или иначе сталкивался с Гирей, а примерно каждый пятый имел после этого
вмятину на репутации. Каждый третий, узнав, что я представляю наш славный
сектор, немедленно интересовался, как там поживает шеф, воюет ли еще, мылит
ли холки? Получив заверение в том, что воюет и мылит, многие, ни с того ни с
сего, впадали в ностальгию и начинали вспоминать, как тогда-то и тогда-то
случилось то-то и то-то, но, несмотря на то, что когда появился Гиря, уже
успели размести мусор по сусекам, Петр Янович таки дознался, и кое-кому
пришлось получить дыню, а кое-кому вставили фитиль. Причем, уж не знаю
почему, все это вспоминалось с удовольствием, особенно "указующий перст"
Петра Яновича.
Я тоже вспоминаю о нем с удовольствием. Когда семь лет назад я, тогда
студент-дипломник, впервые пришел в его кабинет, он сказал так:
"Юноша!.. Нет, не то... О, юноша!.. Вот это правильнее... Вы даже не
представляете, насколько важной и ответственной работой мы здесь
занимаемся".
Я сказал, что нет, не представляю, но надеюсь, что с помощью старших
товарищей сумею восполнить этот пробел. Он заявил, что мои намерения
совпадают с его устремлениями целиком и полностью, но... И впервые воздвиг
перед моим носом свой указующий перст.
За пять лет работы в нашем славном отделе указующий перст Гири я
наблюдал несчетное число раз, и отбросив ложную скромность, могу смело
утверждать, что изучил его, как свои пять пальцев. Среди всех прочих
особенностей упомянутого перста я выделяю одну: если перст пришел в
движение, это значит, что Гиря готов принять решение. Какое именно - зависит
от обстоятельств, но без окончательного решения указательный палец Петра
Яновича вертикального положения не достигнет. Опытные коллеги - Штокман,
например - зная градус отклонения оси пальца, могут довольно точно
определить стадию принятия решения. Я пока не могу - это очень сложная
функция.
Кто-то, кажется Кикнадзе, рассказал мне, что привычка воздвигать перст
возникла у Петра Яновича с момента вступления в должность. До него
начальником отдела безопасности одноименного сектора ГУК был некто
Спиридонов - личность совсем уж выдающаяся и легендарная. И, якобы, когда он
умирал, а Гиря стоял у одра, тот поведал ему некую страшную тайну
администрирования, существенным элементом которой и являлся означенный
перст, воздвигаемый перед носом подчиненных всякий раз, когда требовалось
возвести их энтузиазм и усердие в "квадратную степень".
Что касается термина "квадратная степень" - это любимое выражение
Валерия Алексеевича Сюняева - главного специалиста нашего отдела. Мои
отношения с ним складывались долго, и чем больше я его узнавал, тем больше
удивлялся, пока не удивился окончательно.
Коллега Сюняев, как я теперь понимаю, был последним романтиком,
оставшимся от эпохи расцвета секретных служб. Кстати, "коллега" - его
любимое обращение. Используя его, он, в зависимости от настроения,
варьировал произношение буквы "О" и буквы "Г", так что акустический
эквивалент, порой, достигал значения слова "калека", и полностью уничтожала
оппонента.
Валерий Алексеевич пользовался благорасположением начальства вообще, и
непосредственного - в частности. Правда, иногда между ним и Гирей возникало
недопонимание, и тон беседы становился возвышенным. Кончалось это всегда
одинаково. В последний момент Гиря как-то по-особенному выпучивал глаза,
после чего Сюняев шипел, и вылетал за дверь, сметая по дороге деловые бумаги
со столов "коллег". Но, однако же, на время прекращал "самодеятельность",
"самоуправство" и "игры в конспирацию с криминальным уклоном". А вообще-то,
Валерий Алексеевич был действительно корифей. Он обладал редкой способностью
охватывать умственным взором всю информацию по конкретному происшествию и
немедленно выдавать несколько версий. Ошибался он редко - я помню только
один случай, когда действительная причина не попала в его перечень.
Что до Гири, то в минуты расслабления он становился прекраснодушным
либералом - в такие моменты Петр Янович делился со мной своим знанием жизни
и "тайнами мадридского двора", касающимися функционирования верхних эшелонов
ГУКа.
"Сюняев - подлец! - говорил он мне. - Бери с него пример. Я его знаю,
как облупленного - он кого хочешь вокруг пальца обведет!"
И поднимал вверх свой перст, после чего у меня возникало ощущение, что
именно вокруг этого пальца и водит своих клиентов уважаемый Валерий
Алексеевич.
"А почему же подлец?" - вопрошал я самым невинным голосом.
"А подлец он потому, что рушит мне всю внутриведомственную политику. Я,
понимаешь, стараюсь везде навести мосты, действовать ласковым словом и немым
укором, работать, как говорят, в духе сотрудничества и взаимопонимания, а
он, Сюняев то есть, криминализирует любую ситуацию, пугает всех до
полусмерти и, чуть что, немедленно требует расстрела на месте всех
поименованных. Всюду, ты понимаешь, ищет подвох и злой умысел"
"А надо, Петр Янович?.."
"А надо, Глеб, искать головотяпство", - отвечал Гиря, и делал скорбное
лицо. - Заклинаю тебя всеми святыми и приснопамятными мучениками космоса: в
любом деле прежде всего шерше дурака. Шерше его, родимого, выявляй, и
выставляй на всеобщее обозрение мне. Ибо дурак - и только он один - способен
теперь нарушить плавное движение нашей цивилизации к светлому будущему! Вот
когда ты еще не существовал как личность, а я работал на подхвате, нами
руководил некто Спиридонов Василий Васильевич. Он был гением в нашем деле, и
тень его гениальности пала на мою голову. "Петя, - говорил мне Спиридонов, -
вся история цивилизации зиждется на глупостях, творимых идиотами, и пока мы
не придумаем надежный способ борьбы с ними, все усилия по наведению
элементарного порядка в Солнечной системе обречены на провал с треском". И
ты, Глеб, должен проникнуться пониманием того простого факта, имеющего силу
закона природы в разумной ее части, что даже подлость выводится из глупости,
не говоря уже о других, сравнительно безобидных пороках. Но не наоборот.
Нет, Глеб, не наоборот...".
Из своего скромного опыта работы на ниве космической безопасности я,
пожалуй, не смогу привести ни одного примера, который бы поставил под
сомнение закон Спиридонова-Гири. Думаю, этот закон выполняется с абсолютной
точностью, и простирает свое действие в самые отдаленные уголки вселенной,
включая экзопланеты и черные дыры.
Еще шеф утверждает, что космическая безопасность начинается здесь, на
Земле. С этим можно поспорить, ибо дураки попадаются и на космических
трассах. Но там их концентрация значительно меньше.
В принципе, конечно, название "отдел безопасности" не вполне отвечает
сути той деятельности, которой мы занимаемся. Наше подразделение
представляет собой нечто вроде информационной сточной канавы, куда стекаются
все сведения о безобразиях, сопутствующих функционированию такого
международного монстра, как Главное Управление Космонавигации - ГУК.
Аббревиатура не чрезмерно благозвучная, но мы привыкли. Интересно то, что
слово "управление" - женского рода, а "ГУК" склоняется исключительно как
мужской, разумеется, на тех языках, где этот род имеется. Очевидно, потому,
что у нас работают люди мужественных профессий.
ГУК был сформирован под эгидой Всемирной Ассамблеи, подчинялся только
Исполнительному Комитету Ассамблеи, и призван был обеспечить связность
коммуникаций в Солнечной системе. Фактически, связность более или менее
обеспечивается только в пределах Приземелья. Внеземелье, то есть все, что
лежит за границей Пояса астероидов - это сфера, куда ГУК еще только пытается
запустить свои щупальца, и, судя по всему, не скоро запустит. Существуют,
правда, несколько сравнительно мощных стационарных баз на орбитах вокруг
Юпитера, Сатурна и Урана, но вся остальная кипучая деятельность
ограничивается рейдами для сброса автоматических исследовательских
лабораторий, и научными экспедициями, безопасностью которых мы можем
заниматься только до, или после факта ее нарушения, то есть именно тогда,
когда никакой опасности еще, или уже нет. Таким образом, предвидеть
опасности затруднительно, ввиду их отсутствия на момент акта предвидения, а
расследовать что-либо задним числом, без вылета на "место происшествия"
можно только по бумажкам и со слов участников происшествия, которые дружно
молчат в тряпочку, опасаясь, что их откровенность повлияет на решимость
начальников организовывать следующие экспедиции.
"Внеземельщики" делятся на две основные категории: "летный состав" и
"персонал". Летный состав - пилоты, навигаторы, двигателисты. "Персонал" -
связисты, прибористы, такелажники, ремонтники и прочая "обслуга". Здесь
разброс типажей просто феерический! Летный состав более дисциплинирован, но
менее склонен к откровенности. Взаимоотношения между категориями несколько
натянутые, поэтому любые попытки объективного расследования вязнут во
взаимных претензиях. Есть еще "наука". Это, обычно, прикомандированные, хотя
в составе ГУКа имеется специальный научный сектор. Чем они конкретно
занимаются, я не знаю. Вероятно, изучают космос во всех его аспектах. Про
этих и говорить нечего - контингент тот еще! Есть еще "управленцы" -
начальники всех уровней. О них разговор особый. Народ весьма амбициозный,
ушлый и дошлый. Класть им палец в рот Гиря не рекомендует "чрезвычайно
настойчиво и очень регулярно", как однажды выразился Сюняев.
Обычно, при расследовании бесспорные факты никто не отрицает, но их
интерпретация разными сторонами может свести с ума кого угодно. При том, что
мы не проводим уголовные расследования, наша задача - выяснить, по
возможности, объективные причины катастрофы, аварии или происшествия, и
предложить конкретные меры к их недопущению впредь. В рамках сектора
безопасности существуют еще ряд подразделений: спасатели, оперативники,
прогнозисты, ликвидаторы и еще одна команда, в задачу которой входит
тотальная плановая проверка всех технических средств на предмет их
безопасности. Этим вообще не позавидуешь. Вот, скажем, есть обычная лопата.
Формально, без заключения специалистов упомянутой команды, лопата не может
быть выброшена за пределы земной атмосферы...
Размышляя как-то о высоких материях, я пришел к выводу, что состояния
полной безопасности можно достигнуть только одним способом: умереть.
Покойники обладают, с точки зрения безопасности, идеальными свойствами. И
главное их свойство: они ничего не хотят. Все опасности возникают в тот
момент, когда кто-нибудь начинает чего-нибудь хотеть. Максимум опасности
наступит в тот момент, когда кто-то другой захочет прямо противоположного.
Природа не может терпеть такого положения вещей, и начинает подвергать всех
опасности. Пример? Ну.., допустим, я хочу открыть вакуум-створ, а вы,
наоборот, хотите снять скафандр. Это, разумеется, только схема. Если мы с
вами интеллигентные люди, то можем успеть договориться. Но я знал таких,
которые не успели. Знакомство с некоторыми из них, увы, состоялось уже после
того, как они утратили способность что-либо хотеть...
Говоря языком математики, сумма всех хотений в любой момент
противоречива настолько, что не может быть отражена на реальность без ущерба
для последней.
Красиво, не правда ли? Но, ей богу, это мне ничего не стоило. Дело в
том, что по образованию я именно математик. Специальность - теория
вероятности и математическая статистика. То есть, всякие, там,
распределения, предельные теоремы, сходимости по вероятности и прочие
занимательные вещи. Остается только удивляться, почему я занимаюсь тем, чем
я сейчас занимаюсь, и какая нелегкая занесла меня в отдел безопасности ГУК.
Я и сам до сих пор удивляюсь.
Случилось это так.
В качестве дипломной работы мой руководитель предложил
расклассифицировать происшествия на космических трассах. Для сбора материала
я был направлен в отдел анализа и прогнозов сектора безопасности ГУКа, в
архиве которого и приступил к просмотру огромного количества отчетов по
происшествиям. Примерно через месяц я понял, что эти отчеты не поддаются
никакой классификации, и никогда не поддадутся вообще. После того, как я
доложил этот вывод руководителю, он связался с каким-то начальством и
получил рекомендацию переправить меня в отдел безопасности, где меня примут,
как родного, потому что именно там сосредоточены основные следственные силы,
и именно они пишут те самые отчеты. Там я и встретился с Гирей. Но не сразу,
а только через две недели, после того, как прибыл к месту постоянной
дислокации отдела. Сам Гиря отсутствовал, его замещал Сюняев, а Кикнадзе
писал отчет. Оба они отнеслись к моим трудностям с пониманием и сочувствием,
особенно Валерий Алексеевич, изнывавший под тяжестью служебных обязанностей.
Тема его вдохновила. Он решил, что для начала я должен изучить специфику
обстановки, в которой рождаются отчеты и отослал к Зурабу Шалвовичу. Зураб
Шалвович изнывал под тяжестью необходимости сочинить хоть что-то по
расследуемому эпизоду, из чего не следовало бы с очевидностью, что его
(эпизода) творцы - лица с аномальной психикой. Он заявил, что данный эпизод
не типичный и отослал меня к Сюняеву за типичными эпизодами. Валерий
Алексеевич взбодрился, вспомнил целую кучу таковых, рассказал пару забавных
историй, скоренько их обобщил и принялся разглагольствовать обо всем на
свете. В промежутках он "оперативно реагировал" на поступающую информацию и
раздавал инструкции выходящим на связь коллегам. Иногда к нему подключался
Зураб Шалвович, и оба они превратили мое существование в райское блаженство.
Потом Кикнадзе исчез, но появился Карпентер, зато пропал Сюняев, но уже
через два дня я предстал пред ясны очи самого Гири.
Когда Петр Янович обнаружил меня в помещении, его первой фразой была:
"Он кто?". Карпентер сказал, что не знает, но, вероятно, это боевое
пополнение рядов, ибо многие пали на полях сражений, и отряд нуждается в
доукомплектовании живой силой и техникой.
"А-а.., - сказал Гиря. - Это хорошо. Вам, молодой человек, надлежит
завтра вылететь на... и прояснить там обстановку".
Самое интересное, что я вылетел, и уж совсем интересно то, что (это
выяснилось, когда я через неделю вернулся) вполне прояснил. И только после
этого Гиря соизволил выяснить, кто, собственно, я такой.
Именно тогда он и произнес свой монолог: "Юноша!..".
Далее разговор протекал так:
"Вас зовут Глеб, а фамилия ваша Кукса, не так ли? Нам такие люди очень
нужны. То есть люди, лишенные способности задавать глупые вопросы, на
которые у меня нет возможности ответить, поскольку я ни черта не знаю о том,
что произошло, и сам желаю задать кому-либо эти самые вопросы. У вас есть
хватка и способность видеть то, что другие не замечают. Можете и дальше
заниматься статистикой, но я вам не советую. Окунитесь в кипение жизни,
соберите крупицы опыта, а уж потом осмысляйте и охватывайте умственным
взором. Ну, как, согласны?"
Я сказал, что должен подумать. Мне ведь необходимо написать и защитить
дипломную работу.
"Правильно, - сказал Петр Янович, благосклонно кивнув. - Но это
пустяки. Явится Сюняев - он вам все расклассифицирует в два счета. Я дам
поручение. У него не голова, а банка данных. Два дня - не больше. А формулы
вы подберете из учебников. И вообще, научная работа только тогда
плодотворна, когда делается на досуге. Я понятно излагаю?"
Именно тогда я впервые применил формулировку ответа, за которую Сюняев
обещал поставить мне памятник на самом видном месте. Я ответил:
"Вполне, и даже более того".
"Это радует и вдохновляет, - заметил Гиря. - У нас, таким образом,
намечается удивительно полное взаимопонимание. Так вы согласны?"
На другой день я дал согласие, о чем жалею очень редко. В основном,
когда нет работы.
Сначала я написал дипломную работу и, защитив ее на "хорошо", был
зачислен в штат. Примерно год у меня ушел на стажировку, в процессе которой
я сопровождал старших и более опытных коллег. Какое-то время я совершенно не
понимал, зачем они мотаются по Системе и лезут в чужие дела. Но постепенно
понимание наступило. Выражается оно примерно в следующем. Когда на место
происшествия прибывает человек, побывавший в других местах, где случились
другие происшествия, он видит многое из того, что никто из участников
данного происшествия не замечал, и никогда бы не заметил. На самом деле, уже
одного этого достаточно, чтобы оправдать деятельность нашего отдела. Другая
сторона состоит в том, что после происшествия, и особенно если были жертвы,
все, включая начальников всех уровней, находятся в состоянии перманентного
стресса, и катастрофически возрастает вероятность совершения новых глупостей
при инстинктивных попытках смачивания концов. Третья же сторона состоит в
том, что на месте происшествия кто-то должен представлять закон и власть.
Почему - не знаю, но каждый человек в этом остро нуждается.
В процессе стажировки я старался быть полезным, и мои старания были
замечены. Первой похвалы от Валерия Алексеевича я удостоился через полгода,
от Зураба Шалвовича - через год, а от Петра Яновича аж через два с
половиной. В конце третьего года я приступил к самостоятельной работе в
качестве дознавателя. С этого момента я вошел, как выразился Сюняев, "в нашу
тесную семью" на равных, то есть получил право самостоятельно принимать
решения, имеющие юридическую силу. Еще через год я с некоторым удивлением
обнаружил, что с моим мнением не только считаются, но его начинают требовать
даже в тех случаях, когда непосредственного участия в расследовании я не
принимал. Чаще всего это делал сам Гиря. Давал отчет и просил сформулировать
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг