Федор Михайлович Достоевский.
Бобок
На этот раз помещаю "Записки одного лица". Это не я; это совсем другое
лицо. Я думаю, более не надо никакого предисловия.
ЗАПИСКИ ОДНОГО ЛИЦА
Семен Ардальонович третьего дня мне как раз:
- Да будешь ли ты, Иван Иваныч, когда-нибудь трезв, скажи на милость?
Странное требование. Я не обижаюсь, я человек робкий; но, однако же,
вот меня и сумасшедшим сделали. Списал с меня живописец портрет из
случайности: "Все-таки ты, говорит, литератор". Я дался, он и выставил.
Читаю: "Ступайте смотреть на это болезненное, близкое к помешательству
лицо".
Оно пусть, но ведь как же, однако, так прямо в печати? В печати надо
все благородное; идеалов надо, а тут...
Скажи по крайней мере косвенно, на то тебе слог. Нет, он косвенно уже
не хочет. Ныне юмор и хороший слог исчезают и ругательства заместо остроты
принимаются. Я не обижаюсь: не бог знает какой литератор, чтобы с ума сойти.
Написал повесть - не напечатали. Написал фельетон - отказали. Этих
фельетонов я много по разным редакциям носил, везде отказывали: "Соли,
говорят, у вас нет".
- Какой же тебе соли, - спрашиваю с насмешкою. - аттической?
Даже и не понимает. Перевожу больше книгопродавцам с французского. Пишу
и объявления купцам: "Редкость! Красненький, дескать, чай, с собственных
плантаций..." За панегирик его превосходительству покойному Петру Матвеевичу
большой куш хватил. "Искусство нравиться дамам" по заказу книгопродавца
составил. Вот этаких книжек я штук шесть в моей жизни пустил. Вольтеровы
бонмо хочу собрать, да боюсь, не пресно ли нашим покажется. Какой теперь
Вольтер; нынче дубина, а не Вольтер! Последние зубы друг другу повыбили! Ну
вот и вся моя литературная деятельность. Разве что безмездно письма по
редакциям рассылаю, за моего полною подписью. Все увещания и советы даю,
критикую и путь указую. В одну редакцию на прошлой неделе сороковое письмо
за два года послал; четыре рубля на одни почтовые марки истратил. Характер у
меня скверен, вот что.
Думаю, что живописец списал меня не литературы ради, а ради двух моих
симметрических бородавок на лбу: феномен, дескать. Идеи-то нет, так они
теперь на феноменах выезжают. Ну и как же у него на портрете удались мои
бородавки, - живые! Это они реализмом зовут.
А насчет помешательства, так у нас прошлого года многих в сумасшедшие
записали. И каким слогом: "При таком, дескать, самобытном таланте... и вот
что под самый конец оказалось... впрочем, давно уже надо было предвидеть..."
Это еще довольно хитро; так что с точки чистого искусства даже и похвалить
можно. Ну а те вдруг еще умней воротились. То-то, свести-то с ума у нас
сведут, а умней-то еще никого не сделали.
Всех умней, по-моему, тот, кто хоть раз в месяц самого себя дураком
назовет, - способность ныне неслыханная! Прежде, по крайности, дурак хоть
раз в год знал про себя, что он дурак, ну а теперь ни-ни. И до того замешали
дела, что дурака от умного не отличишь. Это они нарочно сделали.
Припоминается мне испанская острота, когда французы, два с половиною
века назад, выстроили у себя первый сумасшедший дом: "Они заперли всех своих
дураков в особенный дом, чтобы уверить, что сами они люди умные". Оно и
впрямь, тем, что другого запрешь в сумасшедший, своего ума не докажешь. "К.
с ума сошел, значит, теперь мы умные". Нет, еще не значит.
Впрочем, черт... и что я с своим умом развозился: брюзжу, брюзжу. Даже
служанке надоел. Вчера заходил приятель: "У тебя, говорит, слог меняется,
рубленый. Рубишь, рубишь - и вводное предложение, потом к вводному еще
вводное, потом в скобках еще что-нибудь вставишь, а потом опять зарубишь,
зарубишь..."
Приятель прав. Со мной что-то странное происходит. И характер меняется,
и голова болит. Я начинаю видеть и слышать какие-то странные вещи. Не то
чтобы голоса, а так как будто кто подле: "Бобок, бобок, бобок!"
Какой такой бобок? Надо развлечься.
______________
Ходил развлекаться, попал на похороны. Дальний родственник. Коллежский,
однако, советник. Вдова, пять дочерей, вое девицы. Ведь это только по
башмакам, так во что обойдется! Покойник добывал, ну а теперь -пенсионишка.
Подожмут хвосты. Меня принимали всегда нерадушно. Да и не пошел бы я и
теперь, если бы не экстренный такой случай. Провожал до кладбища в числе
других; сторонятся от меня и гордятся. Вицмундир мой действительно плоховат.
Лет двадцать пять, я думаю, не бывал на кладбище; вот еще местечко!
Во-первых, дух. Мертвецов пятнадцать наехало. Покровы разных цен; даже
было два катафалка: одному генералу и одной какой-то барыне. Много скорбных
лиц, много и притворной скорби, а много и откровенной веселости. Причту
нельзя пожаловаться: доходы. Но дух, дух. Не желал бы быть здешним духовным
лицом.
В лица мертвецов заглядывал с осторожностью, не надеясь на мою
впечатлительность. Есть выражения мягкие, есть и неприятные. Вообще улыбки
не хороши, а у иных даже очень. Не люблю; снятся.
За обедней вышел из церкви на воздух; день был сероват, но сух. Тоже и
холодно; ну да ведь и октябрь же. Походил по могилкам. Равные разряды.
Третий разряд в тридцать рублей: и прилично и не так дорого. Первые два в
церкви и под папертью; ну, это кусается. В третьем разряде за этот раз
хоронили человек шесть, в том числе генерала и барыню.
Заглянул в могилки - ужасно: вода, и какая вода! Совершенно зеленая
и... ну да уж что! Поминутно могильщик выкачивал черпаком. Вышел, пока
служба, побродить за врата. Тут сейчас богадельня, а немного подальше и
ресторан. И так себе, недурной ресторанчик: и закусить и все. Набилось много
и из провожатых. Много заметил веселости и одушевления искреннего. Закусил и
выпил.
Затем участвовал собственноручно в отнесении гроба из церкви к могиле.
Отчего это мертвецы в гробу делаются так тяжелы? Говорят, по какой-то
инерции, что тело будто бы как-то уже не управляется самим... или какой-то
вздор в этом роде; противоречит механике и здравому смыслу. Не люблю, когда
при одном лишь общем образовании суются у нас разрешать специальности; а у
нас это сплошь. Штатские лица любят судить о предметах военных и даже
фельдмаршальских, а люди с инженерным образованием судят больше о философии
и политической экономии.
На литию не поехал. Я горд, я если меня принимают только по экстренной
необходимости, то чего же таскаться по их обедам, хотя бы и похоронным? Не
понимаю только, зачем остался на кладбище; сел на памятник и соответственно
задумался.
Начал с московской выставки, а кончил об удивлении, говоря вообще как о
теме. Об "удивлении" я вот что вывел:
"Всему удивляться, конечно, глупо, а ничему не удивляться гораздо
красивее и почему-то признано за хороший тон. Но вряд ли так в сущности.
По-моему, ничему не удивляться гораздо глупее, чем всему удивляться. Да и
кроме того: ничему не удивляться почти то же, что ничего и не уважать. Да
глупый человек и не может уважать".
- Да я прежде всего желаю уважать. Я _жажду_ уважать, - сказал мне
как-то раз на днях один мой знакомый.
Жаждет он уважать! И боже, подумал я, что бы с тобой было, если б ты
это дерзнул теперь напечатать!
Тут-то я и забылся. Не люблю читать надгробных надписей; вечно то же.
На плите подле меня лежал недоеденный бутерброд: глупо и не к месту. Скинул
его на землю, так как это не хлеб, а лишь бутерброд. Впрочем, на землю хлеб
крошить, кажется, не грешно; это на пол грешно. Справиться в календаре
Суворина.
Надо полагать, что я долго сидел, даже слишком; то есть даже прилег на
длинном камне в виде мраморного гроба. И как это так случилось, что вдруг
начал слышать разные вещи? Не обратил сначала внимания и отнесся с
презрением. Но, однако, разговор продолжался. Слышу - звуки глухие, как
будто рты закрыты подушками; и при всем том внятные и очень близкие.
Очнулся, присел и стал внимательно вслушиваться.
- Ваше превосходительство, это просто никак невозможно-с. Вы объявили в
червях, я вистую, и вдруг у вас семь в бубнах. Надо было условиться заранее
насчет бубен-с.
- Что же, значит, играть наизусть? Где же привлекательность?
- Нельзя, ваше превосходительство, без гарантии никак нельзя. Надо
непременно с болваном, и чтоб была одна темная сдача.
- Ну, болвана здесь не достанешь.
Какие заносчивые, однако, слова! И странно и неожиданно. Один такой
веский и солидный голос, другой как бы мягко услащенный; не поверил бы, если
б не слышал сам. На литии я, кажется, не был. И, однако, как же это здесь в
преферанс, и какой такой генерал? Что раздавалось из-под могил, в том не
было и сомнения. Я нагнулся и прочел надпись на памятнике:
"Здесь покоится тело генерал-майора Первоедова... таких-то и таких
орденов кавалера". Гм. "Скончался в августе сего года... пятидесяти семи...
Покойся, милый прах, до радостного утра!"
Гм, черт, в самом деле генерал! На другой могилке, откуда шел льстивый
голос, еще не было памятника; была только плитка; должно быть, из новичков.
По голосу надворный советник.
- Ох-хо-хо-хо! - послышался совсем уже новый голос, саженях в пяти от
генеральского места и уже совсем из-под свежей могилки, - голос мужской и
простонародный, но расслабленный на благоговейно-умиленный манер.
- Ох-хо-хо-хо!
- Ах, опять он икает! - раздался вдруг брезгливый и высокомерный голос
раздраженной дамы, как бы высшего света. - Наказание мне подле этого
лавочника!
- Ничего я не икал, да и пищи не принимал, а одно лишь это мое
естество. И все-то вы, барыня, от ваших здешних капризов никак не можете
успокоиться..
- Так зачем вы сюда легли?
- Положили меня, положили супруга и малые детки, а не сам я возлег.
Смерти таинство! И не лег бы я подле вас ни за что, ни за какое злато; а
лежу по собственному капиталу, судя по цене-с. Ибо это мы всегда можем,
чтобы за могилку нашу по третьему разряду внести.
- Накопил; людей обсчитывал?
- Чем вас обсчитаешь-то, коли с января почитай никакой вашей уплаты к
нам не было. Счетец на вас в лавке имеется.
- Ну уж это глупо; здесь, по-моему, долги разыскивать очень глупо!
Ступайте наверх. Спрашивайте у племянницы; она наследница.
- Да уж где теперь спрашивать и куда пойдешь. Оба достигли предела и
пред судом божиим во гресех равны.
- Во гресех! - презрительно передразнила покойница. - И не смейте
совсем со мной говорить!
- Ох-хо-хо-хо!
- Однако лавочник-то барыни слушается, ваше превосходительство.
- Почему же бы ему не слушаться?
- Ну да известно, ваше превосходительство, так как здесь новый порядок.
- Какой же это новый порядок?
- Да ведь мы, так сказать, умерли, ваше превосходительство.
- Ах, да! Ну все же порядок...
Ну, одолжили, нечего сказать, утешили! Если уж здесь до того дошло, то
чего же спрашивать в верхнем-то этаже? Какие, однако же, штуки! Продолжал,
однако, выслушивать, хотя и с чрезмерным негодованием.
- Нет, я бы пожил! Нет... я, знаете... я бы пожил! - раздался вдруг
чей-то новый голос, где-то в промежутке между генералом и раздражительной
барыней.
- Слышите, ваше превосходительство, наш опять за то же. По три дня
молчит-молчит, и вдруг: "Я бы пожил, нет, я бы пожил!" И с таким, знаете,
аппетитом, хи-хи!
- И с легкомыслием.
- Пронимает его, ваше превосходительство, и, знаете, засыпает, совсем
уже засыпает, с апреля ведь здесь, и вдруг: "Я бы пожил!"
- Скучновато, однако, - заметил его превосходительство.
- Скучновато, ваше превосходительство, разве Авдотью Игнатьевну опять
пораздразнить, хи-хи?
- Нет уж, прошу уволить. Терпеть не могу этой задорной криксы.
- А я, напротив, вас обоих терпеть не могу, - брезгливо откликнулась
крикса. - Оба вы самые прескучные и ничего не умеете рассказать идеального.
Я про вас, ваше превосходительство, - не чваньтесь, пожалуйста, - одну
историйку знаю, как вас из-под одной супружеской кровати поутру лакей щеткой
вымел.
- Скверная женщина! - сквозь зубы проворчал генерал.
- Матушка, Авдотья Игнатьевна, - возопил вдруг опять
лавочник, -барынька ты моя, скажи ты мне, зла не помня, что ж я по
мытарствам это хожу, али что иное деется?..
- Ах, он опять за то же, так я и предчувствовала, потому слышу дух от
него, дух, а это он ворочается!
- Не ворочаюсь я, матушка, и нет от меня никакого такого особого духу,
потому еще в полном нашем теле как есть сохранил себя, а вот вы, барынька,
так уж тронулись, - потому дух действительно нестерпимый, даже и по здешнему
месту. Из вежливости только молчу.
- Ах, скверный обидчик! От самого так и разит, а он на меня.
- Ох-хо-хо-хо! Хоша бы сороковинки наши скорее пристигли: слезные гласы
их над собою услышу, супруги вопль и детей тихий плач!..
- Ну, вот об чем плачет: нажрутся кутьи и уедут. Ах, хоть бы кто
проснулся!
- Авдотья Игнатьевна, - заговорил льстивый чиновник - Подождите
капельку, новенькие заговорят.
- А молодые люди есть между ними?
- И молодые есть, Авдотья Игнатьевна. Юноши даже есть.
-* Ах, как бы кстати!
- А что, не начинали еще? - осведомился его превосходительство.
- Даже и третьеводнишние еще не очнулись, ваше превосходительство, сами
изволите знать, иной раз по неделе молчат. Хорошо, что их вчера, третьего
дня и сегодня как-то разом вдруг навезли. А то ведь кругом сажен на десять
почти все у нас прошлогодние.
- Да, интересно.
- Вот, ваше превосходительство, сегодня действительного тайного
советника Тарасовича схоронили. Я по голосам узнал. Племянник его мне
знаком, давеча гроб опускал.
- Гм, где же он тут?
- Да шагах в пяти от вас, ваше превосходительство, влево Почти в самых
ваших ногах с .. Вот бы вам, ваше превосходительство, познакомиться.
- Гм, нет уж... мне что же первому.
- Да он сам начнет, ваше превосходительство. Он будет даже польщен,
поручите мне, ваше превосходительство, и я...
- Ах, ах.., ах, что же это со мной? - закряхтел вдруг чей-то испуганный
новенький голосок.
- Новенький, ваше превосходительство, новенький, слава богу, и как ведь
скоро! Другой раз по неделе молчат.
- Ах, кажется, молодой человек! - взвизгнула Авдотья Игнатьевна.
- Я,.. я... я от осложнения, и так внезапно! - залепетал опять юноша. -
Мне Шульц еще накануне: у вас, говорит, осложнение, а я вдруг к утру и
помер. Ах! Ах!
- Ну, нечего делать, молодой человек, - милостиво и очевидно радуясь
новичку заметил генерал, - надо утешиться! Милости просим в нашу, так
сказать, долину Иосафатову. Люди мы добрые, узнаете и оцените. Генерал-майор
Василий Васильев Первоедов, к вашим услугам.
- Ах, нет! нет, нет, это я никак! Я у Шульца; у меня, знаете,
осложнение вышло, сначала грудь захватило и кашель, а потом простудился:
грудь и грипп... и вот вдруг совсем неожиданно .. главное, совсем
неожиданно.
- Вы говорите, сначала грудь, - мягко ввязался чиновник, как бы желая
ободрить новичка.
- Да, грудь и мокрота, а потом вдруг нет мокроты и грудь, и дышать не
могу... и знаете...
- Знаю, знаю. Но если грудь, вам бы скорее к Эку, а не к Шульпу.
- А я, знаете, все собирался к Боткину и вдруг...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг