социалистических стран.
Было отмечено, что все сведения о всемирном потопе, сохранившиеся в
священных книгах и преданиях самых различных народов, определяют время
потопа примерно одинаково; 14-15 тысяч лет до наших дней. Совершенно
очевидным было совпадение времени этого потопа со временем предыдущего
прохождения болида возле Земли. Аналогичные рассказы о потопе были
обнаружены и в древних халдейских легендах, и в священных книгах
американского народа майя, и в преданиях индейских племен всей Латинской
Америки. Существовал миф о потопе и у древних греков:
"Все нечестивей становились люди, и решил великий тучегонитель Зевс
уничтожить весь людской род. Он решил послать на землю такой сильный ливень,
чтобы все было затоплено. Зевс запретил дуть всем ветрам, лишь влажный южный
ветер Нот гнал по небу темные дождевые тучи. Ливень хлынул на землю. Вода в
морях и реках поднималась все выше и выше, заливая все вокруг. Скрылись под
водой города со своими стенами, домами и храмами, не видно было уже и башен,
которые высоко поднимались на городских стенах. Постепенно вода покрывала
все: и поросшие лесом холмы, и высокие горы. Одиноко поднималась средь волн
вершина двуглавого Парнаса. Там, где раньше крестьянин возделывал свою ниву
и где зеленели богатые спелыми гроздьями виноградники, теперь плавали рыбы,
а в лесах, покрытых водой, резвились стада дельфинов.
Так погиб род людской медного века".
В китайских преданиях тоже сохранились сведения о всемирной катастрофе.
Только там не было никаких упоминаний о потопе. Даже наоборот - там
говорилось о том, как море неожиданно далеко ушло от берега.
Причин всемирного потопа до сих пор никто не знал. И не искали их. И
даже больше того - в последнее столетие люди вообще не верили в то, что этот
потоп когда-либо был. Десятки тысяч книг и статей утверждали, что сведения о
всемирном потопе - это вымыслы древних, напуганных обычными для Земли
стихийными бедствиями.
Теперь становилось ясно, что сведения о потопе - не вымысел. Теперь
по-новому выглядели предания о гибели так и не найденной до сих пор
Атлантиды. Все исторические данные говорили о том, что сильнее всего
пострадал от катастрофы американский континент. И это было новым поводом для
усиления паники, которую все раздували и раздували заокеанские газеты.
Выяснилась постепенно и еще одна особенность катастрофы, постигшей
Землю в то время. По-видимому, эта катастрофа сопровождалась изменением
наклона земной оси и, возможно, даже скорости вращения Земли вокруг своей
оси. Если до сих пор добывают на Севере каменный уголь - значит, когда-то
здесь были тропические леса. Если до сих пор лежат в центре Европы
зализанные льдом валуны - значит, когда-то Европа была намного ближе к
Северному полюсу, чем сейчас. Подобные изменения не происходят просто так.
Они, видимо, связаны с периодическими катастрофами, которым подвергалась за
свою историю Земля.
И если память человечества зафиксировала лишь одну из таких катастроф,
то планета, очевидно, испытала их немало. И неизвестно еще, сколько раз
цивилизация отбрасывалась этими катастрофами назад. И неизвестно еще,
сколько страшных бедствий может принести человечеству гигантский болид, если
сейчас он снова безнаказанно умчится в бездну космоса, чтобы через
пятнадцать тысяч лет опять вернуться к Земле и либо развеять ее на куски,
превратив в новый пояс астероидов, либо вызвать на ней новые бедствия,
отбрасывающие человечество назад на тысячелетия. Чем больше читал Федор
Веселое сообщений о возможных последствиях предстоящей катастрофы, тем яснее
становилось ему, что бороться с ней нужно не плотинами и не сооружением
тысяч кораблей, которые решено было срочно построить во всех странах, а
чем-то более решительным и сильным. Все ближе и ближе подходил он к мысли о
том, что бороться нужно не с последствиями катастрофы, а с ее причиной.
7.
Федор выходит из читальни рано. Верхние этажи громадного дома на другой
стороне улицы сверкают десятками ослепительных заходящих солнц. И от этого и
на улице, и в скверике возле читальни необычно светло.
Федор идет по аллее скверика, смотрит на женщин с колясками и думает о
том, что вот все они уже давно знают о болиде - невозможно о нем не знать! -
и о той страшной опасности, которую несет болид им и их детям, но внешне в
их поведении ничто не изменилось. Они так же вывозят своих малышей в сквер и
так же кормят и купают их, как будто ничего не случилось, как будто никакого
болида нет.
И происходит это не потому, что они не понимают опасности, а просто
потому, что они, ничего не могут изменить. Им, может, и хотелось бы кричать,
даже выть от страха. Но они понимают, что это бессмысленно. Всем страшно. И
никто не кричит, не воет. Им, может, и хотелось бы, схватив своих детей в
охапку, бежать с ними куда-то далеко, туда, где не достанет их никакая
опасность. Но они не знают, куда бежать. Ведь опасность будет везде -
радиация вездесуща. Им, может, хотелось бы забраться в удобную каюту
громадного лайнера и переждать там трудное время. Но у нас не продаются эти
каюты. Кто займет их - решают у нас не деньги. Уже известно, что лайнеры
будут предоставлены прежде всего тем детям прибрежных районов, которых не
успеют вывезти внутрь материка. Уже известно, что немало кают на лайнерах
займут те, кто по долгу службы будет находиться в прибрежных городах до
последнего дня, до последних часов. Те, кто уже не успеет эвакуироваться в
глубь материка.
Поэтому никто и не мечется. Поэтому и живут люди внешне почти так же,
как жили раньше. Нет смыела метаться. Нет смысла кричать. Ничто от этого не
изменится. Нужно просто выполнять свой долг...
На одной из скамеек сквера Федор видит старика - седого, сгорбленного,
в белой полотняной куртке и в старомодных, с темной оправой, очках. Вокруг
старика суетятся и шумят мальчишки. Федор подходит ближе и замечает на
коленях у старика альбомы с марками. Методично, медленно, аккуратно старик
снимает пинцетом одну марку за другой и кладет их в протянутые мальчишечьи
руки.
Кто-то, дернувшись, нечаянно сбивает у него очки. Старик ловит их на
лету, спокойно надевает и как ни в чем не бывало продолжает свое дело.
Федор останавливается и глядит в альбомы через мальчишечьи головы.
Марки всегда были ему интересны. Когда-то, в пионерские годы, он собирал их.
Трудно собирал, потому что у матери не было денег, чтобы покупать марки в
магазинах. Он так и не набрал в детстве хорошей коллекции - не удалось.
Может, потому и тянет к маркам до сих пор? Старик замечает Федора, поднимает
к нему глаза, жалко улыбнувшись, говорит:
- Вот... Собирал всю жизнь... А теперь раздаю. Теперь все теряет свою
ценность. А для них еще это пока радость... Эх! - Он слабо машет рукой с
пинцетом. - Им нужно сейчас много радости. За десятки лет вперед...
Он снова наклоняется к альбому и поддевает пинцетом еще одну марку -
большую, красивую марку далекого острова Гаити.
8.
"Федя, дорогой!
Ты прости, если я напишу что-нибудь бестолково.
У меня мысли путаются.
Я по-прежнему сдаю сессию. Правда, зачем - не знаю. Мне все больше
кажется, что все это - зря, что сейчас нужно что-то совсем другое. И вообще,
по-моему, люди сейчас делают свое дело просто по инерции. А думают вовсе не
о деле. Я же вижу, как спрашивают нас преподаватели. Как будто им все равно,
знаем мы предмет или нет.
По-моему, им эти экзамены кажутся такой же бессмыслицей, как и нам.
Пятеро ребят из нашей группы вообще ничего не стали сдавать. Помахали
нам ручкой, сказали, что в такие дни надо делать что-то главное, и улетели
на Балтику строить плотины. И из других групп многие ребята разъехались на
стройки. Раньше бы наш декан последние волосы на себе рвал. А сейчас молчит,
будто ему безразлично. Может, и на самом деле - безразлично?..
Наверно, я страшная дура и невероятно глупо, просто бездарно вела себя
с тобой. Теперь я все ясней понимаю это. Я думаю о тебе каждый день, каждый
час. И ничего не могу с этим сделать. Читаю теорию информации, а где-то
внутри у меня все время стучит: "Ты есть! Ты есть!"
Хочется бросить к черту все учебники и улететь к тебе. Именно не
уехать, а улететь! Чтоб быстрее!
Вчера я заходила к твоей маме. Она волнуется, спрашивает, что теперь
будет. Я ее успокаивала, говорила - ваш дом на такой высокой горе, что ему
никакое наводнение не страшно. Она очень беспокоится о тебе. "Им-то, -
говорит, - больше всех достанется". Ты уж пиши ей почаще. Ей сейчас очень
трудно.
Но вообще-то твоя мама держится молодцом. Особенно по сравнению с
другими стариками. Почему-то старики в Пензе паникуют больше всех. Хотя и
говорят при этом, что нам, мол, уже все равно. Один такой мечется сейчас в
соседней квартире. Еще вчера он кричал во дворе, что ему в его годы уже
ничто не страшно. А сегодня утром прибегал к нам за веревками - укладывает
вещи. "Куда, - спрашиваю, - собираетесь?" "На Памир, - отвечает. - Там
высоко. Никакое наводнение не достанет".
"Так ведь оттуда эвакуируют! - говорю я ему. - Там ожидаются
землетрясения..."
"Ах, черт!" - Он хлопнул себя по лбу и убежал без веревок. И сейчас,
наверно, сидит над атласом, думает, куда бы удрать.
Почему-то многим кажется, что если удрать из своего дома, то будет
безопаснее. По квартирам у нас ходят какие-то сектанты, говорят о конце
света и предлагают записываться в секты, чтобы попасть в рай.
Некоторые девчонки в наших общежитиях вытворяют сейчас такое, о чем
раньше и шепотом говорить стыдились. Видно, как сектанты, верят в конец
света. А я хочу к тебе! Очень хочу к тебе! Сдам последний экзамен и в тот же
день улечу в Москву.
Твоя глупая Ася".
9.
Газеты, газеты... Вся жизнь людей связана сейчас с газетами. Люди
покупают в киосках самые различные издания и ищут в них одно и то же - новые
интервью о возможных последствиях катастрофы, новые сообщения о том, как к
ней готовиться.
Почти не замеченными проходят известия о том, как эвакуируется с Луны
состав советских и американских космических станций. Люди воспринимают это
как должное. Конечно, нужно эвакуировать!.. Как же иначе?.. И только для
космонавтов это удар.
Первый реальный знак того, что после катастрофы выход в космос будет
закрыт. Ни с Земли, ни на Землю... И так - на десятки лет... Придется
нынешним космонавтам возвращаться к прежним профессиям. А в космос, видно,
полетит уже другое поколение...
Впрочем, некоторые ученые предполагают, что и следующее поколение еще
не сможет выйти в космос.
Люди волнуются везде. Но в странах социалистического лагеря это
волнение меньше сказывается на общем ходе жизни. Люди знают, что их жизнь и
их благосостояние после катастрофы во многом зависят от них самих, от их
труда.
Громадные бетонные валы начали уже сооружать по побережью и страны
Западной Европы и американские капиталистические государства. Но это не
остановило паники. Несмотря на бешеные цены, раскуплены все каюты на всех
существующих пароходах. Даже на грузовых. Те, кто не успел это сделать,
покупают уже каюты на пароходах еще строящихся. Громадный флот, почти равный
всему прежнему мировому флоту, будет спущен на воду к ноябрю. А в конце
ноября, за неделю до катастрофы, все суда начнут отходить на безопасное
расстояние от своих берегов.
И однако люди знают, что никакие суда и плотины не спасут их от лучевой
болезни, от прорвавшихся через атмосферу радиоактивных частиц. И здесь не
помогут ни пластикатовые костюмы, ни герметические контейнеры для воды и
пищи. Невидимая смерть все равно найдет дорогу к человеческому телу.
Для спасения человечества нужно было бы что-то другое...
...Наверно, эта мысль возникла одновременно во многих тысячах умов. Она
просто не могла возникнуть лишь в одной гениальной голове. Но первым
высказало эту мысль на весь мир Советское правительство.
10.
В двенадцатом отделе все шло, как обычно. Двенадцатый этаж громадного
здания Института космонавтики жил своей привычной, устоявшейся жизнью. На
испытательных стендах проходили последнюю проверку приборы, предназначенные
для ракет, улетающих на Марс. В лабораториях доводились до предельной
точности анализирующие устройства роботов и посадочной ракеты. Радиотехники
налаживали и готовили к монтажу на ракетах сложнейшую радио- и
телеаппаратуру. В четырех светлых залах математической группы электронные
машины в последний раз проверяли расчеты, определяющие путь ракет к Марсу,
их движение по орбите вокруг него и путь ведущей ракеты обратно к Земле.
Через несколько дней результаты этих расчетов перейдут со столов математиков
на перфорированные ленты, станут программой действия электронного мозга
ракет.
Почти каждый день Федор Веселов на несколько часов приезжал сюда из
школы космонавтов и вместе со своим дублером Виктором Семеновым работал в
маленькой комнате в конце коридора. В эту комнатку приносили копии почти
всех анализов и результатов испытаний всех основных приборов. На рабочих
столах двух космонавтов скапливались каждый день стопки бумаг, и эти бумаги
нужно было просмотреть и с некоторыми из них сходить к испытательным
стендам, к лабораторным столам. И еще нужно было посидеть с некоторыми
заключениями в макете кабины, который находился в специальном зале, и своей
рукой пометить там приборы, прошедшие окончательную проверку. Это была
будничная, кропотливая работа. Федор ее не боялся, он давно к ней привык, но
в последние дни его не покидало ощущение бессмысленности всего того, что он
делает. Видимо, ощущение это возникло не только у него одного. Еще два дня
назад Ефим Омулевский, невысокий, коренастый и темноглазый руководитель
математической группы, сказал Федору:
- Через неделю мы кончим все расчеты и начнем программирование. Но,
честное слово, старик, я не понимаю, на кой черт все это сейчас нужно!
Вчера об этом же заговорил дублер Федора - юный, худенький и
веснушчатый Виктор Семенов. Он был на пять лет моложе Федора и казался
совсем мальчиком по сравнению с ним. Ему просто повезло, юному Виктору. Он
не бродил вокруг да около, как Федор. Он шел к космонавтике только по прямой
и в школу космонавтов попал еще на институтской скамье. И вот теперь у него
в кармане новенький диплом инженера-кибернетика и на груди - значок
космонавта. "Вокруг шарика" он летал вслед за Федором. Тренировки ведь для
всех одинаковы...
- Ты уверен, что полет состоится? - спросил вчера Виктор.
- В конце концов - да.
- Нет, не в конце концов, а как было намечено...
- Не уверен.
- А я просто уверен, что его не будет. И не понимаю, зачем крутится
сейчас вся эта катушка...
- Знаешь, Витька... Мне вообще-то кажется то же самое... Но ведь нам не
разрешили свертывать работу... Главный ведь где-то уже говорил об этом...
- А может, просто инерция?
- Может, и так... А может - расчет?
- Какой?
- Вдруг от болида хотят защищаться?
- Ракетами?
- Хотя бы...
- Но зачем тогда мы?
- А вот мы как раз можем быть по инерции...
- Любопытно, дружище, - задумчиво произнес Виктор. Очень любопытно...
...И вот сегодня - обращение правительства. Космонавты так и не
слыхали, когда его начали передавать. В их комнате, как и обычно, было
выключено радио: оно мешало работать. Но позвонил Омулевский.
- Включите радио! - крикнул он в трубку.
- Зачем? - спросил Федор.
Но в трубке уже раздавались короткие гудки.
Федор поднял руку, повернул регулятор.
- ...учитывая все эти обстоятельства, - ворвался в комнату тревожный
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг