Со стороны может показаться: два руководящих научных работника в
сумеречный час мирно беседуют о незначительных событиях минувшего дня,
вспоминают прошлое, а может быть, мечтают о будущем, как могут мечтать люди
взрослые и серьезные, уверенные в реальности своих замыслов.
Но разговор напряжен, требует от обоих собеседников большой выдержки. У
одного шея и щеки покрылись тусклыми багровыми пятнами, другой - бледен.
Наконец один из них вскакивает с места:
- Товарищ Петренко, я вижу, что для меня намеренно создаются
невыносимые условия. Разве не я возглавил работу по воспитанию научных
кадров? Ивлев, Федорцева, Борейко - те самые, которые заявили вам о моем
несоответствии занимаемой должности, - разве это не мои воспитанники? Где же
тут логика? Наконец, моя диссертационная работа...
Он сел в кресло, щелкнул портсигаром, но не закурил, а лишь раздраженно
смял папиросу и отшвырнул в угол.
- Отвечаю вам по пунктам, - медленно проговорил Петренко после
небольшой паузы. - Вы не возглавили работу по воспитанию кадров, напротив,
вы ее тормозили. Разве в первый раз мы беседуем об Ивлеве, Федорцевой,
Борейко? Помните, только после вмешательства председателя профкома вы
предоставили возможность Ивлеву более-менее спокойно работать над важнейшей
проблемой. Ведь это не вы, а партийная организация настояла на том, чтобы
Федорцевой и Борейко перестали наконец поручаться второстепенные
исследования. И последнее - о вашей диссертации. Сообщенные вами факты очень
интересны. Если вам удастся их правильно объяснить - наука шагнет вперед.
Говорить о важности работы в этом направлении - излишне. Но именно потому,
что задача борьбы против рака имеет важнейшее - если хотите,
государственное - значение, мы выступаем против вашей теории, Вам предложено
пересмотреть свои выводы, это вовсе не запрещение защищать диссертацию, как
поняли вы. Я не вирусолог, но я коммунист, поэтому повторяю то же, что
сказал на конференции: ваша диссертационная работа ошибочна и вредна! Кто
выступил в вашу защиту? Вейсманист Свидзинский - раз! Формальный генетик
Милкин - два. Их последователи Марьянов и Болховец - три. А остальные?
Остальные были против! Если желаете знать, ваша диссертация напоминает мне
ваши вакцины. Ее ожидает такая же участь.
Кто знает, что почудилось Великопольскому за этими словами: может быть,
он воспринял их как намек на антивирус Брауна, но доцент вдруг съежился, его
лицо из багрового стало землисто-серым, взгляд сделался испуганным и
настороженным. А профессор Петренко, вздохнув, сказал уже иным тоном -
сожалеющим, дружеским:
- Антон Владимирович, советую вам пересмотреть всю свою жизнь. Мне
кажется, что когда-то в прошлом вы сделали какой-то неверный шаг. Шаг в
сторону от правильного пути.
Великопольский вздрогнул, посмотрел на Петренко, затем выдернул из
стопки бумаги чистый лист, торопливо написал несколько строк и, не прощаясь,
вышел.
Петренко проводил его взглядом, придвинул к себе листок, прочел и
некоторое время сидел неподвижно. Великопольский просил освободить его от
занимаемой должности по собственному желанию.
Но его не освободят, нет! Его надо отстранить и от заведования
лабораторией, как отстранили от заведования отделом; его надо снять как
несправившегося, как зазнавшегося, как тормозящего научные исследования.
Петренко решительно встал.
- И это нужно было сделать уже давно!
Какое значение могут иметь споры о происхождении и протекании раковых
заболеваний? Не все ли разно, какие пути борьбы с болезнью предлагает тот
или иной профессор?
Может быть, он ошибается? Ну и пусть! В науке есть много примеров,
когда даже неправильно построенная теория правильно объясняет факты.
Вот, например, Исаак Ньютон, считая свет потоком частиц, создал свою
геометрическую оптику, и она прекрасно служила человеку до тех пор, пока
новые факты не заставили перейти к волновой теории.
А разве идеалист Линней не создал стройной системы классификации,
которая в основном сохранилась до наших дней?
Может быть, Великопольский и ошибается, но разве стоит из-за этого так
горячиться? Тем более, что он говорит о влиянии среды на организм,
следовательно он никак не идеалист и не формалист, а последовательный
мичуринец...
Примерно так защищал Великопольского его бывший лаборант Николай
Карпов, расхаживая по комнате студенческого общежития Медицинского
института.
Оппоненты Антона Владимировича, готовясь к предстоящему диспуту, ничего
не отвечали Коле, и он недоуменно посматривал на них. Он вообще не понимал,
зачем Степану и Вале Черемных надо ввязываться в историю, почему
проблематичный, а следовательно, и малодейственный этот вопрос вызвал в
институте целую бурю. Подготавливаемое контрнаступление его друзей казалось
Коле ненужным и бессмысленным - Великопольский все равно разобьет их: ведь
против него выступали даже профессора, и то он отстоял свою теорию. Да и
опыты действительно подтверждают, что теория Великопольского справедлива.
Коля посмотрел на оппонентов. Нет, судя по тому, как ерошит волосы Валя
Черемных, записывая что-то в блокнот, как Степан и Таня сосредоточенно
роются в книгах и как два мало знакомых ему студента о чем-то ожесточенно
спорят, ребята и впрямь вбили себе в голову, что им по плечу разгромить
новую теорию.
Карпов сделал последнюю дипломатическую попытку:
- Ну, друзья, пусть Великопольский неправ, но не лучше ли доказать ему
на фактах? Ведь это пустой, недоказуемый спор...
Степан, не выдержав, захлопнул книгу.
- Что ты мямлишь: "Пустой! Недоказуемый!" Ни черта ты не понимаешь,
Николай! Это вопрос принципиальный, - он энергично взмахнул рукой, словно
подчеркивая: - принципиальный! И очень важный! От того, как он поставлен,
будет зависеть судьба многих людей, потому что это - проблемный,
целеустремляющий вопрос, и если пойти путем, который предлагает твой Антон
Владимирович, то возможность излечения рака отодвигается на десятки лет.
Карпов пытался оправдаться:
- Но ведь можно найти какой-то средний, компромиссный путь?
Тут не выдержала и Таня Снежко. Вскинув голову, она сказала с
возмущением:
- Ну, я тебя не узнаю! Коля, пойми: наука не терпит компромиссов!
Компромиссы, особенно в медицине, тормозят развитие науки и стоят очень,
очень дорого!
В разговор вмешался Черемных.
- Как тебе не стыдно, Николай! Партия учит нас быть непримиримыми, а
ты, видимо, не желая портить отношений с Великопольским, проводишь
мюнхенскую политику!
Вероятно потому, что Коля не противоречил и не защищался, а лишь
смущенно посматривал на носки ботинок, Черемных горячился все более:
- Ну, почему молчишь? Почему молчишь? Не согласен? Тогда вспомни спор
между мичуринцами и генетиками - тоже, казалось бы, чисто научный спор. А
какой вывод можно сделать, если стать на точку зрения генетиков? Что негр -
не человек, ибо он наследственно недоразвит и никогда не достигнет развития
европейца, причем не всякого европейца, а арийца - "человека высшей расы",
как говорили фашисты. А ты сам - куда тебе? ты сын потомственного рабочего,
у тебя мозги не так устроены, а ты лезешь в науку. Вот тебе и генетика! Вот
тебе и чисто научный спор! Нет, друг, ты просто идеологически неграмотен!
Последняя фраза чрезвычайно обидела Карпова. "Не желают слушать
разумных советов - ну и пусть, - думал он. - Но пусть докажут! С фактами в
руках!"
Студенты шли молча, прислушиваясь, как под ногами похрустывает
тоненький ледок, затянувший к вечеру весенние лужи. Неожиданно возникший
спор послужил как бы предохранительным клапаном, через который вышел излишек
энергии, и теперь каждый думал о своем - сосредоточенно и хладнокровно.
Валентин Черемных шагал впереди всех. Он уже понимал, что этот диспут
на квартире Великопольского не нужен и даже вреден. Великопольский просто
схитрил: ему выгодно повернуть дело так, чтобы замять, превратить в
незначительный инцидент: мол, студенты были с ним несогласны, он пригласил
их к себе и за чашкой чая вежливо растолковал, что они пока не в состоянии
решать важных проблем... Нет, надо было не так, надо было пригласить
Великопольского на заседание научного студенческого общества, подготовить
возражения... Но отказываться от приглашения уже поздно.
Таня была грустна. Ее и огорчила, и насторожила странная позиция Коли
Карпова. Он, конечно, вправе отстаивать свои взгляды, тем более, что он
действительно долгое время проработал в лаборатории Великопольского и
подготавливал ему фактический материал. Но ведь прав Черемных: факты можно
толковать по-разному... И, кроме того, Коля должен был свое мнение выразить
твердо, выслушать и согласиться с доказательствами. Степан поступил бы
именно так.
Николай плелся в хвосте. Он все еще злился на незаслуженную, как ему
казалось, обиду, но его уже угнетало молчание. А тут еще Таня ни разу не
взглянула в его сторону и нарочно ускорила шаги, когда он приблизился к ней.
Это чувство недовольства и подавленности не оставило Карпова и тогда,
когда они вошли в переднюю квартиры Великопольских и Талина подбежала к
нему. Впервые за много дней Коля не пошутил с ней, вяло отдал пальто и молча
уселся на диване в гостиной.
Галина, тревожно посматривая на него, тихонько забралась на свое
обычное место - на кресло между радиоприемником и окном. Она не понимала
причины этой задумчивости и предположила, что Коля Карпов болен.
Вошел Антон Владимирович. Худощавый черноволосый студент, тихонько
споривший о чем-то со Степаном, вдруг умолк и поднялся. Антон Владимирович,
улыбаясь, поздоровался со всеми за руку, но Галина видела, что он чем-то
недоволен. Она догадалась: ему было неприятно, что вместе со Степаном и
Колей пришло еще четверо незнакомых студентов.
Черный начал говорить тихо, посматривая в сторону, словно убеждая в
чем-то бабушку, которая то и дело выглядывала из-за портьеры, не понимая,
нести ли чай или подождать конца спора. Антон Владимирович, откинувшись на
спинку кресла, смотрел не на студента, а куда-то в угол и медленно выпускал
колечки дыма.
Галина слушала, мало что понимая в теории ракового предрасположения и
сыпнотифозной эпидемии, которую ликвидировали за два месяца, в какой-то
клеточной теории, которая почему-то оказалась неправильной и принесла
большой вред науке. Студент часто употреблял слишком уж мудреные названия,
но Галину больше всего раздражал его тихий спокойный голос и фраза,
повторявшаяся много раз:
- Если принять вашу теорию, Антон Владимирович, то следует...
Она не прислушивалась, что именно должно следовать, но по хмурому виду
Антона Владимировича, по тому, как он все чаще кивал головой и угрожающе
тянул: "Тээкс!" - она догадывалась, что студент говорит глупости.
Потом заговорил Степан. Он смотрел прямо перед собой, сдерживая
волнение. Его было интереснее слушать, и Галина хорошо поняла, как у
больного раком животного вырезают кусочки опухоли и затем выращивают в
пробирках, испытывая на них действие разных лекарств. Степан не объяснял,
что следует из теории ракового предрасположения, которую он вспомнил один
раз, но рассказал, какими опытами установлено, что рак действительно
вызывается вирусами, и какие способы борьбы против рака можно было бы
использовать. Галине очень понравились его слова:
- Давно замечено, что если больной после операции удаления раковой
опухоли перенесет заболевание рожей, то наступит полное излечение. Вероятно
существуют, или могут существовать, такие микробы или вирусы, которые
способны разрушать раковый вирус. Отыскать их - дело будущего.
Захватывающая идея - найти микроб, который мог бы уничтожать других
микробов! Это уже напоминало Галине те фантастические проекты, которыми
обычно оканчивались "среды", и она удовлетворенно кивнула головой.
Но Антон Владимирович, к удивлению Галины, сидел все такой же хмурый и
глаза у него были колючие.
- Ну-с... Что еще? - спросил он язвительно.
И тогда начал говорить третий студент - невысокий, голубоглазый,
застенчивый. Он говорил мягко, вежливо, посматривая на Антона Владимировича
с уважением, но Галина видела, что и он недоволен ее отчимом
И вдруг Антон Владимирович побагровел, жадно затянулся дымом и с
размаху ударил ладонью по столу.
- Вздор! Чепуха! Достаточно! Мне надоело выслушивать ни на чем не
основанные обвинения! Если доказывать - докажите с фактами в руках!
Он вышел, хлопнув дверью, а Галина, словно ее ударили по лицу,
закрылась руками. Ей хотелось закричать: "Что вы делаете? Не надо!" - но она
лишь судорожно всхлипнула и съежилась в кресле.
Синеглазый студент, которого прервали на полуслове, так и остался
стоять с недоуменно раскрытым ртом.
Вдруг все поднялись, словно по команде, и тихо вышли, как выходят из
комнаты больного. В тот момент, когда Черемных взялся за ручку наружной
двери, в переднюю вошел Великопольский. Он был без пиджака, со всклоченными
волосами, на его щеках все еще горели багровые пятна. Не глядя на студентов,
он произнес хриплым голосом:
- Прошу прощения за вспышку. Я сегодня с утра расстроен. Прошу вас
прийти в следующую среду, мы с вами разберем вопросы, которые вам надо будет
разработать, чтобы доказать свою правоту. До свидания!
Резко повернувшись, он ушел. И хотя студенты попрощались с ним вежливо,
Галина поняла, что Степан и Коля уже больше никогда не придут. Сдерживая
слезы, она схватила их за руки:
- Вы обязательно придете в следующую среду? И мы будем говорить об
антивирусе и биокатализаторе? Приходите, мне будет очень грустно без вас,
ведь вы - мои гости!
Коля осторожно высвободил руку и, попрощавшись,. вышел, а Степан
задумчиво осмотрелся вокруг, порылся в карманах, вынул две шоколадные
"Ромашки", которые так любила Галина, отдал ей и ласково погладил по голове.
Когда дверь закрылась, Галина не выдержала. Она плакала от неясной
обиды, от злости на Антона Владимировича и еще от чего-то смутного, что
тревожило и огорчало, плакала не по-детски, - беззвучно, содрогаясь,
прижавшись щекой к мягкому котиковому пальто, висевшему на вешалке.
Глава III
КТО ЖЕ ПРАВ?
Кто же прав? - вот какой вопрос мучил Николая Карпова Великопольский
вел себя грубо и нетактично. Но действительно ли так ошибочна его теория?
Действительно ли она вредна?
Коля не ног разобраться в этом вопросе. Он пытался поговорить со
Степаном, но тот отвечал, немногословно и раздраженно. Пришлось вновь
обратиться к Антону Владимировичу.
Карпов не пошел на квартиру: пойти туда одному - значило изменить
друзьям. Он пошел в институт.
Великопольский обрадовался, увидев Карпова.
- А, мой милый оппонент, пришли за советом, как меня разбить?
Но Коля огорченно и искренне развел руками.
- Антон Владимирович, я ничего не понимаю. Объясните мне, пожалуйста,
все эти теории: я так погрузился в текущие дела, что просто отстал от
новостей.
- Вы уверены в том, что ваши опыты достоверны? - начал
Великопольский. - Вы можете поручиться за их безошибочность?
Николай подтвердил:
- Да, я отвечаю за те опыты, которые проводил под вашим руководством.
- Ну, так вот и судите сами: выводы я делал из опытных данных - из
многих опытов, ваших в том числе. Вы сами дали мне фактический материал, -
если ошиблись вы, значит, ошибся и я. Скажите, вы ошибались в исследованиях?
Нет, конечно! Вы сами говорили мне, что проводили каждый опыт по три раза. А
относительно всяких выводов - пожалуйста...
Великопольский цитировал страницы из книг и показывал лабораторные
данные, приводил различные догадки профессоров и академиков, но хитро
выбирал лишь то, что было ему нужно. Он не говорил прямо: "вот такой-то факт
подтверждает мою мысль", стараясь, чтобы Николай приобрел уверенность в этом
самостоятельно.
Великопольский умел доказывать, и Карпов поверил ему. В конце концов,
что могли выдвинуть его друзья против стройной теории Великопольского? Свои
безосновательные умозаключения? Но наука верит только фактам, а факты упорно
говорят: существуют канцерогенные вещества - вещества, которые ускоряют
раковые процессы. Следовательно, надо найти антиканцерогенные вещества - вот
главная задача.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг