Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
     Окончив писать, Степан облегченно вздохнул. Письмо было длиннейшим - на
десяти страницах, - и все же многое, о чем хотелось и  нужно  было  написать
Кривцову, осталось недосказанным.
     Степану очень хотелось рассказать о Кате, - о той самой  Кате,  которую
он увидел в первый же день. Спустя много времени Степан  припомнил  ее:  она
училась в алексеевской школе, но классом ниже, была тихой и  незаметной;  он
часто дергал ее за косу, а однажды сунул ей в сумку дохлого мышонка.
     Теперь  Катя  стала  иной  -  стройной  высокой  девушкой  с   тяжелыми
каштановыми косами, сдержанной и немного грустной: фашисты убили  отца  Кати
на ее глазах. Она была звеньевой;  девушки  и  парни  Алексеевки  уважали  и
побаивались ее. Катя хорошо пела, но танцевать не любила.
     Степан тоже не танцевал. Он сильно вырос, окреп и возмужал, но стыдился
своих седых волос и поэтому, приходя на  гулянье,  усаживался  где-нибудь  в
стороне.
     Степан не знал, почему его смущает спокойный,  доброжелательный  взгляд
Кати, и чувствовал себя неловко в ее присутствии, но когда  она  уходила,  -
скучал. Изредка они разговаривали, - Катя умела слушать, чутко отзываясь  на
каждое слово: то вздохнет еле слышно, то кивнет  головой,  соглашаясь,  и  у
Степана постепенно проходило чувство неловкости. Катя чем-то напоминала  ему
ту девушку с книгой, которая готовилась в парке к экзаменам. Он сказал  Кате
об этом, но она почему-то недовольно сдвинула брови и  долго  сидела  так  -
строгая, грустная.
     Степану очень хотелось написать майору о Кате. Но  что  можно  было  бы
написать? Разве Кривцов сможет разгадать, почему вдвоем с Катей так  хорошо,
а без нее чего-то недостает? Нет, никто не может этого  понять,  потому  что
все это непонятно и ему самому...
     Степан заклеил конверт, погасил коптилку и вышел на улицу.
     По утрам на полях подолгу застаивался тяжелый туман; солнце  подымалось
поздно и неохотно; с деревьев медленно срывались листья и,  кружась,  падали
на влажную землю; ветер пел тоскливые протяжные песни - наступила осень.
     А письма от майора Кривцова все не было и не  было.  В  ответ  на  свое
второе письмо Степан получил извещение, что госпиталь  расформирован,  майор
Кривцов демобилизовался и адрес его неизвестен. Степан совсем приуныл.
     В колхоз приехала бригада Сельэлектро для проектирования  будущей  ГЭС.
Костя Рыжиков сумел пристроиться  к  инженерам,  таская  за  ними  полосатые
рейки. Степан раздумывал, не поступить  ли  ему  на  подготовительные  курсы
электромеханического техникума.
     Но он не мог забыть последнего дня в подземном городе и слов  Руффке  о
том, что американцы через несколько  лет  сами  будут  помогать  фашистам  в
подготовке новой войны.
     Так и не решив,  какую  профессию  выбрать,  Степан  пошел  к  парторгу
колхоза и заявил, что в этом году в город не поедет, так как стройбригада не
закончила своей работы и в колхозе людей нехватает.
     Парторг не дал ему договорить.
     - Э, друг, что это ты, - на попятную? Так не годится. Вот  даже  доцент
Петренко - знаешь такого? - прислал письмо. Просит послать тебя учиться.
     Он протянул Степану конверт.
     - Людей у нас мало, ясно. Но если посылаем - значит так надо. Ты был  в
партизанском отряде и знаешь: приказ есть приказ. - Парторг улыбнулся в усы,
заметив, как подтянулся Степан при этих словах. - А наш приказ таков:  езжай
и учись! Будешь учиться плохо - опозоришь колхоз. Ясно?
     Степан ответил, что ясно. Но  не  все  было  ясно.  Сотни  всевозможных
вопросов не давали ему покоя: справится ли он с учебой, нужны ли документы и
где их взять, где устроиться на квартиру  и  где  можно  достать  тетради  и
учебники?
     И все же  на  душе  у  Степана  стало  гораздо  легче  после  беседы  с
парторгом. Большая честь выпала на его долю, но и большая ответственность.
     "Будешь учиться плохо - опозоришь колхоз".
     На улице Степан столкнулся с Катей.  Может  быть,  потому  что  он  был
возбужден, может потому,  что  завтра  уезжал  из  Алексеевки  надолго,  он,
осмелев, первый подошел к девушке и заговорил с ней. Они пошли вдоль села, к
высокому кургану на опушке леса, сели  там  на  огромном  замшелом  камне  и
умолкли.
     Вечер был на редкость хорошим, не по-осеннему теплым.  Из-за  горизонта
выкатывалась огромная красная луна; по полю блуждали легкие облачка  тумана;
где-то далеко прозвучал паровозный гудок. И, неизвестно почему, для  Степана
все вокруг стало таким милым, таким чудесным, что хотелось навсегда  вобрать
в себя эту прекрасную ночь и пронести ее через всю жизнь. Он робко  коснулся
Катиной косы, но тотчас  же  отдернул  руку.  Девушка  укоризненно  покачала
головой и улыбнулась.
     - Рассказывай!
     И он рассказывал. Он сам не понимал,  откуда  у  него  появилось  такое
красноречие.  Он  говорил  о  виденном,   слышанном,   прочитанном,   иногда
переставая различать грань между реальным и фантастическим, между  прошедшим
и будущим. Он мечтал  об  антивирусе,  -  не  брауновском,  а  о  настоящем,
безотказном препарате для борьбы за человеческую жизнь.
     - Ты представь себе, - горячо говорил Степан. - Вокруг нас все  кажется
таким хорошим, чистым, а везде - микробы. Тысячи  страшных  микробов!..  Так
вот, если пустить сюда несколько живых частиц  антивируса,  они  нападут  на
микробов, начнут их разрушать, а сами будут размножаться.  Так  за  день-два
всех микробов подчистую... И никаких тебе болезней  на  земле!  Думаешь,  не
выйдет? Выйдет! Наука в нашей стране такая, что все сможет!
     Но Катя и не  думала  оспаривать.  Все  было  таким  интересным,  таким
загадочно-прекрасным... Но не хотелось связывать светлое  с  печальным  -  о
микробах думалось отвлеченно, и представить себе,  что  человека  на  каждом
шагу подстерегает опасность, - и трудно было, и не хотелось.
     Она придвинулась ближе:
     - Выйдет, Степа! Верю!
     Он умолк, взволнованный, и благодарно посмотрел на нее. Неожиданно  для
себя он нашел в Кате поддержку, внимание, особенную теплоту. Он сожалел, что
такой вечер не случился раньше, - сожалел, не зная, что ранее  это  было  бы
невозможно, что нужен большой подъем светлых человеческих чувств, чтобы двое
людей стали друг другу близкими и дорогими.
     Они проговорили до рассвета и пожалели, что ночь была так коротка.

     Степан Рогов уезжал в город на учебу.
     Снаряжали его всем колхозом. Митрич отдал  свой  добротный  самодельный
чемодан с тремя замочками. Женщины напекли подорожников, председатель  выдал
заработанные за лето Степаном деньги и все необходимые документы.  А  добрых
пожеланий да полезных советов Степан получил  столько,  что  хватило  бы  на
десятерых.
     До станции провожали двое: Митрич  и  Катя,  у  которой  вдруг  нашлись
срочные дела в пристанционном селе. Старик был чрезвычайно весел - по случаю
торжественного дня он немного подвыпил - и всю дорогу поучал Степана:
     - А с профессором не спорь! А то у нас в церковно-приходской  был  отец
божий - тихий да смирный с виду, а если что скажешь насупротив  -  жизни  не
даст! Не то, чтобы дрался щуплый был,  побаивался,  -  а  пилить  -  великий
мастер!..
     Степан и Катя, поотстав от телеги, забыли о старике. Они  говорили  обо
всем  и  не  могли  наговориться,  им  хотелось,  чтобы  эта   дорога   была
бесконечной.
     Вот и станция... Прощальный гудок... Кате  вдруг  показалось,  что  она
забыла сказать что-то самое главное, от чего зависит ее счастье и даже  сама
жизнь.
     Но она не могла  вспомнить,  что  же  именно  нужно  сказать  и  только
крикнула:
     - Степа!.. Пиши!
     ...А поезд, позванивая буферами, все быстрее и быстрее мчался к городу,
в котором Степану Рогову предстояло стать профессором.


                                  Глава IX

                              ДВА "ПРОФЕССОРА"

     Часа два Степан искал нужный ему дом.
     Когда Митрич объяснял, как проехать к его дальней родственнице, Степану
все было понятно: надо  сесть  в  трамвай  номер  шесть,  сойти  на  восьмой
остановке, спросить Лабазный переулок, а там  уже  все  знают  дом  Антонины
Марковны Карповой, у которой муж жестяник, кривой на один глаз.
     Все было просто: сесть в трамвай, доехать  до  Горбатого  моста  и  там
спросить.
     Но беда в том, что Лабазного переулка никто не знал,  даже  милиционер.
Он долго смотрел в свою книжечку, водил пальцем по плану  города  и  наконец
решительно ответил:
     - Такого переулка в нашем городе нет.
     И только когда Степан  совсем  уже  отчаялся  найти  этот  таинственный
переулок, его обрадовала одна старушка.
     - Не Лабазный, сынок, а Гоголевский  переулок!  Двадцать  лет  уже  как
Гоголевский! Пойдем, провожу - нам по пути.
     Путь был далекий.
     Давно умолкли звонки трамваев и сирены автомобилей; многоэтажные здания
сменились небольшими чистенькими домиками; на узеньких  тротуарах  появились
важные козы и хлопотливые куры.
     Но вот где-то загудел мощный гудок, и старушка заторопилась.
     - Со смены гудок-то, а у меня обед не готов!.. Да вот  он,  Гоголевский
переулок.
     Дом Карповых Степан нашел без труда. Это был  небольшой  уютный  домик,
без забора, но с новыми  воротами,  на  которых  висела  табличка:  "А.М.  и
Н.А.Карповы. Прошу звонить". Рядом блестела кнопка звонка.
     Степан удивился: ставить звонок на воротах,  если  нет  забора,  просто
смешно. Но на всякий случай позвонил.
     Тотчас в окне мелькнула рыжая голова, и через секунду перед  ним  вырос
паренек с упрямо торчащим хохолком на  макушке,  весь  в  желтых  веснушках,
ростом чуть повыше Степана.
     - Позвонил? - улыбнулся он.
     - Позвонил.
     - Молодец! А то все думают, если забора нет -  значит  можно  напрямик.
Ничего, будет и забор. А ты к кому?
     Степан назвал.
     - А, ну тогда, значит, ко мне. Мама на работе, придет не скоро.  Пойдем
в дом.
     Пока Колька, - так назвал себя паренек, -  пытался  разобрать  каракули
Митрича, Степан внимательно осматривал комнату.
     Комната напоминала лабораторию - здесь были и радиоприемник, и  фонари,
и фотоаппараты, и какие-то сложные самодельные  машины;  у  окна  зеленовато
отсвечивал аквариум с рыбками; на другом столе стояли пробирки, бутылочки  с
разноцветными  жидкостями;   у   стены   виднелся   переплетный   столик   с
зашнурованной на нем книгой.
     Степан подошел к этажерке  -  очевидно,  тоже  самодельной.  Книг  было
множество: Ленин,  Сталин,  Ломоносов,  Бальзак,  Жюль  Верн...  Они  стояли
аккуратными  рядами,  но  вперемешку:  "Три  мушкетера"  рядом  с  учебником
немецкого языка, "Чапаев" рядом с "Таинственным островом" и дальше - брошюры
по электричеству, астрономии, медицине, истории.
     Прочитав письмо, Колька принялся убирать. Делал он это молча, быстро  и
чрезвычайно ловко: напильники, плоскогубцы, детали словно  сами  ложились  в
специальные гнезда, ящички, коробочки, - и только когда на столе не осталось
ни пылинки, Колька накрыл его скатертью и сказал:
     - Митрич поклон отцу передает. Приглашает приехать... А отца-то  нет...
Вот уже скоро два года... - голос его сорвался.
     - На войне?
     - Нет, он у меня старый был... Рак... Ты знаешь, что такое рак?
     Он подошел к этажерке и не глядя взял брошюру.
     "...Словом "рак" принято  обозначать  многие  злокачественные  опухоли:
карциномы,  меланомы,  саркомы  и  ряд  других,  читал  Колька.  -  Всех  их
объединяют следующие признаки:  появление  при  отсутствии  видимых  причин,
безудержное разрастание и перенос опухоли  в  другие  органы  и  ткани.  Как
правило, наступает  скорая  смерть,  если  не  будет  принято  своевременное
лечение. Около десяти процентов людей старше сорока лет  умирают  именно  от
рака..." Понимаешь? Десять процентов!
     Степан понимал. Именно о раке так часто говорил майор Кривцов.  До  сих
пор в ушах звучат его слова:
     "Это ужасная болезнь, Степан!  Человек,  заболевший  раком,  переживает
страшную трагедию: ведь если рак не обнаружен в самой ранней стадии,  смерть
неизбежна. Человек переносит операцию за операцией, а в конце концов..."
     А Колька в это время говорил:
     - Понимаешь, отцу сделали три операции, но было поздно... Ему  вырезали
желудок, а рак перебросился дальше. Вот Митрич пишет, что ты  -  талантливый
парень, и, наверное, будешь "медицинским  профессором".  Так  послушай,  что
сказано в этой  книге:  "Проблема  рака,  как  проблема  неудержимого  роста
клеток, до сих пор еще не объясненного учеными, представляет  исключительный
научный интерес. Решение ее даст возможность проникнуть в самые неприступные
области биологии, даст возможность понять некоторые сокровенные тайны  жизни
клетки". Правильно пишут?
     Степан покачал головой:
     - Нет, неправильно.
     Колька вспыхнул:
     - Что - неправильно? Профессор, по-твоему, ерунду городит?
     Степану не хотелось ссориться с первого дня, но он упрямо повторил:
     - Неправильно! Что  он  пишет?  Возможность  понять?  Научный  интерес?
Говорит, словно о кроликах! Надо было  написать:  "Средство  против  рака  -
спасение миллионов людей"! Разве смерть твоего отца для тебя  тоже  "научная
проблема"?
     Колька вскочил со стула:
     - Молодец! А я читал и не  замечал.  Словно  о  кроликах!  Верно,  черт
возьми! - Он возбужденно зашагал по  комнате,  затем,  резко  остановившись,
спросил:
     - Ты читал что-нибудь о вирусах?
     Степан кивнул головой. Он хотел добавить, что знает о них очень  много,
что одно время ему даже казалось,  будто  у  него  в  руках  есть  настоящий
антивирус, но подумал и решил не говорить - Колька мог принять  его  рассказ
за ложь и хвастовство.
     - А ты чем будешь заниматься: вирусами или обыкновенными  микробами?  -
не унимался Колька.
     По интонациям его голоса Степан почувствовал, что он глубоко  презирает
"обыкновенных" микробов, и, желая подзадорить, хладнокровно ответил:
     - Обыкновенными. Их хоть под микроскопом видно, а вирусов, возможно,  и
вовсе нет. Выдумали, пожалуй: что не могут объяснить, то и вирусы...
     Как и рассчитывал Степан, Колька не выдержал:
     - Эх, ты... профессор! Ультравирусы еще наш русский  доктор  Ивановский
открыл в тысяча восемьсот девяносто втором году, а теперь никто уж в них  не
сомневается! Вирусы - вот что нужно изучать!
     Видно было, что Колька не умеет спорить. Он горячился, но  доказать  по
существу не мог. А Степан спокойно возражал:
     - А туберкулез? Ведь он вызывается не  ультравирусами,  а  обыкновенной
палочкой Коха! А холера? А чума?
     Колька перебивал, не слушая:
     - А сыпной тиф? А скарлатина? А трахома? А...
     Степан не выдержал и засмеялся. Колька взглянул на  него  недоумевающе,
махнул рукой и сам захохотал.
     - Пойдем обедать! Тоже микробиологи - делим  шкуру  неубитого  медведя.
Хорошо, профессор, ты будешь по микробам, а я - по ультравирусам. Идет?
     Степан задорно согласился:
     - Идет! - и  они  внимательно  посмотрели  друг  на  друга.  Затем  оба
одновременно взглянули в угол, где  поблескивали  электромоторы,  приемники,
приборы.
     - Это тоже понадобится, - сказал Колька.  -  Микробиолог  должен  знать
все. Ведь правда?
     Степан согласился. Ему все более и более нравился новый товарищ. Колька
был непосредственным, горячо  отстаивал  свои  взгляды,  в  споре  не  искал
возможности уязвить противника, только старался доказать правоту. И взгляд у
него был открытый, не умеющий лгать.
     По существу он ничего не сказал в ответ на письмо  Митрича,  но  Степан
чувствовал, что вопрос с квартирой уже решен. Степан с удовольствием  думал,
что именно здесь ему предстоит прожить долгие годы.
     Кольке  тоже  понравился  Степан,  но,  далекий  от   зависти,   он   с

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг