зловеще красивая зеленая планета Рита, и даже далекая чрезмерно добрая
Земля, зачем-то пославшая меня на эту муку, и сам я, и вся моя никому не
нужная теперь жизнь - все стало безразлично.
По существу, я умер. Умер в тот момент, когда перестал стучаться в
животе Бируты мой сын.
Я знал, что я преступник, что меня ждет изгнание, но это было
безразлично. Это уже не имело абсолютно никакого значения. Жизнь кончилась.
Я переступил ее грань. А по ту ее сторону... Что может взволновать нас по ту
сторону жизни?..
28. Опять теряю Таню
Когда все кончилось, когда все вернулись с маленького кладбища недалеко
от Города, меня тихо и незаметно увели к себе Бруно и Изольда Монтелло. У
них вскоре оказались Доллинги, и часа через два утащили меня в свою
квартиру. От Доллингов меня увели к себе Али и Аня, а к Бахрамам за мной
пришел Михаил Тушин.
Но где-то под утро, когда серый пасмурный рассвет царапался в окна, я
все-таки попал в свою квартиру. Один. Я все время хотел остаться один. Даже
сам не знаю, зачем. Но никто этого не понимал, все как раз именно этого и
боялись, и старательно передавали меня "по цепочке". А сказать я не мог.
Только мама поняла и остановила Тушина, когда он собрался пойти со мной.
Я ходил по квартире из угла в угол и почему-то боялся присесть. И все
чего-то искал. И не понимал, чего ищу.
Дома все было убрано, чисто, все на месте, как перед приходом гостей -
никаких следов торопливых сборов.
Потом я увидал высовывающиеся из-под туалетного столика разношенные
домашние тапочки Бируты. И нагнулся за ними, и взял в руки.
Мне показалось, что тапочки еще хранят тепло ее ног. Но тут же подумал,
что это бессмыслица, что такое может только показаться.
Одни лишь тапочки были не на месте. Обычно Бирута оставляла их в
коридоре.
Значит, она спешила. Уговаривала себя не спешить, а в душе - спешила.
Это должно было хоть в чем-то проявиться.
Перед зеркалом стояло мягкое низкое кресло. Я опустился в него и наугад
выдвинул ящик - верхний, самый плоский.
В глаза мне ударил синевато-черный блеск вечерних бус, затем слепо,
незряче глянули желтые янтари. На Бируте всегда было что-то янтарное - или
бусы, или серьги, или брошка, или кольцо с янтарем. Янтарь был для нее
символом Латвии, памятью о доме.
На ней и сейчас, в земле, янтарный медальон.
Я выдвинул следующий ящик. Он был полон нейлоновых перчаток, шарфиков,
каких-то вуалеток. Никогда не видел Бируту в вуалетке... Зачем ей все это?..
В нижнем ящике, сбоку, притулилась тоненькая пачка писем. Откуда?
Неужели она везла письма с Земли?
Взял пачку в руки, посмотрел на первый конверт. Так и есть! Это мои
письма! Я писал их, когда был дома, на Урале, а Бирута улетала в отпуск к
родителям, в Прибалтику.
Смешные письма! Я тогда просто не знал, что писать, потому что каждый
вечер мы разговаривали по видеофону. Но Бирута очень хотела получать от меня
письма. И я их писал каждый день - просто так, всякую чепуху.
Тогда это желание казалось мне капризом. Но было приятно выполнять и
капризы.
А теперь я вдруг понял, что Бируте просто нужна была пачка писем.
Каждая женщина хочет иметь пачку старых писем от любимого человека. А ведь
на Рите писем не получишь!
Я медленно перебирал их. Они были сложены по порядку, так, как Бирута
получала - каждый день письмо. Я очень хорошо помнил, что в них, хотя по
часам Истории меня отделяли от них сто лет. Но ведь это неощутимые сто лет.
А ощутимых - немного больше года.
Я перебирал знакомые конверты и вдруг увидел незнакомый маленький
конверт, надписанный не моею рукой. И адрес на нем был не тот - не Меллужи в
Латвии, а Третья Космическая. Так и написано: "Третья Космическая. Бируте
Тарасовой". И знакомый почерк!
Теперь, наверно, можно прочитать это письмо. Даже если в нем - прошлая
любовь Бируты. Теперь ее тайны уже не имеют значения.
Впрочем, вряд ли тут прошлая любовь. Слишком уж знакомый почерк! И
очень характерное "т" с хвостиком. Когда-то я часто видел такое "т".
Плотная бумага высохла, пожелтела на сгибах. Для бумаги прошел не один
год.
"Дорогая Бирута! - прочитал я. - Вам пишет человек, которого Вы не
знаете, но о котором, возможно, слыхали от своего мужа..."
Только теперь я узнал почерк Тани, моей Тани!
"...Он мог и ничего не говорить обо мне. Мог сказать коротко: "Да, была
одна девушка. Ушла к другому".
Я знаю, он не скажет обо мне плохого, хотя, наверно, нельзя причинить
боль сильнее той, которую причинила ему я.
Но так было нужно, Бирута. Не для меня - для него. Сейчас Вы все
поймете.
Пишу Вам тогда, когда уже ничего, абсолютно ничего нельзя изменить. И я
не хочу ничего менять - иначе все муки, которые перенесли и он и я, были бы
напрасны. Я узнала Ваше имя из радиопередач, и решила, что Вы должны знать
все, как было, а он не должен знать ничего. Надеюсь, Вы не покажете ему
письмо. Оно причинило бы боль - на этот раз совершенно бессмысленную.
Меня зовут Таня. Я училась с Александром в одном классе - с самого
начала и до самого конца школы. Я знаю Шура так, как никогда и никого не
буду знать. И я люблю его - кажется, с того дня, когда вообще услышала слово
"любовь". Ни в кого больше за всю жизнь не влюблялась.
А он полюбил меня позже. Много позже.
Я сильно болела в детстве. И это сказывается до сих пор, хотя и внешне,
и по образу жизни, я совершенно здоровый человек. Но мне многого нельзя. На
всю жизнь.
Я понимала, что меня не возьмут на Риту. Но надеялась, что не возьмут и
Шура - слишком велик выбор. А за три дня до последней проверочной беседы
случайно, из разговора ничего не подозревающих взрослых, узнала, что берут
двоих из нашей школы - Тарасова и Верхова.
В школе еще никто об этом не знал. Даже директор.
Если бы планета Рита была для Шура всего лишь детским увлечением,
блажью, капризом - я, конечно, не сделала бы того, что решила сделать. Но,
на горе мое, Шур заболел этой планетой чуть не с первого класса. Она была
его мечтой, жизнью...
Я не могла лишить его мечты.
Он отказался бы от "Малахита", когда объявили бы, что я туда не попаду.
Не испугался бы ни обвинений в трусости, ни насмешек. Он сказал мне об этом
еще в седьмом классе.
Но, конечно, этот отказ сломил бы его. Он сам не был бы потом счастлив,
и я бы с ним не была счастлива. Отец не раз говорил мне, что когда в юности
у человека ломают самую большую, годами выношенную мечту - это значит,
ломают человека вообще. И, каким бы упорным он ни был, все равно в его душе
остаются шрамы, и он уже никогда не сможет дать обществу того, что мог бы
дать, если бы вышел в жизнь без излома.
Я не могла допустить, чтоб у Шура сломалась мечта.
Тогда я выдумала себе "другого". И написала дикое, жестокое письмо,
которое сразу, одним ударом должно было излечить Шура от любви ко мне.
Я отдала письмо до объявления результатов. Иначе Шур мог бы не
поверить. А просто сказать - не могла. Язык бы не повернулся. На бумаге
почему-то лгать легче.
Зачем я написала Вам? Еще сама точно не знаю. Но чувствую, надо
написать, раз вы улетаете с Земли навсегда.
У нас в школе многие девчонки были влюблены в Шура. Он вообще из тех,
кто нравится девочкам. Но он настолько не способен любоваться собой, что
никогда не замечал этого.
Девчонки завидовали мне. А я завидую Вам. И я люблю Вас - только за то,
что Вы ему дороги, что Вы даете ему счастье. Берегите его!
Ваша Таня".
...Я очень долго держал в руках мелко исписанные листки и не решался
опустить их.
В эти минуты я терял Таню еще раз. Кажется, слишком много я потерял
подряд.
Вспомнилось, как читала Бирута это письмо в просторном холле Третьей
Космической. Как сунула его в карман и потом ничего мне о нем не сказала.
Только ходила задумчивая. А я еще возомнил тогда всякую чепуху. Какой я был
идиот!
Неужели Бирута так рвалась на Юг потому, что хорошо помнила письмо?
Теперь уже никогда не узнать этого.
29. Время откровений
Врачи сказали, что охотник-pa вне опасности. У него пробита кисть и
раздроблен плечевой сустав. Кисть срастется через неделю, а сустав уже
вставили капролитовый - будет не хуже своего. Через две недели ра может быть
совершенно здоров. Или через месяц - потому что наши эскулапы вынуждены
лечить этих убийц по старинке, медленно - нужно ведь время на
"перевоспитание".
Марат сообщил, что из племени исчез Чок - главарь непримиримых. С его
исчезновением непримиримые повесили нос и вроде собираются подчиниться
общему решению племени. Так что, возможно, Бирута будет последней жертвой. А
может, не последней?
Когда раненый пленник после операции пришел в себя, к нему пустили его
соплеменников, которые уже обжились у нас. И они узнали Чока.
Вот, значит, что он за птица!
Но, кем бы он ни был, он будет жить и работать, он еще станет Человеком
и будет счастлив. Наверняка со временем у него появятся жена и дети. А
может, уже есть?
В общем, я могу не уходить в "боги". Так сказали все друзья. Так решил
Совет.
Но я уйду. Так решил я.
Видимо, Марат был прав гораздо в большем, чем казалось мне тогда, когда
я пытался с ним спорить. Видимо, какие-то очень важные, даже самые главные
вещи человек способен понять только через свое страдание и не способен
понять через чужое. Даже если очень хочет понять. Тут не на кого и не на что
сетовать. Разве что на природу, которая создала нас далеко не такими
совершенными, как хотелось бы. Но совершенными могут быть лишь киберы. А мы
не киберы, мы люди. И всегда чего-то не понимаем или понимаем чересчур
поздно.
Конечно, нам нужна прочная база на этой планете. Конечно, мы должны
обеспечить благополучие наших жен и детей.
Но ведь благополучие можно создавать вечно. Предела ему нет.
Наверно, мы слишком долго держались в стороне от жизни соседних племен.
Платили за это кровью, но упрямо действовали так, как было намечено сто с
лишним лет назад на Земле. А на Земле нельзя предусмотреть всего. Да еще за
столетие. Видимо, только киберы не должны выходить за пределы заранее
заданной программы.
Теодор Вебер, кажется, первый стал понимать это. А Марат первый
осуществил то, что подсказывала ему совесть.
Конечно, нелепо винить остальных - не всем дано быть первыми.
Но я решил идти по следам Марата.
Два вечера я вызывал его по радио. Наконец поймал, и мы проговорили
полночи.
- Может, тебе нужен помощник? - спросил я. - Могу выучить язык и
прилететь к тебе.
- Я справлюсь один, Сандро, - ответил он. - Спасибо! Двое в одном
племени - это перебор. Главное здесь сделано. Лед тронулся. Они начали
думать. Сделаю и остальное. Я ведь здесь надолго. А тебя ждут другие
племена. Я знаю: ты сделаешь свое племя просвещенным и сильным. Но опасайся,
как бы это не привело к его господству над другими племенами. И не забывай
меня, Сандро. Через день около полуночи - моей полуночи! - мы сможем
советоваться.
Но немало советов Марат дал мне и в эту ночь. И, кажется, в новой жизни
я начну все по его советам. Ведь он лучше всех здесь знает дикарей - и по
своему личному опыту, и по той научной работе, которую в школьные годы вел
на Земле.
Я уйду на далекий Западный материк. Там не было никого из наших. Я буду
первый. Где-то на крайнем юге этого материка стоит громадная базальтовая
глыба - памятник Рите Тушиной. Я с детства мечтал поклониться этой могиле.
Может, теперь поклонюсь?
На этом материке я или погибну, или добьюсь того, чтобы хоть какие-то
племена ждали землян как друзей, встречали как братьев.
"Пепел Клааса стучит в мое сердце!" - так когда-то говорил Тиль
Уленшпигель.
А в мою грудь все время стучит мой задыхающийся погибающий сын,
которому я не мог помочь.
Но не к мести зовет он меня. Кому мстить? Если бы они ведали, что
творят!..
Я человек Земли. И она прислала меня сюда не для того, чтобы мстить.
Однако не жалею я и о том, что стрелял в Чока. Я пытался, я должен был
спасти двух самых близких мне людей. И если бы промедлил в тот миг - проклял
бы потом и уничтожил себя.
Все-таки случилось со мной самое страшное из того, что может случиться
с человеком. Когда-то Мария Челидзе сказала: "Каждый думает, что самое
страшное его минует".
И я так думал.
...Перед тем, как улететь на запад, я пришел на очередное заседание
Совета и попросил меня выслушать. Но на заседании не было Женьки Верхова, а
говорить без него я не мог. Пришлось срочно разыскивать его.
Женька прилетел через полчаса, и мы вместе вошли в кабинет
председателя. Я заметил, что Тушин хмурится. Видно, он догадался, о чем я
хочу сказать. Он был недоволен. Но я ничего не мог изменить. И не хотел.
Надо же когда-то сказать правду! Никто здесь не знает Женьку так, как я.
Никто не ждет от него подвоха. И я буду преступником, подлецом, если
промолчу, уходя на долгие годы, может быть, навсегда.
Я начал с того же, с чего начинал свою речь в Совете и Женька. Сказал,
что знаю его с детства. И рассказал, как постепенно он шел от маленьких
детских подлостей ко все большим, потому что подлости сходили ему
безнаказанно.
Я воспользовался Женькиным приемом и признал перед Советом свой давний
грех: в юности я тоже, как и мои одноклассники, прощал Верхову мелкие
подлости, как говорят, "не хотел мараться", и тем самым невольно поощрял
его, невольно толкал ко все более крупным.
Еще в детстве он сделал ставку на терпение других людей, на их
нежелание пачкаться в грязи, выбрасывая ее из жизни. Это был дальновидный
расчет, я на себе испытал Женькину дальновидность. Но, как и всякий подлый
расчет, он должен был когда-то не сработать.
Я отдал должное и Женькиным организаторским способностям, и его умению
чутко уловить, чего хотят люди. Но, улавливая настроения и желания людей,
Женька обычно старался сыграть на этом, чтобы возвыситься. Ибо возвышение
над другими давно стало смыслом его жизни. А такой смысл жизни у человека
умного и энергичного - опасен для общества.
Я отнюдь не призывал изгонять Женьку из Совета. Он, видимо, полезен
здесь и пусть будет полезен. Но я просил не позволить ему возвыситься над
другими и властвовать судьбами. Ибо властвовать он стал бы неизбежно
жестоко, безжалостно.
- Не позволим! - твердо произнес Бруно. - Диктаторы нам не нужны. Даже
не жестокие. Лети спокойно.
И Вебер добавил:
- Спасибо, Сандро! Мы не забудем твоих слов. И понимаем, как трудно
тебе было сказать их.
Мария Челидзе медленно, задумчиво водила розовым ногтем по лакированной
поверхности своего столика. Так, не останавливая ногтя и не поднимая на меня
взгляда, Мария спросила:
- Скажи, Сандро, почему ты молчал до сих пор? Почему не сказал об этом
раньше?
Я больше всего боялся этого вопроса. Но я ждал его и был готов на него
ответить:
- Видимо, потому, Мария, что я все время был рядом. И, если бы
понадобилось, первый остановил бы Верхова. А сейчас я ухожу.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг