Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
лаборатории все сделал? Ведь право такое у него есть!
     В лаборатории нашей Женька бывал нечасто. Интересовался больше ремонтом
электронных устройств, чем созданием новых. Никто не ждал от него открытий.
     Но когда ясна идея и главный принцип, когда известны отправные приборы,
отчего не сделать? И не завоевать себе славу гения?
     Эта слава пришла к нему быстро. Уже через неделю после второго сеанса я
видел  одухотворенное  Женькино  лицо  на  телеэкране.  Передача  называлась
"Интересное открытие уральского школьника". А потом красивые Женькины  глаза
мелькали на страницах журналов, звонкий Женькин голос слышался по радио.
     Телепередачу смотрели мы вместе с  Таней.  И  она  расплакалась  и  все
повторяла:
     - Какая я дрянь! Какая дрянь! Неужели ты когда-нибудь простишь меня?
     Я успокаивал Таню, гладил ее русые волосы, целовал мокрые глаза,  и  за
эти слова ненавидел Женьку в тысячу раз сильнее, чем за все остальное.
     Мы тогда пытались понять, почему он это сделал -  так  нагло,  открыто,
беззастенчиво.
     - Наверно, мы сами виноваты, - предположила Таня.  -  Вспомни,  сколько
мелких подлостей прощал Женьке чуть ли не каждый из нашего класса. С  первых
лет. Все мы ему что-то прощали. И ты прощал, и я, и другие. Помню,  в  пятом
классе я полмесяца мучилась - писала "Приветствие  покорителям  океана".  Мы
тогда в интернате жили, помнишь? А Женька подслушал, как я  декламировала  в
пустой спальне, и выдал эти стихи за свои. Когда он их прочитал на вечере  -
я убежала в спальню и проплакала до самого сна.  Но  смолчала.  Не  хотелось
связываться. И ты смолчал, когда в седьмом классе он  оттер  твой  доклад  о
Рите с праздников на будни. Помнишь?
     - Как не помнить? Все настроение пропало...
     - Зато в  День  космонавтики  делал  доклад  Верхов!  А  к  праздничным
докладам, сам понимаешь, больше  внимания.  Так  вот  и  создавалась  слава.
Постепенно. И сейчас ты молчишь...
     Да... И в десятом классе я смолчал и забросил свою работу над  коэмами.
Не хотелось кому-то что-то доказывать, кого-то в чем-то  убеждать.  Противно
было.
     И сейчас противно. И поэтому я молчу,  не  говорю  никому  о  том,  что
закончил работу над коэмами.
     Я решил сказать о  них  только  на  Третьей  Космической,  перед  самым
отлетом. Оставлю их там, и они будут жить на Земле, но весь шум, который они
вызовут, уже никак не коснется меня. Одна Бирута знает все о моей работе. Но
она умеет молчать.
     Сейчас она, наверно, ждет на аэродроме.  Ведь  добираться  биолетом  от
Меллужи до Латвийского аэропорта - почти столько же, сколько лететь от Урала
до Латвии. Смешно устроен наш транспорт! С двадцатого века такое - и до  сих
пор.
     Кажется, мы начинаем снижаться. Зажглось  табло.  Приблизились  облака.
Скоро причалит к борту посадочный  самолет.  А  в  журнале  так  и  остались
прочитанными всего две страницы.
     Лучше не говорить об этом! А то Бирута наверняка поинтересуется: "С кем
это ты там любезничал всю дорогу?" Она у меня ревнивая.

                                 14. Бруно

     Мы покидаем "Малахит" в  конце  сентября  -  самого  нежного  и  самого
грустного месяца.
     В жизни не видел я  ничего  красивее,  чем  сентябрь  на  Урале.  Самая
богатая, самая пышная южная природа никогда не даст такого  буйства  красок,
как осенние уральские леса. Все тона и полутона, все  нежнейшие  переходы  и
переливы красок - от желтого и зеленого до оранжевого и  багрово-красного  -
можно увидеть здесь.
     Мы выскакиваем по утрам из коттеджей на зарядку  и  видим  незатухающие
костры берез среди густой зелени молодых сосен и елей.
     Мы бежим гуськом к озеру, и  по  сторонам  дорожки  наряднейшей  лентой
тянутся желто-оранжево-коричнево-зеленые  осины,  полыхающие  словно  костры
кусты боярышника.
     А на другом  берегу  озера  -  тот  же  буйный  пожар  красок,  да  еще
сине-фиолетовая дымка на дальних лесах, да  бело-лилово-розовые  облака,  да
нежно-голубое небо между ними.
     Сейчас, когда впереди последние дни, видишь все четко,  остро,  даже  с
болью. А раньше как-то не замечалась  эта  безумная  редкая  красота  родных
мест. Привычно было, некогда,  казалось,  еще  миллионы  раз  увидишь.  Чего
приглядываться?
     Зато теперь приглядываешься и стараешься запомнить, и не торопишься,  и
ждешь чего-то, ждешь...
     Но вот пахнет острый северный ветерок, и заиграет, закружится  огненная
метель из листьев на полянах и на опушках. И замашут тонкими жалкими  руками
березы и осины. И отзовется эта буйная  метель  сладкой  болью  в  груди,  и
вспомнится, как мальчишкой  искал  с  отцом  последние  осенние  грибы,  как
приносил маме березовые ветки с красными листьями, и как она опускала  их  в
раствор фриэтана - чтоб листья не скручивались, чтоб и  зимой  держались  на
ветках.
     А  на  Рите  не  будет  осени,  не  будет  прощального  отчаянно-яркого
карнавала природы...
     За время отпуска в "Малахите" появились новички.  Их  немного:  четверо
молодых врачей, десять инженеров из различных  институтов,  шестеро  молодых
ученых. Все они попали в "Малахит" потому, что частично пересмотрена система
отбора добровольцев. Инженеры, врачи  и  ученые  необходимы  на  Рите,  а  в
"Малахите" за два года их не подготовишь. Нужны будут и учителя. Первые  две
учительницы  улетели  на  "Рите-1".  Их  готовили  в  "Малахите"  по  особой
"спрессованной" программе. Так  же,  как  сейчас  учили  пятнадцать  будущих
учителей, и среди них - Бируту.
     Теперь всем ясно, почему перед отпуском были объявлены  только  пятьсот
восемьдесят фамилий астронавтов, а не шестьсот. Ясно, кто эти  "неизвестные"
двадцать.
     А мне-то казалось, что двадцать пустых мест увеличивают шансы Марата!
     Один  из  двадцати  новичков  -  высокий  темноглазый  и   черноволосый
инженер-механик Бруно Монтелло -  торчит  целыми  днями  не  в  механической
мастерской, а у нас, в киберлаборатории.
     - Почему ты обходишь свою мастерскую? - как-то поинтересовался я.
     - Там все знакомо, - ответил Бруно. - Я уже работал на лучших  заводах.
А в вашей лаборатории знаю не все.
     Однажды перед обедом Бруно сказал мне:
     - В "Малахите" слишком спокойная жизнь. Тут, кажется, никогда ничего не
случается. И раньше так было?
     - И раньше,  -  ответил  я.  -  Здесь  умные  руководители.  Они  умеют
предвидеть.
     - На Земле, может, и так, - согласился он. - Но на другой планете  даже
самый умный не способен  предвидеть  всего.  Там  обязательно  что-то  будет
случаться. А мы не готовы к неожиданностям.
     - Нас два года только к этому и готовили, -  возразил  я.  -  Мы  вроде
умеем все, что должен уметь человек во враждебной природе.
     - Враждебной  там  будет  не   только   природа.   -   Бруно   печально
усмехнулся. - Разве ты забыл о сожженном острове?
     - Конечно, нет! - ответил я. - О нем никто не забывает.  Просто  о  нем
бесполезно говорить.
     Эту тайну планеты Рита наши астронавты так и не разгадали.  Они  только
обнаружили ее.
     На дикой планете, населенной людьми, не знающими ни металла, ни колеса,
ни земледелия,  был  обнаружен  большой  пустынный  удаленный  от  материков
остров, засыпанный радиоактивным пеплом. Только  громадные  одиночные  кусты
буйной травы растут там. И ничего больше.
     Наши астронавты не спускались на  остров,  потому  что  радиоактивность
почвы очень велика. Но специальными зондами взяли образцы пепла.  И  он  был
исследован в лаборатории космического корабля "Урал".
     К сожалению, пепел рассказал немногое. Стало ясно, что взрыв на острове
произошел примерно за триста восемьдесят  лет  до  появления  "Урала"  возле
Риты. Взрыв был вызван неизвестным на  Земле  естественным  изотопом  урана,
обладающим чрезвычайно стойкой радиоактивностью.
     Потому-то даже спустя сотни лет  на  острове  так  и  не  появились  ни
животные, ни  птицы.  Одна  лишь  трава  приспособилась  к  высокому  уровню
радиации.
     Многие сделали из этого вывод, что на Рите,  как  и  на  Земле,  такого
естественного изотопа урана нет. Иначе животный мир Риты приспособился бы  к
нему.
     Почему произошел тот страшный взрыв - неизвестно. Это  так  и  осталось
тайной далекой планеты.
     На Земле высказывались десятки различных гипотез о причинах взрыва.  Но
все остались гипотезами. Чтобы проверить любую из них, надо лететь на Риту.
     Конечно, мы полетим туда не ради того, чтобы проверять гипотезы.
     Однако и загадочным островом нам придется заняться.  Хотя  бы  уже  для
того, чтобы не было больше сожженных островов.
     - А ты не связываешь остров с инопланетянами? - спросил Бруно.
     - Слыхал и такую гипотезу. - Я пожал плечами.
     - Чужую и я слыхал... - Бруно усмехнулся. - А своя у тебя есть?
     - Не люблю заниматься бессмысленным. Ведь на Земле все равно ничего  не
докажешь.
     - Это не так уж бессмысленно.  Разумная  догадка  позволяет  к  чему-то
подготовиться... А нас наверняка ждут не  только  враждебная  природа  и  не
только атомные неожиданности...
     - Ты  имеешь  в  виду  враждебность  аборигенов,  старина?  -   спросил
подошедший Али.
     - И не только аборигенов, - ответил Бруно. - Я имею в виду  еще  и  нас
самих.
     - Ха-ха-ха! - Али смеялся громко, в полный голос. - Уж  не  думаешь  ли
ты, что мы способны рубить друг другу головы?
     - До этой гениальной идеи я как-то еще  не  дошел!  -  Бруно  улыбнулся
широко, открыто. - Но и такой идиллии, как в "Малахите", не будет. Мы не раз
будем рычать друг на друга, старина!
     - Я рычать не буду! - Али сказал это гордо подняв голову. - Я не лев! Я
человек! Я художник!
     - Я тоже не собираюсь рычать! Но меня могут заставить.
     - Кто?
     - Не "кто", а "что". Обстоятельства!
     - Обстоятельства создаем мы! - Али сжал кулак. - Они  у  нас  вот  где!
Обстоятельства будут зависеть от нас!
     - Я неплохо изучал старуху-историю, - Бруно снова  улыбнулся.  На  этот
раз - снисходительно. - Так, как думаешь ты, Али, думали многие, кто начинал
большое дело. А потом обстоятельства выходили из-под контроля.  У  них  есть
такое грустное свойство, выходить из-под контроля. И люди делали не то,  что
хотелось, а то, что диктовали обстоятельства. Потому-то благими  намерениями
и вымощена дорога в ад.
     Али прищурился.
     - Если так думаешь, зачем летишь?
     - Риска хочу! - откровенно признался Бруно.  -  На  Земле  негде  стало
рисковать.  Почти  все  безопасно.  А  рисковать  на  спутниках  Урана  ради
килограмма европия - не хочется, мелко. Рисковать, так по-крупному!
     - Это как-то не так... - Али задумался. - Отдает авантюризмом.
     - Ничуть! - спокойно возразил Бруно. - Каждый мужчина должен  рисковать
в молодости. Если не хочет рисковать, он болен. В старину  это  сглаживалось
армией. Там был сплошной риск. А  когда  не  стало  армий...  посмотри,  кто
осваивал Солнечную систему! Разве старики? И ты тоже ищешь риска,  потому  и
здесь. Просто над этим не задумывался.
     "Удивительно! - мелькнуло у меня. - После  гибели  отца  мама  говорила
почти то же самое!"
     - Если хочешь  познать  самого  себя  -  говори  с  Бруно!  -  нарочито
высокопарно  произнес  Али.  -  Давай  завтра  болтать  весь  день!   Может,
наконец-то разберусь в себе?
     - Мальчики! Мы ждем вас. Обед на столе.
     Из дверей столовой выглянула румяная "беленькая" Аня, жена Али.
     - Идемте!  -  Али  махнул  рукой.  -   Зовут   жены   -   сопротивление
бессмысленно!

                       Лента вторая. В бесконечности

                         1. На Третьей Космической

     ...Я не хочу улетать. То есть, хотел бы -  но  не  навсегда.  Все  тело
бунтует против "навсегда".
     Уже десять дней  мы  живем  на  Третьей  Космической.  Еще  четыре  дня
карантина - и посадка. Еще четыре дня - и  громадная  голубая  Земля  начнет
удаляться, исчезать, и исчезнет для нас.
     Пока она  здесь,  рядом.  Всего  два  часа  в  ракете  или  дня  два  в
космическом лифте - и  можешь  ходить  по  Сибири,  дышать  острым  холодным
таежным воздухом, лепить снежки... Пока мы дома.
     Еще можно сказать два слова, всего два слова  -  "не  хочу"  -  и  тебя
немедленно отправят на Землю, и никто не упрекнет, и можно  будет  вернуться
домой или улететь в Африку, Антарктиду, на стройки Австралии - куда  угодно.
Земля велика, и дела на ней много.
     Всего два слова...
     Но я не скажу их.
     В дни карантина мы мало занимались: только по утрам нам читали лекции о
самых последних достижениях техники и различных наук.  Так  сказать,  давали
сливки.
     Часами мы торчали в зале стерео, где с обеда до вечера шли самые  новые
фильмы мира. Во всех холлах лежали на  столах  громадные  альбомы  старинных
репродукций. Кажется, все лучшее из крупнейших музеев планеты собрано здесь.
А никто из нас не мог похвастаться  тем,  что  побывал  во  всех  музеях.  И
поэтому многие старались наверстывать на прощание - часами листали альбомы.
     Впервые за два года у нас было столько свободного времени.  Может,  нам
специально дали эти полупраздные дни, чтобы мы могли спокойно подумать?
     Раньше мы должны были прежде всего  запоминать.  Чтобы  там,  на  Рите,
побольше уметь.
     Теперь мы должны думать, чтобы слабые вовремя отсеялись.
     Сказать два слова - и тебя оставят. И никто никогда не упрекнет.
     Только сам себе станешь противен и никогда потом  и  нигде  не  найдешь
места.
     Вчера ночью Бирута призналась, что чувствует то же, что и я.
     - Сашка, - сказала она. - Просто не  знаю,  что  со  мной.  Конечно,  я
полечу! Ты не бойся! Но меня пугает слово "навсегда". Я  так  завидую  тебе!
Ведь ты по-настоящему хочешь лететь! Как я раньше...
     Я усмехнулся. И не стал рассказывать ей,  что  чувствую  то  же  самое.
Веселенький бы разговор получился!
     - Ах,  Сашка!  -  продолжала  Бирута.  -  Если  бы  можно   было   хоть
когда-нибудь вернуться! Хоть под старость! Хоть ненадолго! Как легко было бы
лететь! Может,  с  нами  просто  жестко  поступили?  Может,  нас  надо  было
обмануть? И тогда мы улетали бы весело, беззаботно...
     - А потом проклинали всех и вся? -  спросил  я.  -  А  потом  стали  бы
ненавидеть Землю за то, что  она  нас  обманула?  Это,  по-твоему,  было  бы
меньшей жестокостью?
     - Ты прав, конечно... - Бирута вздохнула. - Если бы ты мог хоть  иногда
управлять моими мыслями!..
     Она быстро уснула и совсем по-детски сопела мне в плечо, а  я  не  спал
долго и все думал, что, слава аллаху, не я один такой урод. Может,  всем  не
хочется? Может, это  нормально,  что  человеку  невыносимо  больно  навсегда
покидать родную планету?
     Мне очень хотелось поговорить с мамой. Но я боялся.  По  крайней  мере,
сейчас. Боялся повлиять на ее решение. Она сама решила лететь. И я, конечно,
был  очень  рад.  Но  никогда  не  позволил  бы  себе  уговаривать  ее.  Или
отговаривать. Как она и отец не позволяли себе этого  со  мной  в  последние
годы.
     Я видел, что маме очень  трудно.  Труднее,  чем  кому-либо  из  нас.  И
все-таки каждый должен пережить это в одиночку.
     После ночного разговора с Бирутой я был уверен, что все  ребята  решают
сейчас эту мучительную,  эту  последнюю  земную  проблему.  Последнюю,  если
летишь. И первую - если остаешься.
     Однако наши повседневные разговоры были обычными:
     - Ты слыхал вчера по радио, что опыты Фризье прошли удачно?
     - Слыхал? Ну и что?
     - Как что! Телепатический мост между Парижем и  Мельбурном!  Нам  бы  с

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг