Евгений Дрозд
ТРОГЛОДИТЫ ПЛАТОНА
Троглодиты - пещерные жители
(Энциклопедический словарь)
Опять это проклятое ощущение, что на меня кто-то смотрит. И снова
чувство, что все, что я делаю и вижу, тысячи раз уже было.
Может потому, что городишко этой вшивый, ничем не отличается от всех
остальных распроклятых городишек среднего Запада?
Солнце в зените жарит вовсю, и небо серое от пыли, так что гор на
горизонте почти и не видать, и пустая главная улица - Мейн-стрит - как же ей
еще называться? Пост-оффис, трехэтажное здание банка, закрытый магазин
скобяных изделий - жара, сьеста. Двухэтажные дома состоятельных граждан - с
плоскими крышами, верандами, навесами и деревянными колоннами. Полосатые
занавески и горшки с геранью.
Куда я еду? Кто я такой?
Я пытаюсь увидеть себя по стороны. Гнедой мой двухлетка - конь
упитанный и холеный, кожа его лоснится и поступь его ровна. И сам я - парень
что надо. Под широкополой шляпой смуглое, загорелое лицо с правильными
чертами, ровное, пшеничные усы и белозубая улыбка. Нашейный платок, жилетка
и клетчатая рубаха, голубые джинсы и кожаные сапоги с роскошными шпорами.
Визу себя ясно, как в зеркале, только не помню - когда я последний раз в
зеркало гляделся?
Снова пустота в голове и снова проклятая мысль - кто я такой? Что я
здесь делаю?
От мыслей таких средство одно - стаканчик доброго ячменного. А как раз
передо мной салун вдовы Мак Грири. (Откуда я это знаю? - вывески ведь нет!)
Спешиваюсь. Привязываю гнедого к коновязи. Седло и сбруя на верном моем
скакуне - пальчики оближешь, высший класс! А сумка кожаная для провианта, а
одеяло, а карабин в длинной кобуре? Не одну сотню долларов все это потянуло.
Кстати, о долларах... Лезу во внутренний карман жилетки, нащупываю
тугой бумажник, слышу похрустывание свеженьких кредиток. Этот хруст ни с чем
не спутаешь - райская музыка! С баксами, значит, все в порядке...
Кто я?
Состоятельный ковбой? Не то. У ковбоев не ладони, а сплошные мозоли.
Мои же руки - гладкие и ухоженные. Владелец богатого ранчо? Тогда зачем у
меня на поясе нож и два револьвера?
Я по очереди осматриваю свои пушки. На левом боку висит длинноствольный
"кольт". Бьет почти как карабин. Справа - "смит-вессон", поменьше и со
спиленной мушкой, чтобы гладко из кобуры выскакивал. Это для ближнего боя.
Оружие профессионала. Уже кое-что. Но все равно - пусто в голове.
Нет, надо выпить.
Только вбросил "смитвессон" назад в кобуру, как распахиваются створчатые
воротца салуна и является предо мной фигура. Лицо суровое, усы густые,
туловище грузное. Десятигаллоновая шляпа, на жилетке - звезда. Шериф... Рука
на кобуре, взгляд с прищуром.
- Ты вернулся, Боб Хаксли, - говорит шериф голосом гулким с интонациями
мужественными.
Щелчком выбрасываю окурок, сплевываю (какой окурок?! Когда это я
закурить успел? Ничего не понимаю - провалы в памяти, что ли?).
Отвечаю, слова сквозь зубы процеживаю:
- Да я вернулся, Билл Невада, и чтоб я сдох, если Кантритаунвиллидж-сити
не запомнит это день надолго!
- Боб, - говорит шериф,- я не потерплю шума в нашем городе!
- Что ты, - отвечаю, - Билл! Никакого шума. Просто один маленький старый
должок. Ничего больше...
Такой вот скупой, мужской разговор. Ничего не сказано, а всем все ясно.
Все на подтексте. (Подтекст!.. Что за слово?).
Стоим на месте. Еще парой фраз обменялись. Совсем уже без всякого
смысла. Всей шкурой чувствую - сейчас что-то будет. Но мне-то что? Я парень
такой - из любой передряги вывернусь. На всякий случай ныряю вперед и вбок,
на спину переваливаюсь, обе пушки уже сами из вместилищ своих выскочили и в
ладони впечатались.
Так и есть! Бах! Бах! Тарарах! Вжиу-у-у...
Там, где только что стоял, фонтанчики пыли. Пули на камушках
рикошетируют, разлетаются с повизгиваньем.
Первым делом перестрелил поводья, которыми гнедой мой к коновязи
привязан. Конягу освободить надо. Нечего ему тут делать под пулями. Когда
нужно - сам меня разыщет. Гнедой у меня толковый. Все понимает. Даже
говорить иногда пытается.
Ускакал гнедой, теперь и о себе подумать можно.
Взгляд вправо - шерифа уже и след простыл. Только створки дверей салуна
раскачиваются.
Взгляд вперед - там, напротив салуна, через улицу, трехэтажное здание
банка. Вот они где засели, враги мои. Трясется старый Коттонфилд,
нервничает, всю свою банду под ружье поставил... В каждом окне по роже
торчит, у всех кольты, карабины. Двое на крыше, сидят, пригибаются за низкой
деревянной балюстрадой.
Стрельбу они на время прекратили, потому что меня не видят. Я за
коновязью лежу, да и пыль, их же пулями поднятая, в воздухе облаком висит.
Но долго это не протянется. Нужно менять позицию, нечего здесь
подставляться.
Группируюсь. Рывок. В два прыжка добираюсь до угла.
Бах-бах...Тиу-у-у...
Увидели...
Пули из-под самых ног камни вышибают. Подпрыгиваю, сальто в воздухе
делаю, на лету стреляю. Краем глаза успеваю заметить, как один, с кольтом в
руке, на подоконник рухнул и из окна третьего этажа свесился. Один из тех,
что на крыше, тоже подпрыгивает - четко на фоне неба вырисовывается -
карабин из рук выпускает, а сам с крыши вниз головой...
"Двумя меньше",- думаю. И за угол. Тут проход между салуном и соседним
домом. Футов шесть шириной. Мгновенно оглядываюсь по сторонам. Слева -
глухая стена салуна, справа - соседний дом, стена тоже глухая, но на втором
этаже есть все же одно окно. За стеклом чья-то рожа белеет. Пальнул туда на
всякий случай и дальше...
Задний двор. Пара сараев, конюшня, разбитый дилижанс, какие-то ящики,
бочки. Все, вроде, тихо. Отсюда в салун через черный ход попасть можно. А
мне туда и надо. Не знаю, правда, зачем. Подбегаю к двери, ручку трясу.
Заперта дверь. Ах ты, черт!
За спиной - трах-бах!
В двери - две дырочки, слева от головы и справа от головы. Уши
обозначили. Крутанулся на каблуке, руки вперед выбросил, жму на спусковые
крючки, а выстрелов нет. Патроны кончились. В обеих пушках сразу. Вижу, что
влип.
А они уже ко мне идут. Восемь. И откуда взялись? В сараях, что ли,
прятались?
Не спеша так идут. Пружинисто. С кольтами и карабинами. Глаз под
шляпами не видно. Только зубы скалят. Кто-то жвачку табачную жует, кто-то
бычок сигарный.
Что делать, понятия не имею. Секунды все решают.
Вдруг справа: цок-цок-цок. Оборачиваюсь. Они тоже остановились, головы
повернули. Гляжу, из-за угла во двор неспешным шагом входит мой гнедой и
прямо ко мне. Дошел. Встал между мной и теми и как подкошенный на землю
рухнул. Лежит на правом боку, морду ко мне повернул и на меня зыркает, чуть
ли не подмигивает. А на левом боку, у седла, в длинной, кожаной кобуре
приторочен мой знаменитый карабин с серебряной насечкой. "Молодчина", думаю,
"гнедой! Намек твой понял!" Карабин из кобуры вырвать для такого парня, как
я, плевое дело. Рухнул на землю, за коня как за баррикаду спрятался и пошел
пулять. Те опомнились и тоже пару раз выстрелить успели, но куда им против
меня? И реакция у них не та и вообще - их много, а я один. Я могу хоть глаза
закрыв стрелять - в кого-нибудь да попаду, а им в меня одного трудно...
... в меня одного трудно. Пригибаюсь, прячусь за кирпичную трубу
дымохода, выжидаю. Вижу, что чуть ли не вся банда уже на крышу банка
высыпала. Жду. Что делать будут? Ведь явно что-то готовят. А, вот оно - все
разом вскакивают и начинают мою крышу из карабинов расстреливать - этакий
экзекуционный взвод. Жду, когда выстрелы пореже станут, - карабины тоже
перезаряжать нужно. Затем выскакиваю из-за трубы и открываю огонь, применяя
прием "омахивание". Спусковой крючок держу постоянно нажатым, а ладонью
левой руки передергиваю курок туда-сюда. Хороший способ - скорострельность
повышается. Кладу веером семь пуль. Семь пуль - семь попаданий. И сразу же
назад, за трубу. Они вычислили, где я, и по трубе бьют. Только куски летят.
Стою за трубой, "смитвессон" перезаряжаю. И снова... Кто я такой? Я
ничего не понимаю! Только что я лежал во дворе за своим конем и стрелял из
карабина. А сейчас я уже на крыше салуна и карабина нет, в руке только
"смитвессон" и я перестреливаюсь с бандитами Коттонфилда, засевшими на крыше
банка. Когда это я на крышу успел попасть? Ничего не помню. Опять провалы в
памяти?
Перезарядил. Выскочил из-за трубы с другой стороны. Еще раз
"омахиванием" пострелял и назад. Хорошая труба. Широкая.
Но, думаю, все это прекрасно, но мне внутрь салуна нужно. Не помню,
зачем, но нужно. Достаю лассо (откуда взялось?), крепко к трубе привязываю.
Мысленно провожу прямую линию от трубы до балюстрады. Точно знаю, что с этой
стороны, которая на внутренний двор выходит, подо мной окно на второй этаже.
Отмеряю на лассо нужную длину, перехватываю в этом месте веревку покрепче,
вокруг руки обматываю. Упираюсь в трубу сапогом, отталкиваюсь и с разбега
прыгаю через балюстраду. Рывок, (чуть кисть не оторвало!), лассо
натягивается как струна, образует идеальную прямую, прямая падает на барьер,
переламывается и меня забрасывает в окно. Высаживаю сапогами оконную раму и
приземляюсь на полу номера. Во дворе гремят запоздалые выстрелы, но мне это
уже до кактуса.
Подымаюсь с пола среди осколков стекла, высвобождаю ноги из рамы. Вроде
цел - ни порезов, ни царапин. Оглядываюсь назад - в оконном проеме на фоне
небесной голубизны и горных вершин колышется веревка - мое лассо. В комнате
сумрак, когда глаза привыкают, вижу, что у двери, перед зеркалом стоит
человек. Я его знаю - это полковник Бакстер. Все-таки джентльмена сразу
видно. Стоит, молчит, первым не заговорит - только бровь вопросительно
приподнята. Весь из себя прямой, как майский шест, нижняя губа слегка
оттопырена надменным образом. Замечаю на туалетном столике, рядом с
револьвером и раскрытой сигарной коробкой, бритву и тазик с пеной. Видать
только что закончил утренний туалет и к выходу готовился - галстук перед
зеркалом повязывал. Лаковые штиблеты, полосатые брюки со штрипками,
безукоризненного покроя сюртук, благородная седина, бачки а-ля Авраам
Линкольн. Джентльмен!
- Прошу прощения, сэр! - говорю. - Обстоятельства!
Шаркаю ножкой, раскланиваюсь, шляпу приподнимаю.
- Еще раз прошу прощения, сэр, но, к сожалению, я должен идти.
Бочком-бочком, мимо полковника и в дверь. По пути, впрочем, успеваю
прихватить из ящика одну сигару. Попробуем на досуге. В самый последний миг,
уже закрывая дверь, оборачиваюсь и встречаюсь с полковником взглядом.
Черт меня дернул это сделать!
Такая в его глазах была жуть нечеловеческая, такая тоска смертельная...
Я вздрогнул и застыл на месте. Выбил он меня из седла этим своим взглядом.
Стал я в дверях, ни туда, ни сюда, в голове пусто, а он на меня уже умоляюще
смотрит, как будто что-то важное сказать хочет, но не может. А я растерянно
на него пялюсь. Совсем рассиропился.
А делать этого нельзя, потому как в коридоре возникают четверо и,
кажется, по мою душу.
Опомнился. Дверь захлопнул и за работу. Пиф-паф... Трое лежат,
последнего догоняю у галерейки, от которой деревянная лестница ведет вниз, в
общий зал салуна. Удар в челюсть и парень, проламывая перила, летит вниз, на
столики. По-моему перила эти только для того и существуют, чтобы их
кто-нибудь проламывал, после доброго хука или апперкота...
Было... было... Все это уже тысячи раз было и наперед знаю, что дальше
будет. Вот сейчас у меня передышка, чтобы покурить сигару (настоящая Гавана,
между прочим, чтоб мне сдохнуть!), а банде Коттонфилда подтянуть силы. Минут
через пять-десять они ворвутся в салун и начнется добрая потасовка с
мордобоем, пальбой, разбитыми бутылками и зеркалами, и бравые парни после
добрых ударов по мордасам будут перелетать туда-сюда через столики и стойку
бара, и бармен будет прятаться под стойкой и будет пытаться спасти хоть
часть бутылок, и все это очень смешно и весело, только мне смеяться не
хочется. Я вдруг понимаю, насколько мне все это осточертело. Кто я такой?!
Неужели у меня нет никакого другого занятия, кроме как бегать, прыгать,
палить направо и налево и бить чьи-то морды? Что (или кто) заставляет меня
носиться по этому кругу и раз за разом повторять одно и то же?
Я опускаюсь на пол, сажусь, скрестив ноги, спиной к стене, чтобы видеть
холл и вход в салун. Обе пушки кладу возле себя. Раскуриваю сигару. Из
коридора выходит полковник Бакстер, проходит мимо, не глядя на меня, и
спускается вниз. Полковник идет завтракать, а на все остальное ему
наплевать. Стрельбы как будто и не было, трупы в коридоре его не касаются.
Впрочем, оглядываясь, вижу, что их там уже и нет. Куда исчезли?
Спокойно отмечаю еще одну несообразность. Все прекрасно - полковник
идет пить свой утренний кофе - только какое, к черту, утро, когда в
городишко я въехал уже после полудня? Но полковника я знаю. Если он бреется
и идет завтракать, то значит утро и все тут. И полковник будет пить свой
кофе и курить первую за день сигару, и читать свежий выпуск "Фармер'с
Геральд". И он даже не шелохнется, когда вокруг него начнется пальба и
пойдет мордобитие. Это очень смешно, когда все вокруг суетятся и бегают, а
кто-то один сидит и невозмутимо читает газету. Утреннюю газету.
А в город я въехал пополудни...
"Провалы в памяти", думаю я привычно. И не менее привычно: "Кто я
такой?" Похоже, что будущее свое я знаю гораздо лучше, чем прошлое. Я знаю,
что сейчас я выпушу очередной клуб дыма и, подавшись вперед, осторожно
выгляну вниз, в зал, где тут же увижу Его. И как всегда, у меня возникнет
мысль, что человек этот, хотя я его и не знаю, может сыграть важную роль в
моей жизни. Мысль эта ни на чем не основана и ниоткуда не вытекает. Я не
знаю, какую такую важную роль в моей жизни может сыграть этот тощий очкарик,
сидящий за угловым столиком и читающий книгу в темном, твердом переплете.
Священник или учитель.
Я знаю, что через пару минут я еще раз выгляну в зал и встречусь с ним
взглядом. И я знаю, что когда в салун ворвется Коттонфилд со своими
прихвостнями и начнется веселая потасовка и я эффектно перемахну через
перила и приземлюсь как раз на столике полковника Бакстера и открою
стрельбу, очкарик будет стоять у стены, бледный и трясущийся, прижимая к
груди эту свою книгу. А потом произойдет следующее: кто-то сшибет меня со
стола, и я полечу в угол, где он стоит. И что, вы думаете, сделает этот
учителишко? - Шагнет вперед и, поймав меня за руку, поможет на ногах
удержаться. Чтоб, значит, я себе носик не разбил. Как будто я баба, ей богу!
Ну, мне с ним рассусоливать некогда будет, и я его в сторону отброшу за эту
же руку - чтобы схватке не мешал. А он в воздухе кувыркнется и книжку свою
дурацкую выронит и мордой прямо в какую-то, стоящую у входа бочку влетит. И
так в ней и останется. Только ногами в воздухе дрыгать будет. Это очень
смешно. Не знаю, правда, кому. Мне - нет, ему - тем более.
Я гляжу в направлении входа - никакой бочки рядом с ним нет. Но точно
знаю, что к тому времени появится. Откуда? Понятья не имею...
Поворачиваю голову левее и встречаюсь, наконец, взглядом с моим
книголюбом. И тут впервые замечаю некую странность, которая поражает меня не
меньше, чем взгляд полковника Бакстера несколькими минутами раньше. Нету в
глазах очкарика ни робости, ни страха, ни пришибленности. Ничего такого,
чего можно было бы ожидать от заморыша, трясущегося и бледнеющего при виде
обыкновенной потасовки и наверняка не знающего, с какой стороны за револьвер
берутся. Нет. В холодных его глазах я вижу лишь отвращение, равнодушие и
смертельную скуку. Меня внезапно пробирает холод. Неужели парень только
притворяется напуганным? Но зачем? Я чувствую, что тут идет какая-то игра,
которой я не понимаю. И самое главное - угадайте, о чем этот учитель
думает? - о Платоне! Нашел время и место!..
И тут я спохватываюсь - откуда я это знаю? Я еще раз заглядываю ему в
глаза и почти с испугом убеждаюсь, что я запросто читаю его мысли и
действительно знаю, о чем он думает...
...знаю, о чем он думает. Неужели полковник Бакстер не ошибся и у нас
появился новый союзник, а вместе с ним и надежда?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг