Долго и нудно, несмотря на то, что рабочий день уже окончился,
несмотря на настойчивые предложения Ридана отложить решение вопроса,
Витковский копался в каких-то списках, "уточнял профиль" нужного
специалиста...
- Вот, кто вам подошел бы! - мечтательно воскликнул он, наконец. -
Виклинг! Это один из лучших молодых конструкторов Сименса. Изобретатель.
Антифашист. Эмигрировал к нам года три назад... Между нами говоря... не с
пустыми руками. Человек надежный, несомненно талантливый. Но, к сожалению,
он занят сейчас, выполняет правительственное задание. Без санкции свыше я
не имею права...
- Ну что ж, подождем, когда он освободится, - сказал Ридан, решительно
поднимаясь.
- Хорошо. Я тогда поговорю с наркомом и направлю Виклинга к вам.
- Пожалуйста, пожалуйста, - сказал Ридан и, попрощавшись, торопливо
вышел.
Собственно говоря, все шло пока отлично. Похоже, что дело налажено.
Конструктор знаменитой фирмы, изобретатель и как раз высокочастотник, -
удача!
Но какой-то неприятный осадок остался у Ридана от этого свидания.
Витковский вынудил, да, да, именно вынудил его рассказать больше, чем этого
требовал деловой разговор с совершенно незнакомым, к тому же не очень-то
приятным человеком. Правда, никаких тайн тут нет, но... не так уж это было
необходимо. То, что можно сказать наркому, совсем необязательно знать этому
дяде.
* * *
События последних дней нарушили то состояние прочного внутреннего
равновесия, которое было свойственно профессору Ридану. Всё началось с
этого проклятого "шока". Что же это, наконец могло быть? Сотни раз ученый
припоминал мельчайшие детали необыкновенного случая, стараясь нащупать в
них хоть какую-нибудь нить к объяснению. Он хорошо помнил чувство глубокого
отчаяния, внезапно охватившее его в тот момент. Были ли какие-нибудь
основания для этого в его мыслях, в логической цепи его теорий? Никаких!
Никаких сомнений в правильности его концепции не было ни тогда, ни раньше,
не было и теперь. Были ли основания физиологического характера для подобных
"заскоков" в его психике? Он с негодованием отвергал и это предположение:
он знал, чувствовал, что нет таких оснований.
Нет, тут было другое. Какая-то посторонняя сила внезапно ворвалась
извне, овладела на момент его волей, подчинила мысль своему враждебному
влиянию. Но такой силы не знала наука.
Ридан терялся в предположениях. А тут еще вынужденный разговор с
неприятным Витковским, появление на сцене вовсе неизвестного человека,
рекомендованного наркомом, предстоящее посещение конструктора-иностранца,
который должен решить судьбу его открытия. Новые люди вовлекались в орбиту
ридановской жизни. Все это беспокоило ученого.
Однако события шли своим чередом. Через день после наркоматских
свиданий, когда небольшая семья профессора сидела в столовой за вечерним
чаем, в передней раздался звонок.
Девушки вскочили одновременно. Но на этот раз Анна не дала более
подвижной Наташе опередить ее. Она знала о предстоящих визитах новых,
незнакомых людей, чувствовала неспокойное состояние отца и решила держаться
в курсе этих свиданий, чтобы по возможности предупредить новые волнения, от
которых она теперь тщательно оберегала Ридана.
Онa вышла и открыла входную дверь.
- Товарищ Тунгусов?! - воскликнула она.
- Вот видите... - Николай смутился от неожиданности. - А я вашей
фамилии так и не спросил тогда.
Ну, конечно, он сразу узнал эту "замечательную девушку", как сказал о
ней директор завода на совещании.
- Входите же, входите! Я очень рада.
- А я, собственно, к профессору Ридану... Да позвольте, вы не дочь ли
его? - он вспомнил, что директор сказал тогда: "дочь профессора".
- Ну, конечно! Меня зовут Анна. Сейчас будет вам и профессор... Так
это вас с ним познакомил нарком? Вот случай-то! Идите сюда...
Она схватила его за руку и втащила за собой в столовую, как большого
ребенка.
- Папа, это оказывается, Тунгусов: тот самый, который у нас на фабрике
знаменитую сушилку свою будет строить!
- Вот и прекрасно! - поддержал ее Ридан. - Значит у нас теперь есть с
чего начать разговор.
Непосредственность Анны вначале привела Николая в смущение, но затем
быстро создала атмосферу непринужденности. Николай почувствовал себя среди
друзей. Ридан, подготовленный рассказами дочери об изобретателе, увидев
инженера, забыл о своих волнениях. Такое знакомство представляло для него
особый интерес.
Говорили, конечно, о сушилке. Медленно, по обыкновению, подбирая
нужные слова, Николай рассказал, как удачно пошло дело после того, как они,
по совету Анны, обратились непосредственно к наркому. Да, это именно ей
завод будет обязан, если дело закончится успешно. Заказ на лампы уже
передан. Витковский, освободившись от ответственности, стал необычайно
предупредительным и активным. Эти трусишки всегда таковы.
Чтобы сделать разговор более интересным для отца, Анна попросила
Тунгусова пояснить суть его изобретения.
Николай охотно начал объяснять. Ридан, услышав знакомые термины, часто
попадавшиеся ему в электротехнической литературе, насторожился. Вот когда
он, наконец, узнает практический смысл многих понятий, оставшихся ему
неясными! Несколько преувеличивая свою неосведомленность, Ридан поспешил
предупредить собеседника, что он совершеннейший профан в вопросах
электротехники. Тунгусов удивился:
- Вот как! А я, признаться, думал, что вы работаете в этой области.
- Нет. Моя стихия - живой организм, физиология. Точнее - нервная
система. Мозг.
Николай грустно улыбнулся.
- А я в этих вопросах абсолютный профан... о чем мне и приходилось
жалеть... Однако, что же тогда означает предложение наркома? Чем мы можем
помочь друг другу?
Фраза, произнесенная вскользь, не ушла от внимания Анны.
- А почему, скажите, вам приходилось жалеть?
- Видите ли, я изучал действие ультракоротких волн на различные
объекты, между прочим, и на биологические. Вот тут-то мне и понадобились
кое-какие сведения из физиологии.
Ридан схватился за бородку.
- А... с более высокими частотами вам не приходилось иметь дело? -
спросил он, ожидая ответа, как зритель ждет выстрела на сцене.
- Вы имеете в виду рентген? - решил угадать Николай, подбирая наиболее
популярный в медицине вид лучистой энергии. - Нет.
- Кварц?
- Да, около...
Ридан еще не решался выдать собеседнику точное местонахождение своей
"заветной страны". Но этого "около" было достаточен, чтобы насторожился
Николай. Именно тут где-то, в спектре лучистой энергии, находилось
найденное им маленькое "белое пятнышко", которое он пытался снять, как
бельмо, с карты электромагнитных волн при помощи своего детища - "ГЧ".
- Приходилось. Еще бы! Именно этому я отдаю все свои знания, весь
опыт... В высоких частотах кроются тайны, еще не раскрытые человеком. Я
сконструировал генератор для таких волн...
- Как?! Генератор?! - вскричал Ридан вне себя от волнения. - Вы
получили эти лучи?
- Я получил... не то, что нужно. Пока дело кончилось неудачей. Но это,
разумеется, не конец. Собственно говоря, работа только начата, но основное
сделано: найден принцип... остается найти ошибку.
- Слушайте, Николай Арсентьевич, - Ридан уже стоял, изогнувшись над
столом, как огромный вопросительный знак, - так ведь это же замечательно!
Если вы решите эту задачу, тем самым будет решена и моя задача - величайшая
проблема власти над организмом. Теперь понятно... Вы говорили наркому об
этой своей работе?
- Так, слегка коснулся ее в разговоре.
- Поразительно! Необыкновенная прозорливость!.. Однако долг платежом
красен. Теперь я должен вам рассказать о своей работе, о том, как я попал в
тупик, из которого вы, Николай Арсентьевич, должны меня вывести.
Анна сияла, видя, как воспрянул духом отец, с каким интересом следил
за его мыслью Тунгусов, и как с каждой минутой неудержимо сближались эти
два человека.
Мужчины перешли в кабинет. Тут на просторном письменном столе Ридана
появились его диаграммы, кривые, длинные ленты цереброграмм - результаты
экспериментов и наблюдений, иллюстрирующие электрическую сферу жизни живого
организма. Тысячи новых мыслей вихрем кружились в голове Николая. С
некоторым смущением он вспоминал о своих примитивных "физиологических"
опытах.
Но вот Ридан вооружился связкой ключей и повел гостя в лаборатории,
чтобы показать ему аппаратуру.
Впервые в жизни Николай оказался в мастерской физиолога. Входя сюда,
он ожидал увидеть сложные, незнакомые ему приборы, с помощью которых ученый
регистрировал глубокие, едва уловимые процессы жизни. Однако почти все эти
усилители, катодные осциллографы, гальванометры и другие электроаппараты и
приборы оказались старыми знакомыми инженера. Он как бы видел их насквозь и
безошибочно угадывал назначение этих изящных ящичков, сверкающих никелем и
полированным эбонитом. Николай был удивлен.
- Признаться, я ожидал увидеть у вас более оригинальную аппаратуру.
Разве физиология не располагает своими специфическими приборами? Ведь
задачи ее очень своеобразны, я полагаю, и техника должна быть особая. А тут
я вижу почти исключительно то же, что применяется всюду в промышленности.
Ридан развел руками.
- Очевидно, так. Я ведь не знаю иных применений этих приборов. Вот тут
и сказывается разобщенность между нами и техникой. Талантливые конструкторы
в наши институты не идут, им чужда физиология, они ее не знают. А среди нас
нет физиков, техников. Биологические науки больше других оторваны от физики
и техники, и в этом целая трагедия, Николай Арсентьевич! Мы двигались бы
вперед гораздо быстрее, если бы нам удалось органически соединить эти две
разнородные сферы знания, создать свою биотехнику, не ту, конечно, какой мы
располагаем сейчас - приспособленческую и кустарную, - а свою собственную,
самостоятельную и именно в биологическом плане развивающую современные
достижения физики и химии. Пока что мы хватаем от "готовой" техники то, что
более или менее случайно оказывается пригодным для нас. Вспомните, какую
грандиозную роль сыграли в развитии биологических наук микроскоп,
рентгеновы лучи... А ведь это, собственно, то, что "перепало" нам от
физики. Мы сами ничего крупного в технике исследования не сделали и сделать
не можем, потому что слабо знаем физику. Ну и приходится нам
приспосабливать чужую технику и выкручиваться с помощью "остроумия" и
"изящества" наших экспериментов. Это - сизифов труд, Николай Арсентьевич!
Мало кто знает о нем. Но ничего, мы все же идем вперед, обходя физику. Вот
вам пример: митогенетическое излучение. Вы, конечно, знаете, что это лучи,
сопровождающие многие биологические процессы и химические реакции. Их
открыли мы, физиологи. И как: пользуясь корешком лука в качестве генератора
и другим корешком лука в качестве детектора этих лучей... Какова техника! -
Ридан добродушно рассмеялся. - А в дальнейшем мы стали изучать их,
подвергли спектральному анализу - это тоже целая эпопея изворотливости и
хитроумия! - и нашли им место в гамме электромагнитных волн... Да, мы идем
вперед, несмотря на нашу техническую несамостоятельность. Очевидно, иногда
даже опережаем физику. И тогда мы вынуждены ждать, пока она догонит нас,
чтобы использовать ее достижения для дальнейшего движения вперед...
Ридан подошел к волновавшей его теме.
Никому еще неведомыми путями люди познают друг друга, иногда сразу, с
первой встречи, с первого разговора. Прозвучит слово, мелькнет жест,
улыбка, взгляд - ничего этого не заметит сознание и ничего, может быть, не
удержит в памяти его "официальная часть". Но уже проскользнули куда-то
глубже сознания, в тёмные подвалы мозга, неуловимые знаки, сигналы,
впечатления. И уже какой-то механизм тут же рассортировал их, взвесил и
оценил. И даже подвел итог: "принять" или "отвергнуть".
Так рождаются отношения. Так возникает неприязнь или дружба.
Так возникает любовь.
А все последующее часто служит только для того, чтобы это возникшее
уже отношение проявить, реализовать. Или - подавить. Ридан, собственно,
впервые говорил с Тунгусовым. Свидание в наркомате - не в счет. Но и тогда,
сам не зная почему, попрощавшись с инженером, он вернулся и сказал:
"Придите непременно".
А сейчас он уже с трудом сдерживал желание рассказать и показать
инженеру все, предложить его располагающему вниманию лучшие плоды своих
исканий...
Тунгусов говорил мало. Но по тому, как пристально он рассматривал
приборы, подопытных животных, все, что показывал профессор, как он
схватывал самую суть того, что видел и слышал, Ридан угадывал в нем не
просто заинтересовавшегося делом вежливого посетителя. Это было действенное
внимание человека, жадно впитывающего в себя новые знания и понимающего
смысл и значение этих знаний. Тунгусов вникал, оценивал и в случаях, когда
чувствовал себя компетентным, давал советы, расширявшие возможности
исследования.
Как долго Ридан ждал встречи с таким человеком! Все эти техники,
которые появлялись в его институте, чтобы установить новый прибор и научить
профессора и его сотрудников владеть им, снисходительно объяснявшие
устройство прибора, оперируя непонятными терминами, - чтобы поскорее
отбояриться от расспросов, - что стоили эти люди в сравнении с его новым
знакомым!
И Ридан увлекся, рассказал Тунгусову, как возникли его давнишние
догадки о существовании каких-то неведомых науке сил, действующих в живом
организме, о том, как начал он искать и нашел новую - электрическую -
основу жизни организма и как, наконец, открыл способ ею овладеть.
Новый мир, смутный, но уже влекущий и захватывающий, открывался перед
Николаем. Как зачарованный, молча слушал он профессора, и уже зарождались в
его пытливом мозгу своеобразные обобщения; физика мертвых тел, с которой он
до сих пор имел дело, оживала, приобретала новый смысл.
- Мы еще очень мало знаем о том, какую роль играет электричество в
жизни организма, - говорил Ридан. - Но я убежден, что именно электричество
составляет главную основу всех биологических процессов. Это оно управляет
развитием и всеми функциями каждого живого организма... вероятно, и каждого
растения. Посмотрите хотя бы на процесс клеточного деления.
Собеседники в этот момент вошли в цитологическую лабораторию - большую
комнату, великолепно оборудованную лучшими современными приборами
микроскопии и микрофотографии, электрическими термостатами, аппаратами для
окраски препаратов, микротомными приборами для изготовления тончайших
срезов.
Здесь изучались клетки - молекулы тех тканей, из которых построен
организм. Каждый день шесть цитологов приходили сюда и садились к своим
рабочим столикам, похожим, скорее, на сложные приспособления точной
механики. Усовершенствованные микроскопы позволяли наблюдать не только
мертвую материю, но и живые процессы в тканях, на оперированных органах
животных. Нажимом кнопки в любой момент приводился в действие механизм
кино-фотоаппарата, заглядывавшего в другой окуляр того же микроскопа, и
процесс запечатлевался на пленке. Срезы мертвых препаратов выдерживались в
сложных химических красителях. И тогда замысловатые по форме, совершенно
прозрачные и потому невидимые ни в какой микроскоп тельца получали цвет и
контуры, становились видимыми.
Ридан вынул из ящика бюро пачку фотографий и рядами разложил их на
столе.
- Вот, взгляните, - сказал он. - Это увеличенные микроснимки основных
моментов клеточного деления. Вы, конечно, знаете о существовании клеток,
которые обладают способностью размножаться путем так называемого "простого
деления". Достаточно посмотреть на эти фотографии, чтобы убедиться, что это
далеко не простое деление, а чрезвычайно сложный процесс, механизма
которого мы еще совсем не знаем.
Впервые перед Николаем одна за другой развертывались картины этого
замечательного таинственного акта. Вот клетка накануне деления.
Неправильной формы, как будто измятый яйцеобразный мешочек, наполненный
мутноватой жидкостью. В ней плавает другой маленький пузырек, как желток в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг