слишком много привлекательного. Поражало умение выбрать неожиданные
сочетания цветов, способность схватить и отобразить главное.
Человек и собака стояли на высоком пригорке напряженные и
торжественные. Пес насторожил уши, пристально присматриваясь к чему-то.
- Самум... - тихо произнес Лаптев вслух. Честно говоря, он лишь теперь
вспомнил, что владеет собакой.
И, словно в ответ на его призыв, послышалось легонькое царапанье, дверь
открылась, и в комнату вошел Самум. У него был сосредоточенный, деловой вид,
и поглядывал пес на Андрея так, будто сомневался, тот ли это, кто нужен.
- Ну, здравствуй! - Лаптев наклонился и серьезно протянул руку. - Как
себя чувствуешь, дружище?
Самум промолчал и потерся шеей об ногу хозяина, привлекая его внимание.
Из кожаной сумочки на ошейнике выглядывал край бумажки. Андрей взял записку.
"Друг мой! - читал он шепотом. - Извините, что я Вас не встретила. На
это есть важные причины, расскажу Вам позже. Мы встретимся только вечером.
Не удивляйтесь ничему и не возражайте, если услышите из моих уст что-либо
неприятное. Так надо!.. И знайте: я буду в красном чели".
***
Знал ли Андрей Лаптев, что значит для молодой индианки легкое и
красивое красное шелковое чели?.. Догадывался ли он, какое глубокое, полное
скорби содержание вложила Майя в последнюю строку своей записки?
Девушка надевала нарядное одеяние, а из ее глаз катились слезы.
Красное чели, свадебный убор невесты, - разве можно надевать тебя с
печалью в сердце, с горьким сознанием того, что обманываешь людей, и себя?..
Красное чели - символ первой и последней любви, ибо индийская женщина не
может выйти замуж вторично, - зачем тебя шили-вышивали заботливые руки?..
Лишь один-единственный раз ты покрасуешься на плечах девушки, а завтра она
сожжет тебя, как сжигает все прошлое, и ты превратишься в серый,
безрадостный пепел...
Андрей Лаптев правильно понял душевное состояние Майи, хотя и не знал
ее последних намерений.
После всего происшедшего девушка вернулась из Навабганджа печальной,
неприветливой. Она подолгу сидела у окна и молча смотрела в пространство,
безучастная ко всему окружающему. Ее нервы не выдержали резкого перехода от
тревожной, но полнокровной жизни к смертельно надоевшему существованию
ограниченного в стремлениях и возможностях человека.
Майя возненавидела родное имение, отгораживалась от забот отца и
нежности матери, резко отстранялась от назойливого ухаживания Чарли Бертона.
Ее не понимал и не понял бы никто, ибо она жила не тут, а далеко-далеко
отсюда.
Несколько раз Майя порывалась написать Андрею, но останавливала себя.
Да, он ее поймет! Но кто знает, не зародится ли в нем чувство пренебрежения
и оскорбительной жалости. Это было бы для Майи ужасно. Андрей не сказал ей
ни единого слова любви; его внимание и сердечность могли быть только
проявлением обычной человечности, но девушка надеялась на большое взаимное
чувство и свято хранила эту надежду.
Проходили дни за днями, а Майя не могла избавиться от власти тупого
отчаяния. Следовало разрубить узел противоречий, коренным образом переломить
жизнь - и сразу бы прояснился небосклон. Но у Майи не хватало на это сил.
И вот позавчера она словно проснулась от тяжелого сна. Этому
способствовал, сам того не зная, Чарли Бертон.
В последнее время Чарли совсем обнаглел. Видимо, он решил, что
избавился от соперника, и, уже не маскируясь, высмеивал Лаптева. Потеряв
терпение. Майя посоветовала ему не растрачивать запаса желчи впустую. Андрей
Лаптев - ее жених, и вскоре она станет его женой!
- Женой?! - злорадно переспросил Чарли. - В лучшем случае - любовницей.
Вы не знаете специфики советской жизни. Если мистер Лаптев женится на вас,
он навсегда испортит себе карьеру и сможет работать разве фельдшером
где-нибудь в Сибири, в ссылке. Классовая борьба, разве вы не знаете?..
Мистер Лаптев безнаказанно женился бы на вас, будь вы какой-нибудь
полуголодной работницей или крестьянкой с потрескавшимися пятками!
Майя выгнала Бертона, но его последняя фраза врезалась ей в мозг, как
только что открытая истина, вспыхнула яркой путеводной звездой.
Чарли повторял газетные измышления, это ясно. Но эфемерный титул дочери
раджи действительно будет отталкивать от Майи советских людей. Так значит,
надо порвать с прошлым, выехать в Россию, поступить на какой-нибудь завод, -
пусть даже уборщицей. И лишь когда руки покроются мозолями и исчезнут
воспоминания о беспечной жизни, она станет достойной Андрея Лаптева.
Милая, наивная девочка! Она понимала все слишком примитивно, ибо не
знала жизни вообще, а жизни советских людей тем более. Из книг взяла она
идею фиктивного брака с Лаптевым, чтобы заполучить право въезда в Советский
Союз, а потом до поры до времени оставить того, кто был самым дорогим в
мире.
Никому - ни матери, ни даже Андрею, - Майя решила не раскрывать свой
план преждевременно. Начнут отговаривать, советовать что-то иное, лучшее, да
и собьют к худшему. Нет, отныне она сама хозяйка своей судьбы!
В древней Индии существовало восемь форм брака, и один из них,
свободный, назывался "браком гандгарвов", - "браком небесных музыкантов". В
правилах Ашвалаяны говорится, что для бракосочетания достаточно произнести:
"будь мне мужем" и "будь мне женой". Пусть, кроме двух влюбленных, нет
никого вокруг - в то же мгновение прозвучит чарующая музыка воздушных
божеств - гандгарвов, музыка счастья, слышная только молодой чете, и этим
будет навсегда освящен брак.
Майя произнесет эти слова через несколько минут. Произнесет перед
всеми, в присутствии отца и матери. Неужели же не ответит на них Андрей?! Он
должен, должен ответить! Она после расскажет ему все, будет молить о
прощении!..
В дверь постучали. Это Энни, верная Энни, которая думает, что ее
госпожа и в самом деле выходит замуж... Просят идти?.. Хорошо, сейчас.
- Энни, ты объяснила сагибу, что он должен надеть мне на шею венок из
цветов?
- Да, госпожа. Он спросил: "Зачем?". Я ему ответила, что так
полагается.
- Хорошо, иди.
Смеркалось. Вспыхнули гирлянды фонариков. Зазвучали веселые голоса. Вот
уже и отец с матерью пошли к "пуджа бари" к домику, где празднуется по
староиндийскому обычаю Калипуджа, праздник богини любви Кали.
Майя в последний раз взглянула на себя в зеркало, поправила волосы,
взяла в руки свадебный венок цветов и вышла из комнаты. Она шла по
праздничной аллее - молчаливая и величественная, гордо неся голову. Вот на
нее упал свет, и сразу послышался взволнованный шепот:
- Красное чели!.. Красное чели!..
Дальше и дальше... Несколько шагов остается до тех троих, которые стоят
и о чем-то непринужденно беседуют. Вот отец обернулся в ее сторону и умолк,
пораженный... Вот Чарли Бертон прервал смех и удивленно посмотрел на нее...
А вот и любимый поднял глаза, улыбнулся и взял гирлянду цветов из рук Энни.
Милый, он даже не догадывается, что это означает!
Сердце у Майи едва-едва не выскакивало из груди. Но она ничем не выдала
своего волнения, не ускорила шага и, подойдя к Андрею, надела ему на голову
гирлянду.
- Я тебя люблю, милый! Будь мне мужем!
Андрей вздрогнул, побледнел. Он мял свой венок в руках, не зная, куда
его деть, а Майя стояла перед ним, молила взглядом, безмолвно шевелила
губами, желая подсказать нужные слова. И он понял:
- Я тебя люблю, милая! Будь моей женой!
На плечи Майи мягко легли благоухающие цветы. Ее губы встретились с
губами любимого. И в этот миг девушка поняла: нет, это не фиктивный брак, а
то, что действительно соединяет двух людей навсегда! Никогда не оставит она
любимого, никому его не отдаст, будет защищать, как защищает тигрица своих
детей! Их соединил светлый и радостный "брак гандгарвов".
Но где же, где та неслышимая посторонним музыка счастья? Пусть не
существует никаких богов, но должна ведь хоть в памяти прозвучать нежная и
волнующая мелодия?
Майя напрягала свой слух... Однако тихо-тихо было вокруг.
Но вот где-то, - далекий, может быть, действительно даже не слышный
другим, - прозвучал выстрел, а вслед за тем крик боли.
Может, показалось. Может, послышалось. Только Майя вздрогнула и еще
крепче прижалась к любимому.
Глава ХХIII
ЧАС РАСПЛАТЫ
Как оглушенный громом стоял Чарли Бертон у входа в "пуджа бари". Перед
глазами плыли радужные круги, руки невольно сжимались в кулаки, а в груди то
замирало, то бешено билось сердце.
Он мог ожидать чего угодно, но только не этого. Ну, увлеклась Майя
Лаптевым; ну, влюбилась в него. Русский был, да и уехал, а Чарли останется.
Рано или поздно Майя стала бы его женой.
И вот теперь все пошло прахом. Рушилось все, ради чего Чарли рисковал
своей жизнью: Сатиапал бездумно раздал кристаллы, а вместе с ними и тайну
препарата; его дочь вышла замуж за другого. Что же осталось самому Бертону?
Жалкая роль подручного Сатиапала? Объедки чужой славы?.. Это был полный крах
надежд и мечтаний. Не будь Хинчинбрука, Бертон убил бы в эту минуту Андрея
Лаптева и поставил точку в конце собственной биографии.
Мысль о том, что рыжая бестия будет жить и дышать, злорадствовать и
пакостить, показалась Бертону невыносимой. Нет, первым должен погибнуть
Майкл Хинчинбрук, и этого уже не долго ждать!
Чарли посмотрел на часы - четверть восьмого. Ровно в девять надо
встретить Майкла за пределами имения и провести сюда, через заранее
приготовленную лазейку. Праздник будет в разгаре, никто ничего не заметит.
Уже улеглось во дворце возбуждение, вызванное неожиданным событием. И у
рани Марии уже высохли слезы на глазах, Сатиапал меньше хмурился. А Лаптев и
Майя то улыбались беспричинно, то умолкали, глядя друг на друга.
Никто не обращал на Бертона внимания. Возможно, в другое время Чарли с
интересом поглядел бы на танцоров в причудливых масках, прислушался бы к
экзотическим мелодиям старинных песен, посмеялся над забавным кривляньем
царя обезьян Ханумана - персонажа древнеиндийской эпической поэмы "Рамаяна".
А сейчас в нем кипела злоба против всего и всех, он поглядывал на часы,
проклиная их медленный ход.
В аллее погас свет. Начиналось представление любимого в Бенгалии театра
теней. В нем играют настоящие актеры, но зритель видит на белом экране
только их силуэты.
Удобная минута!.. Чарли отодвинулся в сторону, в тень, потом дальше, в
кусты, и уже оттуда стал пробираться ко дворцу. Он шел легким острожным
шагом, часто оглядывался, и все же не замечал, что следом за ним, с такой же
осторожностью, движется еще кто-то.
В кустах у крыльца Бертон остановился. Встреча с Хинчинбруком - не
свидание с любимой. Надо приготовиться ко всему, может быть, даже к
наихудшему.
Чарли проверил пистолет и запасную обойму, вынул из-за пазухи туго
скрученный сверток - рукопись профессора Сатиапала - и после короткого
раздумья положил его на землю, прикрыв листьями. Теперь можно вступать в
единоборство с Хинчинбруком.
Бертон прислушался: как будто где-то звонит звонок... Да, да! В
гостиной трезвонит телефон. Видимо, телефонист уже отчаялся вызвать
абонента, так как сигналит по-всякому - и коротко, и длинно, и непрерывно на
протяжении минут.
- Черт возьми! - шепотом выругался Бертон. Надо уходить прочь отсюда -
вдруг кто-нибудь услышит звонок и примчится.
Действительно: прошлепали чьи-то босые ноги, а вслед за тем из гостиной
послышался голос служанки:
- Что?.. Кого?.. Русского сагиба?.. Сейчас!
Бертон насторожился: что-то произошло. Что именно? К телефону прибежал
Лаптев. По его ответам нельзя было догадаться, о чем идет речь, но свои
"да... да" и "хорошо" он произносил все серьезнее и тревожнее. Окончив
разговор, русский вышел на веранду и остановился, потирая рукой лоб.
- Что случилось, мой дорогой? - к нему подошла и нежно прижалась Майя.
- Несчастье, Майя... в Навабгандже вспыхнула эпизоотия неизвестной
болезни. Дохнут животные. Нам надо немедленно ехать; собирайся, дорогая.
- Но ведь это животные, Андрей... Не люди... И ты не зоотехник и не
ветеринар.
- Ах, Майя, ты даже не представляешь, что будет! Дохнет скот,
который... кормили "пищей богов"!
Ахнула и умолкла Майя. Наступила тишина. "Хинчинбрук! Снова
Хинчинбрук!" - чуть не крикнул Бертон. Он злорадствовал, что замыслы
Сатиапала потерпели крушение, - можно ли желать большего! - и одновременно
чувствовал еще более острую ненависть к своему бывшему шефу.
- Не говори ничего отцу. Его появление в Навабгандже сейчас
нежелательно.
- Хорошо, дорогой. Ты скажешь ему сам, что надо. Я пойду собирать вещи.
Мы сюда больше не вернемся?
- Нет.
Поцелуй. Страстный стон, - от которого у Бертона искривилось злобой
лицо, - и шаги: мужские в направлении "пуджа бари", а женские - во дворец.
Чарли провожал взглядом стройный силуэт и сам чуть не стонал от
отчаяния и злости.
Вот она проходит по комнатам, - одно за другим вспыхивают окна, это
Майя включает свет. Сейчас засияет стеклянная дверь зала с балконом, потом
соседняя с ней, левее. Еще несколько комнат, и Майя войдет в свою спальню,
начнет торопливо швырять в чемоданы все, что попадется под руку, - ей сейчас
ничего не надо, ничего не жаль. Х-ха, ее будет греть любовь!
Но что это? Почему засияло не левое, а правое окно за стеклянной
дверью?.. И дальше - направо и направо, к башне, к кабинету... Куда она
идет? Зачем?
И вдруг Бертон вскочил с земли. Да разве же не ясно: жена хочет
принести в приданое мужу украденные у отца секреты!.. Очень мило... Иди,
дорогая иди!.. Ты найдешь в сейфе совсем не то, чего ожидаешь!
И вдруг вспомнилось: а Хинчинбрук?! Майю можно ненавидеть и желать ей
смерти, но разве сравнима эта ненависть с бешеным желанием отомстить
паршивой рыжей крысе, причинившей столько зла?!
С тревогой следил Чарли за скачкообразными вспышками света в окнах
дворца. Еще три комнаты... Нет, уже две...
И Чарли не выдержал. Он выскочил из кустов и бросился вдогонку за
Майей. Скорее, скорее! Сейчас все решают секунды.
В кабинет Сатиапала он вбежал в тот миг, когда девушка взялась рукой за
задвижку тайника. Услышав топот, она быстро повернулась и холодно спросила:
- Что вам угодно?
- Я хотел то же спросить у вас... - тяжело дыша, Бертон преградил путь
к сейфу и скрестил руки на груди. - Мистер Лаптев не получит бумаг
профессора Сатиапала, нет!
- О, - презрительно засмеялась Майя, - не слишком ли много вы берете на
себя? И откуда вы узнали об этих бумагах вообще?
- Узнал. И защищаю их потому, что не желаю делиться с другими. Сатиапал
обещал их мне.
- Мерзавец!.. Прочь с дороги!
- Майя! Я люблю вас и не желаю вашей гибели. Идите отсюда, идите
немедленно, или я прибегну к силе и позову сюда профессора. Вы не посмеете
даже коснуться сейфа!
Она молча, насмешливо смотрела на него, а он чувствовал, как пылает у
него лицо и стыд, настоящий, давно не испытываемый стыд давит его, делает в
собственных глазах маленьким и жалким, ненужным и достойным презрения. А
Майя в своем холодном величии вырастает во что-то светлое, привлекательное,
чего ему не приходилось встречать в жизни.
Она не сказала больше ничего, круто повернулась и вышла. Чарли вытер
пот, запер кабинет и сунул ключ в карман. Идя через анфиладу комнат, он
выключал за собой свет, и гам себя спрашивал: зачем он это делает? Казалось,
все потеряло цену за эти несколько минут.
Но вот со стороны Майиных комнат послышались голоса.
- Нет, нет, Андрей, я сегодня поехать не могу. Я приеду завтра,
обязательно приеду!.. Пойми: есть очень важная причина. Я расскажу тебе
позже. И знай, как верная жена в разлуке с мужем, я заплету волосы в одну
косу, и расплести ее сможешь ты один... Ну, не принуждай же меня, дорогой!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг