь равновесия духа.
Уж не знаю почему, но я выбрал "Служенье муз не терпит суеты!" Да,
господа, признаюсь: я утешался тем, что преданно служил музе дальних
странствий. Не знаю по какой причине, но эта фраза действовала безотказно.
Будучи произнесена раз двадцать нараспев, она наполняла смыслом все мои
деяния. И превращала прозу существования в поэму бытия. Пусть мне пеняют на
то, что я стал лингвистом. Пусть! Я ведь честно предупредил Гирю, что желаю
быть поэтом-романтиком. И вот, в данном абзаце мое желание, наконец
исполняется. Помните: "Безумству храбрых...". Им я посвятил свой
административный гимн, написанный возвышенным белым стихом канцелярских
оборотов...
Только один пример из Поэмы:
"Начальнику базы Луна Полярная Калюжному. Абзац. Весьма срочно. Абзац.
Оперативное Распоряжение. Абзац. Довожу до Вашего сведения, что в
соответствии с планом оснащения внеплановой экспедиции к Юпитеру, Вам
надлежит в срок до АБ обеспечить переоснащение и перебазирование на
гелиоцентрическую орбиту с параметрами ВГ и ДЕ Третьей Лунной орбитальной
ремонтной спецбазы. Перечень поставляемого оборудования и перчень
мероприятий по переоснащению прилагаю. Абзац. Напоминаю о том, что за
соблюдение сроков выполнения данного поручения Вы несете персональную
ответственность. О всех затруднениях и неувязках незамедлительно
информировать меня лично. Абзац. Делегирую Вам свои полномочия по
немедленному отстранению от выполнения своих обязанностей всех должностных
лиц, препятствующих выполнению данного Распоряжения. Абзац. Исполнительный
Директор Коллегии ГУК Сикейрос. Подпись. Абзац. Действительность Подписи и
Гербовой Печати Коллегии ГУК подтверждаю личным кодом 2760DF7BF12EEE -
Секретарь Канцелярии Коллегии ГУК. Подпись: Монтегю. Абзац. С текстом
Распоряжения ознакомлен - Председатель Коллегии ГУК Подпись: Шатилов.
Замечу вскользь: ни Калюжный, ни Сикейрос, ни Монтегю, ни сам Шатилов
на момент подписания не имели ни малейшего понятия о том, для чего
упомянутая база дожна оказаться на упомянутой орбите к упомянутому сроку. Но
что гораздо важнее, никто из поименованных не предпринял никаких попыток
выяснить, так ли уж это необходимо. При этом все они были подспудно
убеждены, что "перебазирование базы" входит в перечень каких-то плановых
мероприятий, и, по существу, является штатной рутинной операцией для
обеспечения неких еще более плановых мероприятий для решения глобальных
задач по освоению космического пространства, стоящих перед ГУКом. Замечу
также, что подобных распоряжений было нами продвинуто не два, не пять и не
десять, а, примерно, сотни полторы...
Глава 25
Дело шло к финалу. Я следил за процессом с замиранием сердца. Гиря тоже
начал проявлять признаки беспокойства. Бодун терроризировал нас обоих
требованиями "держать его в курсе событий". Мы, в свою очередь, давили на
него, требуя предъявить "план и сроки мероприятий" Асеева. Бодун по
видеофону отнекивался и напускал туману. Гиря нервничал. В конце концов, он
командировал к Бодуну Сюняева, потребовав, чтобы второй "не слезал" с
первого до тех пор, пока не будет составлен, как выразился Гиря, "сетевой
график смычек до последней запятой". Речь шла о том, что необходимо было
установить точные сроки и координаты передачи судов под "юрисдикцию" Асеева.
Когда Валерий Алексеевич осмыслил ситуацию, он выпятил челюсть и заявил, что
это - вопиющий бардак! Почему его раньше не поставили в известность о
возникшей ситуации?! Сроки приближаются, кометы на подходе, а "эти
космические придурки и пальцем шевельнуть не желают". "Верно! - поддержал
Гиря. - Имеет место разгильдяйство в масштабе Приземелья и даже за его
пределами, а также головокружение от успехов. Валера, с этим надо
разбираться. Кто у нас Главный Инспектор.., или кто ты там у нас? И куда он
смотрит?"
После этого Сюняев два дня сидел у Бодуна, а когда вернулся, объявил,
что убывает с инспекцией и требует предоставить ему транспортное средство.
Куда именно предстоит "убыть", он не сказал, но я догадался. Гиря было
ухватился за подбородок, соображая где в срочном порядке можно изыскать
транспортный ресурс для перемещения Главного Инспектора в район
инспектирования, но Сюняев заявил, что ему, собственно, необходимо не само
средство, как физическое тело, а его бумажный эквивалент. Это заявление
чрезвычайно взбодрило Петра Яновича. "Ага! - сказал он. - Надо ли понимать
так, что в нашем поле зрения появился первый нелегальный объект из хозяйства
Асеева?". "Объект достаточно легальный, - успокоил Сюняев, - но надо его,
так сказать, "запротоколировать".
Как именнно "протоколировался объект", я не знаю, но Сюняев убыл аж на
полтора месяца. Прибыл он в отличном настроении и в моем присутствии передал
Гире пухлую папку. На мой вопрос о том, что оная содержит, Валерий
Алексеевич с чрезвычайно самодовольным видом заявил, что данная папка
частично содержит некий "перечень" для Петра Яновича, а в основном -
"содержательную часть творческого наследия Калуцы". Наследием Гиря не
заинтересовался - его интересовал "перечень". Завладев им, и почти насильно
усадив Валерия Алексеевича в свое "крэсло" Петр Янович истребовал
Куропаткина и стремительно исчез в его сопровождении. Сюняев какое-то время
изливал на меня желчь по поводу того, что ему не предоставлена возможность
восстановить силы после тяжких и праведных трудов, что он "работает на
износ", и что в нашем ведомстве имеют место "перегибы в работе с кадрами".
После этого он извлек из портфеля "наследие" и уткнулся в него. Мои просьбы
о приобщении к делу он умело проигнорировал, а повторные такие же просьбы
пресек тем, что без лишних разговоров выставил меня за дверь.
На какое-то время я оказался предоставленным самому себе. Я вдруг
вспомнил, что у меня есть жена, что эта жена в последнее время видит меня
чрезвычайно редко, и что, вероятно, в связи с этим обстоятельством, семейные
узы испытали ущерб и требуют укрепления. "И черт с вами! - подумал я -
Плевать я хотел на ваши космические бездны и тайны подсознания!
Подумаешь...".
Короче, я обиделся. Это, порой, бывает приятно. Есть что-то возвышающее
душу в гордом одиночестве. Пусть современники тебя недооценивают, пусть!
Пусть даже презирают и скептически ухмыляются. Потомки во всем разберутся и
отдадут должное...
Появившись дома я обнаружил Валентину в полном здравии, и, вопреки
предположению, спокойную и умиротворенную. Меня это даже несколько
шокировало, я даже подумал, нет ли смысла обидеться и на Валентину. Чтобы уж
заодно... Но, поразмыслив, пришел к выводу, что это не усугубит мое гордое
одиночество, а значит и не добавит остроты ощущению полного уничижения.
Лучше лечь на диван и уставиться в потолок. И так лежать, дожидаясь вопроса,
что случилось, и не заболел ли я часом. А дождавшись, гордо ответить, что я
здоров физически и нравственно, но мир, окружающий меня со всех сторон, то
есть, среда моего нравственного обитания поражена болезнью отвержения всего
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг