глубин не мешали чистоте опытов, чтобы они не вмешивались, так сказать, в
направленность моих экспериментов. К этому моменту я научился выделять из
человека нейтринную структуру, которая отвечает за мышление... И еще я, если
можно так выразиться, полюбил Голл...
- Вы полюбили Голл?..
- Не ревнуйте, Пэй... Сейчас я уже никого не люблю и никого никогда не
полюблю... Голл, Катарин, кто еще - какая разница? Все они - всего лишь
материал для опытов. И когда ты начинаешь понимать, что с этими
человеческими оболочками можно делать что угодно, ты перестаешь их любить.
Любовь кончается там, где кончается тайна жизни. Как только эта тайна
перестает быть тайной - любви больше нет. Есть только поля, реакции,
импульсы и волны. А все остальное - древняя труха, музейная пыль, то, что
когда-то называли сказками и во что мы верили, когда были маленькими.
Прибавьте к этому еще сознание возможности погибнуть в любой момент, так,
без всякой причины, внезапно и неожиданно. Тут уж обесценивается все на
свете, в том числе и то, что раньше считалось святым. А если говорить по
правде, то, действительно, важно проанализировать, что человек может знать,
что он должен знать и что должно быть для него и для всех грядущих поколений
табу... Вы понимаете этот психологический криз? Он у меня давным-давно
миновал, особенно после наладки первого преобразователя, который позволял
пересылать нейтринную структуру из одной человеческой оболочки в другую. Я
забавлялся, пересаживая Голл в Катарин, Катарин в Голл, Куинса в Сэда, Сэда
в себя, и это продолжалось до тех пор, пока в порыве ревности, не знаю кто,
Катарин или Голл, не сожгли мой научный дневник. Сейчас я и сам не знаю, кто
из них кто... Меня очень мучает мысль, что где-то я потерял нить своих
безрассудных опытов, и только активное вмешательство полковника Р., который
четко сформулировал задачи лаборатории, вернуло меня на место. Теперь у меня
есть цель, к которой нужно стремиться. А того, что было раньше, я не знаю. И
не хочу знать.
20
- Пэй, не валяйте дурака! Не пытайтесь помешать свершиться тому, что
должно свершиться! А если вы мне будете мешать, я просто уберу вас!
Передо мной стояла женщина в очках, та самая, которая когда-то
встретила меня и проводила на первый визит к профессору Боллеру. Я знал, что
ее имя Кэролл и что она здесь отнюдь не второстепенная фигура. Даже
полковник Р. относился к ней с почтением, и я давно понял, что она
представляла в лаборатории какие-то более высокие сферы, чем военное
министерство.
В день массового опыта Кэролл застала меня в аппаратном зале в тот
момент, когда я хотел молотком разгромить все приборы, призванные
перебрасывать с места на место человеческое сознание или вообще лишать
человека способности мыслить.
- Это подло! - прохрипел я, отдавая ей молоток.
- Подло? Вы унылый, обветшалый, отсталый человек, который годится лишь
для мусора. Убирайтесь отсюда, идите на улицу и становитесь проповедником!
Хотите, я вам предскажу, что будет, если вы станете таким проповедником? Вас
сочтут за сумасшедшего. Над вами станут смеяться и, возможно, даже забросают
камнями. И полиция за вас не заступится, не надейтесь! Или, Пэй, найдите для
себя какое-нибудь захолустье и убирайтесь туда. В архив. Навсегда.
Некогда скромное и замкнутое лицо ее стало жестким и суровым. Я никогда
не подозревал, что женщины могут быть такими, хотя всегда был убежден, что
они более жестоки и хищны, чем мужчины.
- Лучше помогите мне перенести этот экран к управляющей стойке. Ну,
вспомните, наконец, что вы мужчина и ученый! Вы сейчас убедитесь, как это
будет интересно.
Мы прошли между столами, заставленными приборами, и вдвоем потащили
тяжелый экран в дальний угол аппаратной.
- А где Боллер? - спросил я, вытирая со лба пот.
- Он будет с ними.
- Зачем?
Она усмехнулась, и ее усмешка показалась мне зловещей.
- Наблюдать, - ответила она неопределенно, - Вы тоже потом пойдете
наблюдать за ними, а после опыта напишете отчет о ваших впечатлениях, очень
подробный, профессиональный отчет. Это будет самым важным результатом
сегодняшнего эксперимента.
"Значит, я вне действия этой адской машины", - с облегчением подумал я.
Экран вспыхнул, и на нем появилась поляна перед зданием, лаборатории,
стройные ряды сосен и асфальтовая дорога, уходившая налево. Люди, бродившие
по поляне, казалось, собрались на пикник. Они смеялись, танцевали, ходили
взад и вперед, но их фигурки были столь маленькими, что узнать кого-нибудь
из них было невозможно.
Кэролл повернула ручку, и фокус прибора увеличился так, что теперь
изображения людей стали достаточно крупными, чтобы разглядеть отдельные
лица. Вот промелькнула "графиня" Понс, за ней проковылял какой-то грузный
мужчина. Затем я увидел блондинку, которая при знакомстве со мной тогда
оказалась Катарин, еще несколько незнакомых фигур, пока, наконец, невидимый
объектив не отыскал в толпе профессора Боллера.
Казалось, он, как судья на футбольном поле, следил за толпой, пытаясь
уловить малейшее нарушение правил игры. Не знаю, чувствовал ли он в этот
момент, что я и Кэролл на него смотрим, но когда он повернулся лицом в нашу
сторону, его глаза были испуганными и печальными.
- Начнем с него.
Голос женщины звучал безжалостно. Я вздрогнул.
- Почему с него?
- Он тоже участник эксперимента.
- Но ведь он наблюдает...
- Да, но не как посторонний наблюдатель. Таким наблюдателем будете вы.
А вот и объект.
Это был Сэд. Кэролл тронула выключатель, и экран на секунду погас.
- Теперь идите наверх.
Когда я оказался на поляне, там царило беззаботное веселье. Мне с
трудом удалось отыскать Боллера, но он посмотрел на меня тусклым взглядом
человека, не имеющего представления, кто я и зачем здесь присутствую.
- Профессор, вы меня не узнаете?
- Вы, кажется, Пэй...
- Как проходит эксперимент?
- Вы о чем, Пэй? Ах, об эксперименте... Черт с ним! Мне все равно, что
со мной делают. Над нашими душами всегда кто-нибудь что-то делает.
- Пэй, Пэй, идите сюда! Вы должны мне помочь разобраться, кто эта дама.
Эта дама имела образ Голл, но сейчас она вещала что-то на непонятном
мне языке, а тот, кто хотел разобраться в случившейся перемене, имел облик
Сэда. Но это был тоже не Сэд. Я даже не смог догадаться, кто это, потому
что, спросив Голл, о чем она толкует, он вдруг заявил, что его финансовые
дела ни к черту не годятся и что профессор Боллер может вытащить его из
долговой тюрьмы.
"Где же профессор Боллер?" - тревожно подумал я, глядя на пеструю толпу
людей, копошащуюся на обширной зеленой территории.
Я ходил среди них, всматривался в их лица, вслушивался в их разговоры,
которые были то содержательными, то совершенно бессвязными, и постепенно
начал постигать страшную правду: я потерял и Голл, и Катарин, и Боллера и
Сэда, и всех тех, кого знал. Они все стали кем-то другим, а те, кто был ими
раньше, меня не узнавали. А как врач я заметил, что это общество состояло из
психически дефективных людей, и что ни одного из них нельзя было назвать
полноценным.
Тогда я начал кричать.
- Боллер, Голл, Рисдер, где вы?
На мой крик никто не отозвался, и я ходил в толпе людей совершенно
одинокий и потерянный. Меня никто не знал, и для меня все стали чужими.
- Голл! Катарин! Сэд!
Ко мне подошел молодой юнец, который раньше был капитаном в отставке, и
грубо сказал:
- Перестань орать, скотина, здесь тебе не футбольное поле!
Галдеж нарастал с каждой секундой, каждый долбил свое, никто друг друга
не слушал - точь-в-точь, как в ресторане, где уже все совершенно пьяны.
Время шло, превращения продолжались, интеллигенты становились неучами,
полицейские - министрами, футболисты - директорами банков, проститутки -
графинями, а графини - прачками... И я никак не мог разыскать моих давнишних
знакомых, и с каждой секундой тревога за них росла. Почему так ехидно
посмотрела на меня Кэролл, когда я спросил о профессоре Боллере? Почему сам
Боллер перед началом опыта был чем-то встревожен?
В сознание закрадывалось отвратительное подозрение, и мне начало
мерещиться, что, может быть, представляя высшую власть, Кэролл имела задание
избавиться от тех, кто слишком много знал о переселении человеческого
сознания, о массовом уничтожении интеллекта и об этом опыте.
- Энтропия растет... Вы не можете отрицать роль нейтрино... А что
касается Голл... Или, например, этот увеличитель...
"Белый шум" издавала женщина, та, которая раньше была чемпионом по
шахматам. Отрывочные фразы еще свидетельствовали о каких-то знаниях, но, как
объяснял мне Боллер, механизм мышления был потерян.
- Голл! - закричал я в отчаянии, и на мой крик из толпы вдруг вынырнула
маленькая, сморщенная блондинка, некогда медицинская сестра, я тоже с ней
встречался в салоне.
- Ты меня звал, Пэй?
Я отшатнулся в сторону, но она приблизилась ко мне и улыбнулась,
обнажив некрасивые розовые десны.
- Ты меня все еще любишь?
- Ты... Голл? - прошептал я в ужасе.
- Да. И я знаю, что ты Пэй, который меня любит.
- Но... Ты ведь знаешь, что сейчас...
- Какая разница?.. Разве дело только в этом, - она взглянула на себя
сверху вниз. - Ты ведь любишь и мою душу?
- А где Катарин?
- Кто это?
- Та, другая, которая... Ну, как тебе объяснить...
- Я не знаю другой. Скажи, Пэй, что ты меня любишь.
- Да, если только это ты.
- А кто же? Конечно.
Тогда она подошла ко мне и положила головку с редкими крашеными
волосами ко мне на грудь. И долго так стояла, не обращая внимания на то, что
мимо проходили люди, задевали нас, толкали и болтали о чем угодно. С каждой
секундой мне становилось все противнее, и внутри, как снежный ком, нарастало
возмущение против самой бесчеловечной бесчеловечности, которую можно только
представить. Я про себя проклинал пауку, цивилизацию, знания, организации,
институты... Я проклинал тех, кому понадобился весь этот кошмар.
А может быть, я чего-то не понимаю, и мне действительно пора в музей?
- Скажи, что ты меня любишь, Пэй, и я уйду...
- Куда?
- Туда, далеко, - она махнула тонкой рукой в сторону леса.
- Лучше давай уйдем отсюда вместе.
- Я хочу быть киноактрисой, и пока своего не добьюсь, буду здесь.
Только ты не бросай меня, потому что мне будет очень одиноко, особенно
ночью...
- Ты никогда не станешь киноактрисой... Уйдем отсюда, пока не поздно.
- Нет. Я не уйду, и я теперь вижу, что ты меня не любишь.
Она подняла полные слез глаза и стала удаляться, не спуская с меня
взгляда... Я следил за ней, пока она не скрылась в толпе.
Я уже потерял всякую ориентировку в том, что происходило, и давно
пришел к выводу, что человек, изменивший свою духовную сущность, становится
пародией на человека. Теперь я думал не только о самом себе, но и о той,
которая только что была рядом со мной, несчастной и потерянной, и о тех,
кого рядом со мной не было.
Нужно бежать! Бежать во что бы то ни стило, пока не поздно. Бежать и
бороться. Нет, не в архив - на улицу! Люди поймут меня. Должны понять! И они
забросают камнями не меня, а ее, Кэролл, и всю мерзостную компанию, которую
она здесь представляет.
С трудом я выбрался из толпы, вышел на опушку леса и на секунду
остановился, чтобы в последний раз посмотреть на кошмарное сборище людских
теней.
"Пора...", - шептал внутренний голос, и в это мгновенье меня кто-то
схватил за руку.
Молодой, светловолосый парень, который когда-то был "Кармеллой",
смотрел на меня голубыми глазами, по-детски наивными и доверчивыми. На вид
ему был(C) не более двадцати лет.
- Доктор, вы обещали взглянуть на мой глаз...
- Глаз? Ах, да... Впрочем...
- Голубой свет... Все время... И еще боль...
- Пойдемте со мной, Рисдер, и я вылечу ваш глаз...
- Пойдемте, - согласился он. Потом вдруг спохватился и спросил. - Куда?
- Домой. Здесь нам делать больше нечего.
- У меня нет дома. А Фаркат...
- Забудьте Фарката. Вы еще молоды, не стоит тратить силы на
бессмысленные драки. Они пригодятся для чего-нибудь более полезного.
- Вы думаете? А как же глаз?
- Я о нем позабочусь, не беспокойтесь.
Я взял юношу за руку, и мы тихонько скрылись в лесу, оставив позади
себя безжалостную науку, ее бесчеловечные цели, и тех, кто в нашем мире
потерял себя.
21
Он поселился вместе со мной на улице Уникаль и надолго стал для меня
сыном. Сначала у нас была совсем маленькая комната, а после мне удалось
скопить немного денег, и мы переехали на площадь Гнева, где я открыл более
солидную практику. Юноша стал моим помощником.
Как-то ко мне на прием записалась немолодая женщина с измученным лицом
и, войдя в кабинет, спросила, не могу ли я посетить ее больного мужа.
"Рисдер" взял мой чемодан, и мы отправились в довольно фешенебельный квартал
в особняк той, кто пришел за нами.
Нас провели в спальню, и в кресле я увидел человека, которого знал
давным-давно.
Это был полковник Р.
- Пэй, я рад, что вы ко мне пришли, - тихо сказал он, не вставая с
кресла.
- Я тоже рад вас видеть, полковник, - ответил я, хотя чувствовал совсем
другое.
- Полковник? Какой я полковник, Пэй... Неужели вы меня забыли? С
полковником все покончено, - продолжал он. - Теперь осталась очередь за
мной.
Я попросил жену Р. выйти.
- Кто же вы теперь? - спросил я, усаживаясь рядом с ним.
- Ах, Пэй, как вам не совестно. Когда я вам объяснял нейтринную
теорию...
- Боллер?
- Ну, конечно! Наконец-то появился хоть один человек, который меня
узнал...
- Как это случилось? - спросил я.
- Вы же знаете. Кэролл теперь заправляет всем. Я и неподозревал, что
она подослана... Ну, вы знаете, кем?.. У них там организован отдел высшей
научной подготовки военного персонала.
- Ах, вот оно что...
Я с отвращением смотрел на жалкий гибрид полковника Р. и профессора
Боллера.
- Вы, Пэй, оказались чертовски правы. С армией из одних Рисдеров ничего
не вышло, а человеческого материала мы испортили достаточно... Слишком
много, чтобы это не стало известно.
- А что стало с вами?
- Вы видите... В моей голове все перепуталось, и я никак не могу никого
убедить, что я - Боллер, а не полковник Р. Что меня в него просто засадили.
И эта женщина - его жена... Я понимаю, они боятся, что я разболтаю тайну,
хотя я давал клятву... Как на воинской присяге... Ох как кружится голова!
Я осмотрел Р. и нашел, что физически он был совершенно здоров. Что
касается его психики, то об этом свидетельствует хотя бы такая оброненная им
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг