переговоры, и нельзя сказать, чтобы вполне безуспешно. Те подходили к окну,
стучали по нему, махали руками, но не было заметно смысла или системы в их
действиях. Наконец космонавты разуверились в легкой возможности
взаимопонимания и решили предоставить переговоры Ульдстругу, который
считался непревзойденным знатоком математической лингвистики. Они выбрались
из ложбины и вернулись на корабль.
* * *
При всей антропоморфности Ульдструга система его научных приоритетов,
быть может, несколько отличалась от человеческой. Из всего увиденного
космонавтами в наибольшей степени его заинтересовали трубчатые камни,
вероятно, по причине их зримой несомненности.
- Они, конечно, были некогда частями единого агрегата! - восклицал
Ульдструг, осматривая принесенные образцы. - Да. И агрегата необыкновенного.
Беспримерного, неслыханно сложного!
Ликуя, Ульдструг предугадывал предстоящие грандиозные открытия. Зенин и
Гирин между тем приладили к его богатырской груди трехпалую руку. Снарядив
Ульдструга, они вышли вместе с ним из корабля.
Когда они проходили мимо квадратной кучи камней импульсивный Ульдструг
вдруг бросился к куче и стал разгребать ее своей трехпалой рукой. При этом
он размышлял вслух, и мысли его притекли вскоре к одному довольно
правдоподобному заключению:
- Раз камни эти взяты не из грунта, то, может быть, они являются
кусками валов!
С этим восклицанием Ульдструг помчался к морщинистому валу.
Самозабвенно орудуя геологическим молотком, Ульдструг разил вал с такой
силой, что оболочка вала подалась. Она стала разламываться на трубчатые,
удлиненные куски, точь-в-точь такие, какие были в квадратной куче. Через
минуту Ульдструг выломал уже немалую нору. В глубине ее оказался багрово
лоснящийся пласт, до того твердый, что никак не удавалось его продолбить.
Когда же Ульдструг хватил его изо всей силы, то расплющился сам
геологический молоток. В исследовательском пылу Ульдструг достал тут же
бывшую при нем алмазную фрезу и стал резать щель в багровом минерале.
В это время Зенин заметил горбатый силуэт, выдвинувшийся над холмом.
Зенин замахал руками и побежал наверх на холм. Гирин устремился за ним, но
Ульдструг остался в выдолбленной им норе.
Когда Зенин и догнавший его Гирин взбегали на гребень холма, слева над
обрывом из-за изгиба морщинистого вала показались две горбатые фигуры.
Увидев горбунов, космонавты остановились. Те сперва тоже остановились, а
потом двинулись навстречу космонавтам по краю обрыва.
Вдруг быстрая судорога прокатилась по морщинистому валу. Его серое тело
взбугрилось и задвигалось. Посыпались камни с обрыва, где шли только что
двое горбунов; теперь их там не было - их сбросило вниз конвульсиями вала. В
следующую секунду раздался отчаянный крик, выражавший нестерпимое страдание.
Крик тотчас оборвался. Вал дернулся последний раз и оцепенел, весь
сделавшись пурпурным.
Кричал, несомненно, Ульдструг. Обернувшись, космонавты увидели с высоты
одни его латунные ноги: тело Ульдструга было защемлено в морщине вала.
Космонавты знали, что Ульдстругу не раз доводилось бывать в суровых
передрягах. Но он всегда выходил из них более или менее благополучно. Трижды
жестоко изувеченный, он подвергался разборке и восстановлению, но всегда
потом к нему возвращались все его таланты. Поэтому, подбегая к безгласным
останкам робота, космонавты ни на минуту не предполагали, что он затих
навеки. Картина, представившаяся их глазам, открыла им правду. Вся
головогрудь Ульдструга превратилась в расплющенный металлолом, с такой силой
сдавило ее складкой вала. Не могло быть и речи о его починке.
Постояв в молчании над останками Ульдструга, Зенин и Гирин отправились
затем к двум горбунам, свалившимся с обрыва, которым, возможно, требовалась
помощь. Они нашли их на плоском каменном выступе под кручей. Теперь горбуны
мало походили на людей. Один из них, с которого в падении слетела одежда,
оказался многошестеренчатым металлическим чудищем. Раскрыв плащ другого,
космонавты увидели, что второй горбун в точности подобен первому. Конечно,
это были простые электромеханические роботы, которым с помощью раскрашенной
пластмассы был зачем-то придан человеческий облик. Рядом с их выдвижными
двухфотоэлементными маковками валялись разбитые маски. Повсюду рассыпаны
были осколки кирас, которые прежде охватывали их грудь. На торцах ломов,
приваренных к металлическим десницам роботов, космонавты обнаружили
заводское клеймо с надписью: "Пружинчатый рудокоп - собиратель монополитов -
системы Т. Телятникова". Тогда они догадались, что на этой планете уже
побывали космические шлюпы и что один из них погребен под сплетшимися валами
в ложбине, где за окном они видели его каюту с шестью заключенными в ней
роботами.
Сначала космонавты решили было идти туда и попытаться проникнуть в
замурованный шлюп. Но потом Зенину пришло в голову, что это небезопасно. По
его мнению, морщинистые валы могли оказаться местными животными, способными,
быть может, уничтожить и космонавтов и звездолет ударами своих исполинских
тел. Поэтому надо поскорее возвращаться на корабль и стартовать, а
обследование планеты можно продолжать и с воздуха. Гирин согласился с этими
доводами. Космонавты в три приема перенесли останки Ульдструга на звездолет,
потом включили пружины кинетационного старта.
* * *
В то время как корабельные роторы раскручивались силой монополитовых
пружин, Гирин и Зенин обсуждали случившееся. Сперва они говорили о погибшем
Ульдструге, которого оба искренне любили, потом о морщинистых валах, причем
Зенин высказал предположение, что валы намеренно принимают вид базальта,
чтобы их не рубили своими ломами пружинчатые рудокопы - собиратели
монополитов.
- Эти трубчатые камни были, я уверен, выломаны из валов. Потому что
валы, на свою беду, состоят из монополитовых веществ, - вслух рассуждал
Зенин. - Ты представляешь, как работают рудокопы Телятникова?
- Там, я учил, используется какой-то хватательно-рекурсивный алгоритм
на оптически-атомарных выбрасываниях. Кажется, довольно сложный.
- Да что ты! Алгоритм наипростейший. Рудокоп хватает кусок грунта,
запоминает его внешний вид и исследует этот кусок в кинетационном поле. Если
минерал оказывается монополитом, он хранится. В противном случае он
выбрасывается, а следующим берется кусок, непохожий на все прежде
выброшенные. Вот и все. У этих рудокопов есть на маковке фонарь. Но на этой
планете благодаря северным сияниям он оказался лишним.
И вот эти рудокопы стали долбить ломами валы, а те потом приноровились
обманывать рудокопов. Валы каким-то чудом меняют цвет и принимают вид
грунта. Они оплели собой корабль с шестью рудокопами, заперли их и тем самым
обезвредили.
- А как ты думаешь, не нарочно ли они сбросили двух роботов с обрыва?
- Нет, то была просто предсмертная судорога вала, ничего больше.
Ульдструг причинил, должно быть, ему страшную боль. Это существо могло
погибнуть просто от боли.
Гирин резко повернулся и встал.
- Смотри, как мы странно ошиблись, - сказал он в напряженном
раздумье. - Сперва мы бесчувственных роботов посчитали за чувствующие
существа, и, наоборот, существо, способное чувствовать боль, мы сочли
бесчувственным. Скажи, а не заблуждаемся ли мы насчет Ульдструга?
- Ты о чем?
- Что он действительно что-то чувствовал, что он не был бесчувственной
куклой.
- Не понимаю тебя. Ведь теория автоматов доказала...
- А я нисколько не хуже тебя в ней разбираюсь...
- Очень может быть. Но ею доказано, что нет контролируемого эффекта,
который бы демонстрировал рaзницу в поведении человека и автомата.
- Вот именно! А я говорю о неконтролируемом эффекте. Допустим,
Ульдструг кричал от боли. Но откуда мне знать, что он действительно тогда
чувствовал боль? Я могу в это верить. Но проверить, что он способен
чувствовать настоящую боль, - это принципиально невозможно.
- Хорошо. Но тогда никакие вообще действия еще не доказывают
существования внутреннего мира.
- Именно это я и говорю.
- Но тогда позволь тебя спросить, ты веришь, что я - Зенин Всеволод
Иванович - испытываю чувства?
- Это другое дело!
- Почему же?
- Потому что здесь важно, кроме твоего поведении, просто то, что у тебя
тоже были отец и мать, что ты часть человечества. Вообще, что ты существо
такое же как я (а про себя я знаю, что испытываю чувства). Но что Ульдструг
что-то чувствовал, в этом, я даже очень вправе сомневаться, хотя говорил с
ним как с равным. И заметь, между прочим, что конструкторы Ульдструга
никогда даже и не стремились к тому, чтобы он что-то чувствовал. Совершенно
непонятно, как к этому подступиться. Они стремились к другому, чтобы
Ульдструг функционально сходствовал с человеком. Например, чтоб он остроумно
беседовал. Если при этом в нем вправду возникает мир ощущений (чего я не
стану догматически отрицать), то это побочный эффект. Эффект, конструкторами
не предусмотренный. Ты понимаешь? Кукле с закрывающимися глазами ведь не
непременно хочется спать, когда под действием грузиков у нее закрываются
глаза?
- Но, может быть, мир ощущений обязательно возникает во всякой сложной
кибернетической системе?
- Рад от тебя это услышать! Ты сейчас занял по этому вопросу некоторую
точку зрения. А обычно по нему никакой вообще точки зрения не занимают.
Самая обычная и несокрушимая здесь позиция - это всепобеждающее отсутствие
какой бы то ни было позиции! И очень возможно, что ты прав. Но тут есть
трудности. Представь, что некоторая система должна почувствовать зубную
боль. А мы построим ей изоморфную систему из людей. То есть пусть каждый
человек выполняет ту же функцию, что и простейший элемент системы, скажем
транзистор. Расставим этих людей на огромном стадионе и спросим себя: кто же
чувствует зубную боль, если у всех у них здоровые зубы?
- Вся совокупность людей в целом. Система, состоящая из людей.
- Очень возможно, но как-то не слишком понятно.
- В чем-то ты, пожалуй, прав... Однако подожди, нам пора уже
стартовать, - сказал Зенин, поглядывая на приборную панель. Там уже замигала
сигнальная лампочка.
Звездолетчики стали у штурвала и, повернув его, заставили корабль
подняться.
На высоте четырехсот метров Зенин отключил астронавигатор и направил
корабль к далекой горной гряде.
Минут через десять между гор выглянуло рдяное пятно, которое,
приблизясь, стало похоже на исполинское гнездо, свитое из красных нитей. В
нем лежал огромный ворох остистых хлопьев, напоминавших стеклянную вату.
Вскоре стало видно, что красные нити в свертке, похожем на гнездо, являются
морщинистыми валами (такими же, как вал, раздавивший Ульдструга). Сотнями
змеек разбегались они от гнезда по всем направлениям и терялись в горах.
Корабль, однако, не мог остановиться по причине недостаточного разгона
роторов, и пришлось пролететь мимо, лишь снизившись немного для киносъемок.
Через полчаса последние пурпурные змейки исчезли за горами.
Под кораблем простиралась теперь скалистая местность, пересеченная
ущельями. В них трепетало подчас какое-то мерцание. Теперь корабль уже мог
маневрировать. Звездолетчики подлетели к широкому разлому, снизились и
повели корабль между его берегами. На экранах обозначилось ребристое дно
ущелья. По нему вдруг скользнул переливчатый блеск, и тотчас показались
голые жемчужные островки, слившиеся затем в извилистую полосу. За поворотом
она выкруглилась в жемчужно мерцающий морщинистый вал. Зенин снова включил
кинокамеры.
Ущелье мало-помалу расширилось и вышло на равнину. Здесь, между холмов,
показалось что-то кипучее, похожее на белый фонтан. Звездолетчики взлетели
над плоскогорьем, и из-за группы холмов выплыл сверток морщинистых валов,
такой же, как недавно виденный ими, но теперь валы в нем были не мертвые -
красные, а живые - жемчужно-радужные. Над свертком валов трепетал,
взметывался вверх и повертывался огромный иглистый ком в виде опрокинутого
конуса. Он едва касался дна своими белыми иглами. При каждом его повороте по
валам струились радужные переливы.
Зенин навел на трепещущий ком телескоп и повел киносъемку при
наибыстрейшем вращении голографической ленты. Одновременно он перевел
штурвал "на снижение".
Вдруг сильный толчок сшиб звездолетчиков с ног и чугунная сила
приковала их к ковру. Дышать стало трудно, руки и ноги страшно отяжелели,
перед глазами поплыли круги. Так продолжалось примерно четверть часа. За это
время северное сияние погасло, и в корабле потемнело. Теперь одни звезды
освещали каюту.
Когда Зенин и Гирин, казалось, теряли уже сознание, действие непонятной
силы вдруг прекратилось. Тогда они поднялись с ковра, подошли шатаясь к
иллюминатору и опустились в кресла.
* * *
Они увидели планету в облике огромного диска, радужно поблескивающего в
звездном небе. Размеры диска постепенно уменьшались, ибо планета удалялась
от корабля и, несомненно, со значительным ускорением. Зенин и Гирин решили
планету не догонять (что оказалось бы нелегким делом) и вообще дальше не
лететь, а возвращаться на Землю. Уже добытые сведения с лихвой вознаграждали
путешествие. Космонавты определили свое местонахождение и направили корабль
назад по силовой линии мирового кинетационного поля, проходящей вблизи
солнечной системы. Потом они уснули под перезвон музыкальных усыпителей и
проспали до наступления искусственного утра. Утром, после завтрака, между
космонавтами завязался разговор.
- Я полагаю, - произнес Зенин, чертя ложкой в воздухе круги, - что по
тем существам...
- То есть по морщинистым валам?
- Вернее будет сказать, по связкам валов. Валы, как ты видел, были
частями тела тех гигантских существ. В этих существах, я убежден, текут
круговые кинетационные токи. Они все отлично согласуются и взаимодействуют с
мировым кинетационным полем. Поэтому они могут двигать всю планету по
силовой линии поля. И вот с помощью своих кинетационных токов эти существа
отбросили наш корабль в космос...
- Почему же они не сделали этого раньше?
- Ну потому, что тогда еще наши роторы недостаточно раскрутились... А
что до тех танцующих белых кустов, то могу спорить - то были их нервные
центры.
Зенин подошел к проектору, настроил и включил. Колючий танцующий ком
был снят очень четко, во всех подробностях. Увеличив, сколь возможно,
изображение, Зенин поместил на экран ту его часть, где иглы соприкасались с
опорой. И странное дело, оказалось, что в каждый момент времени игольчатый
ком балансировал на одной только игле. Игла эта опиралась на полукруглый
бугорок, к которому отовсюду протягивались иглы. Но лишь одной игле
удавалось опереться на него, когда прежняя наклонялась, отчего ком терял
равновесие. Смена игл, поддерживавших ком, происходила очень быстро, но ее
хорошо можно было рассмотреть вследствие замедленности киносъемки. Иглы были
такими острыми, что даже при наибольшем увеличении концы их оставались
невидимы.
- Как по-твоему, в острие иглы целая площадка или один только атом?
Или, может, даже один монополь? - воскликнул вдруг Гирин и, не дожидаясь
ответа, с жаром продолжал:
- Послушай, Сева. Ведь это очень важная возможность, что игольчатый ком
является их мыслительным органом и при этом во всякий момент уравновешен на
одном монополе. Ты знаешь, что говорит квантовая физика? Что нет точных
правил для поведения отдельной элементарной частицы. Что нет физических
законов, которые могли бы заставить ее двигаться по определенному пути. Но у
этих существ именно движением одной элементарной частицы определяется и
каждый момент их поведения, если только от одного монополя зависит, куда
наклонится игольчатый куст.
- Вообрази, - восклицал Гирин, все более воодушевляясь, - что
элементарные частицы наделены потенциальным психическим началом! О! Мы так
мало знаем о природе элементарных частиц и так мало знаем о природе самой
психики, что не можем с порога отвергать такую возможность! Так вот,
допустим, что на психическое начало того монополя, на котором уравновешен
игольчатый ком, каким-то образом проецируется все чудовище, его физическая
структура. Тогда этот монополь, я думаю, может оказаться наделенным
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг