обратную связь - от коробочки в мозг. А ты сделаешь - и все станет ясно.
- Вот этого не буду! Скажут, что я продолжил дело Верхова. Развил его
открытие. Не хочу быть продолжателем дела Верхова.
- Для кого эти коробочки, Шур? Для него? Или, может, для одного тебя?
- Не надо демагогии, Танюш! Я все понимаю. Если это станет необходимо
человечеству, оно все равно сделает. А я - не буду!
- Ты не решай сейчас! Потом решишь! Я заметила, ты с годами умнеешь.
Я расхохотался и сгреб Танюшку в охапку, и закружил по аллее. Сквозь
голые темные ветки деревьев на нас сыпалась твердая холодная снежная крупка.
Через несколько минут и она завертелась, закрутилась, начала бить по лицам.
- Опять метель! - сказала Таня. - Скорей бы весна!
А я почему-то вспомнил о далекой планете Рита, которую открыли
астронавты "Урала". Там нет ни зимы, ни весны, ни осени. Всегда ровный
климат - из года в год, из века в век. Скучно это, наверно! На Земле всегда
чего-то ждешь. Зимой - тепла. Летом - прохлады. Осенью - снега. Без
ожидания - какая жизнь? А чего ждать на Рите?
Таня вдруг остановилась, обняла меня за шею и прошептала в ухо,
прижимаясь горячей щекой к моей щеке:
- Я очень верю в тебя, Шур! Ты очень нужен мне! Я не могу без тебя!
Люблю тебя очень-преочень!
...А теперь вот я читаю неумолимо короткое Танино письмо и внешне не
верю ему. Оно кажется невероятным, неправдоподобным! Но где-то далеко, в
глубине души, я ему поверил. И именно там, в этой непонятной глубине,
нарастает душная темная тяжесть, и все поднимается и поднимается, и вот уже
весь я будто свинцовый и полузадушенный ею.
"Дорогой Шур! Я, наверное, никогда не решилась бы тебе сказать это, а
сказать надо. И вот приходится писать. Как в старинных романах.
В самые последние дни я вдруг поняла, что мы не сможем быть вместе. Ты
в этом не виноват, не мучайся. Виновата я.
Это получилось неожиданно, как стихия. Но, в общем, оказывается, я
люблю не тебя, а Олега.
Подробности здесь ни к чему. Они ничего не меняют. И тебе не станет
легче, если узнаешь их.
То, что случилось - очень сильно, очень серьезно. И, значит, нам не
нужно об этом говорить. Я уже вся принадлежу ему. Понимаешь - вся!
Знаю, тебе очень плохо сейчас. Но ничего не могу изменить. Ты пройдешь
через это и еще будешь счастлив..."
Я читаю письмо снова и снова. И невольно ищу в нем хоть какой-то, хоть
самый маленький проблеск надежды, хоть какую-то мягкость.
Нельзя же вот так, сразу!
Но проблеска нет. И мягкости нет. Письмо безжалостно.
И значит, Танина любовь - уже прошлое. То прошлое, которое всегда будет
мучить меня. Тем, что оно прекрасно и невозвратимо.
И самое ужасное - неожиданность. Еще вчера вечером Таня была нежна,
ласкова...
Правда, в последние дни она казалась мне странной, ушедшей в себя. Я
видел, что она все время напряженно о чем-то думает, что-то решает. Впрочем,
это я сейчас понимаю, что она решала...
Олега Венгрова я не видел давно, с осени. Мы учимся в разных школах и
редко встречаемся. Как-то в октябре мне вдруг стало очень тоскливо вечером,
и я пошел встретить Таню. Она занималась в литературной лаборатории.
Обсуждали они там чьи-то стихи и страшно кричали. Я очень тихо вошел в
маленькую полукруглую аудиторию и сел у самых дверей, и долго никто меня не
замечал. Потом заметил Олег и толкнул локтем Таню. Она подбежала
возбужденная, раскрасневшаяся и очень громко спросила:
- Что случилось?
И вроде даже рассердилась, когда я сказал, что ничего. Вернулась на
свое место, рядом с Олегом.
А мне было очень тоскливо. Наверно, потому, что Олег сидел рядом с
Таней. Они, кажется, все время сидели в этой лаборатории рядом. Олег очень
давно влюблен в Таню, она сама говорила.
Когда вышли на улицу, Олег спросил:
- Ну, как тебе? Понравилось?
- Кричите много, - ответил я. - У нас в киберлаборатории тихо.
Он торопливо простился и ушел, чтобы не мешать. Он все отлично понимал,
черноволосый усатый Олег, высокий и стройный. Он неглупый парень и не
надоедал Тане своими безответными чувствами.
А теперь, если мы вдруг окажемся где-нибудь втроем - Таня, я и Олег,
прощаться и уходить надо мне.
Впрочем, нет! Мы нигде не окажемся втроем! Таня счастлива. Такое
безжалостное письмо может написать только очень счастливый человек.
А мне нужно привыкать к тому, что я один, что нельзя взять любимую за
руку, обнять ее, вызвать в любое время по радиофону. Раньше я мог вызвать
Таню хоть ночью. Она сердилась, когда я будил ее, но прощала. И сама будила
меня, если что-то ее мучило.
Сколько раз мы так мирились - ночью, по радиофону!.. Не могли уснуть,
не помирившись.
Хорошо хоть, что она написала все это в последний день и отдала письмо
после последней проверочной беседы, когда остались всего часы до последнего
собрания...
Сегодня вечером нам объявят не только результаты проверочных бесед.
Скажут еще, кого отобрали в подготовительный лагерь "Малахит", кто имеет
шансы улететь на далекую Риту.
В добровольцы мы с Таней записались в начале мая. Тогда две трети
класса записались и, конечно, Женька Верхов с Ленкой Буковой. В последний
год Женька всерьез занимался спортом и стал мускулистым и сильным, хотя он
по-прежнему высокий и полный, а таких не часто берут в астронавты. Лишний
вес, лишняя еда и кислород - все это кое-что значит для космических
кораблей, где каждый килограмм под контролем.
Я никак не мог понять, почему записался Женька. Никакие блага нас на
Рите не ждут. Там надо много работать, и трудно, по старинке. Потому что
ребята, которые прилетят на двух кораблях до нас, немногое успеют. Всего
шесть лет отделяют один корабль от другого.
Женька, конечно, понимает это. Но если искренне хочет лететь, может, он
не так уж безнадежно плох, как я привык думать о нем?
Впрочем, никак не могу забыть древнейшую истину: единожды солгавши -
кто тебе поверит?
А что, если в "Малахит" возьмут нас с Таней? И еще два года мы будем
там учиться рядом... Вдруг нас возьмут, а Олега - нет? Что тогда?
Наверно, ничего тогда... После такого-то письма!
...Я уже знаю, что ничего не удастся сделать в этот день. Ни почитать,
ни поработать над браслетными радиофонами, к которым я вернулся зимой, когда
забросил коробочки эмоциональной памяти.
Я уже знаю, что весь день буду думать о Тане, и завтра тоже, и
послезавтра, и вообще до тех пор, пока не смогу улететь куда-нибудь далеко.
Хорошо бы нажать в себе какую-то кнопочку и приказать: не думать о
Тане.
Но нет такой кнопочки.
Может, у людей будущего появится что-нибудь в этом роде? Может, время
им будет настолько дорого, что они изобретут способ не убивать его на
бесполезные переживания?
Я беру во дворе школы свободный биолет, задвигаю дверцу, подключаю
клеммы к вискам и молча приказываю киберу: "К Звездному озеру. По шоссе. К
пляжу".
Кибермозг биолета записывает сигнал моих биотоков, и вспыхнувшая
зеленая лампочка говорит, что можно отключить клеммы.
Теперь - хоть спи. Биолет привезет, куда надо. Его кибер знает все
дороги в радиусе пятидесяти километров от центра города. Он выберет
кратчайшую и установит допустимую скорость, и избежит столкновения с другими
машинами. И если только понадобится ехать дальше пятидесятого километра,
тогда нужно подключать клеммы и давать команды.
А Звездное озеро близко, на тридцать восьмом километре.
Мой биолет медленно, лениво выкатывается на пухлых шинах со школьного
двора, сворачивает за угол и ныряет в полутоннель ближайшей улицы. Здесь,
под широкими балконами движущихся тротуаров, под ажурными мостиками,
перекинутыми над проезжей частью с одного тротуара на другой, биолет
прибавляет скорость, и шины его приподнимаются и становятся высокими и
узкими.
Машина идет вдоль глухих стен подвальных этажей, мимо площадок, по
которым можно съехать к стоянкам возле лифтов различных зданий.
Но вот кибер выруливает машину на середину трассы, затем к другому
краю - и я слышу, как свистит ветер позади, и чувствую, что колеса биолета
оторвались от гладкого пластобетона и исчезли в "брюхе" машины.
Теперь она пойдет на воздушной подушке до самого поворота к Звездному
озеру.
Когда-то там не было озера. Была зеленая долина между тремя горами. И
ручеек в долине. Я видел этот ручеек в стереофильме, на уроке краеведения. А
потом геологи нашли в глубине, под ручейком, большую реку. Горячую реку.
Ее вскоре отвели к городу. Городам всегда не хватает горячей воды. А в
долине поставили плотину, и образовалось озеро. Оно не замерзает даже зимой,
в крутые уральские морозы. И зимой здесь купаются.
А летом озеро приходится охлаждать. Потому что иначе купаться в нем
летом нельзя.
Сегодня я буду плавать в Звездном озере. До полной усталости, до
изнеможения. Буду плавать до тех пор, пока не придет время ехать на вечернее
собрание в школу, на последнее собрание нашего выпускного класса.
7. Лина
На пляже, конечно, полно народу. Жарко. Июнь на исходе. Один за другим
подходят биолеты, и из них выбираются парни, девушки, какие-то галдящие
мальчишки. Народ постарше, посолиднее - здесь с утра. Солидные люди в пекло
не едут. Сейчас уже приезжают только такие, как я, случайно завернувшие. И,
конечно, у них, как и у меня, нет с собой плавок, и приходится идти к
раздаточным автоматам, и, по всегдашнему моему везению, у автоматов
оказывается немало парней.
Я растерянно останавливаюсь, ищу глазами конец очереди и вдруг слышу
свое имя:
- Сандро! Тарасов! Тебе взять?
Я даже не сразу понимаю, чей это голос. Знакомый голос. Но чей?
Потом вижу возле самого автомата чернобровое лицо Марата Амирова.
Знакомый парень! Из четыреста восьмидесятой школы. Правда, я его полгода не
видел...
- Возьми, Марат! - кричу я.
- Одни?
- Да.
Через минуту Марат подходит с гладенькими зелеными плавками, которые
все мы выкинем в переработку, уходя с пляжа. Плавки выпускаются специально
для тех, кто забывает свои привычные и, конечно, более удобные.
- Надоели эти тихоходы-автоматы, - ворчит Марат. - Толкайся возле
них!.. Вываливали бы прямо на полку!
- Тогда человека надо ставить! - строго замечает сбоку какой-то
парень. - Ты пойдешь сортировать плавки?
- Еще чего! - Марат усмехается.
- То-то! - бросает парень и уходит к воде.
- Ты с ребятами? - спрашивает Марат.
- Один.
- Тогда пошли к нашим. У нас тут целый кагал.
Мы идем к кабинкам, в которых можно переодеться, и я интересуюсь:
- Как у тебя проверочные беседы?
- Вроде нормально, - отвечает Марат. - Сегодня вечером узнаем. А у
тебя?
- Вроде тоже.
- На Риту записывался? - спрашивает Марат.
- Да. А ты?
- И я - да. Только ничего не выйдет, старина! Пойдем в институты.
Говорят, мест пятнадцать нашему городу, не больше. Где тут попасть? Так что
я морально готовлюсь в институт.
- На историка?
- Да. Твердо!
Когда-то Марат занимался в нашей киберлаборатории. Еще в седьмом
классе. Тогда у нас была одна лаборатория на три школы. Потом в четыреста
восьмидесятой создали свою. Но Марат уже не работал у них, ушел к историкам.
Почему-то его увлекли первобытные люди, и он летал с археологами в Мексику и
в пустыню Калахари, раскапывал там какие-то могилы, собирал кости людей и
черепки посуды.
Может, он тогда уже решил лететь на Риту, населенную дикими
первобытными племенами? Потому и ушел к историкам?..
Вообще-то я тоже еще в седьмом классе решил для себя этот вопрос. Решил
твердо: надо лететь. Потому-то и изучал целый год материалы об этой планете
и делал потом о ней большущий доклад на трех уроках по истории космонавтики.
Но из киберлаборатории я не ушел. Понял, что без электроники не
обойтись и там, на Рите. Ни нам, ни ритянам не обойтись без нее. И ритян
ведь надо чему-то учить. И ритянам надо дать умные машины.
Да и немыслимо для меня: уйти из киберлаборатории! Тогда и жизнь не в
жизнь!..
Зимой нам говорили на уроках истории об успехах Марата Амирова.
Кажется, он нашел во время экспедиций какие-то необычные кости и какие-то
оригинальные черепки, и сделал из этого смелые необычные выводы. Меня
никогда не тянуло к древним костям и черепкам, и потому я пропустил эти
смелые выводы мимо ушей. Но запомнил, что наша учительница истории говорила
о Марате с уважением. Даже с почтением. Видимо, ей самой отыскать такие
черепки не посчастливилось.
А компания у Марата большая: трое парней, пять девушек. И все
незнакомые. То есть лица-то мне знакомы. Все-таки соседние школы! Десятки
раз видел этих ребят и на улицах, и в магазинах. Но имен не знал.
Впрочем, мне и сейчас их не запомнить. Слишком много имен сыплется
сразу. Но одно задерживается: Лина. И потому, что имя - не частое, и потому,
что девушка смотрит на меня как-то особенно. Будто давно знает.
Она маленькая и пухленькая, Лина. Как колобок. И ручки пухленькие, и
щечки пухленькие, и ямочки на щечках. Но колобок - симпатичный. И красиво
улыбается. Просто глаз не отведешь, так улыбается эта девчонка. Какая-то
сказочная улыбка. И очень добрая. И очень бойкая.
Она вообще не из робких, эта Лина. Она не отстает от меня в воде, и,
когда мы, наплававшись, ложимся на спину отдыхать, говорит:
- А я давно хотела с тобой познакомиться, Сандро.
- Разве ты меня знала?
- Тебя многие девчонки знают. Даже в нашей школе.
- Я просто потрясен такой известностью! И чем заслужил?
- Говорят, ты выполняешь все свои обещания.
- Бывает.
- Говорят - всегда.
- Ну, в общем-то, не помню, чтобы кого-то обманул.
- И другие не помнят. Вот этим и заслужил. Но ведь к тебе не
подступиться, - продолжает Лина. - Сегодня впервые вижу тебя одного. Если,
конечно, не говорить о магазинах...
- Теперь всегда буду один!
Даже не знаю, как это вырвалось. И вроде горько вырвалось.
Она молчит. Видно, думает: всерьез я или нет. Потом ее пальцы ловят в
воде мою руку и сжимают. И только после этого Лина произносит:
- Ты не будешь один. Если, конечно, сам не захочешь...
"Вот это да! - думаю я. - Как все, оказывается, просто! Неужели они все
такие?"
Невольно вспоминаются слова из сегодняшнего Таниного письма: "Ты
пройдешь через это и еще будешь счастлив".
А вот с такой буду счастлив?
А впрочем, чем она хуже других?
Мы еще долго плаваем рядом, но о главном больше не говорим. Ни слова. А
когда выбираемся из воды, невольно держимся так, словно что-то уже решено.
Держимся вместе. И, кажется, все замечают это и, удивившись, перестают
замечать. Будто так и было всегда. Будто так и надо.
Когда мы уезжаем с озера, Лина все ждет, пока остальные рассядутся по
биолетам.
- Уедем последними! - шепчет она. - Ладно?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг