высмотрит. Диомед лежал, накрывшись с головой, возле непонятной махины,
занимавшей полплощадки. Его била дрожь. Горгий тронул матроса за плечо.
- Попей сок граната, легче станет. Слышишь, Диомед?
Рыжая голова матроса высунулась из складок гиматия. На торчащих скулах
красные пятна, в глазах (тех самых, которые Горгий привык видеть прежде
озорными и нагловатыми) - пугающая тоска.
- Помираю, хозяин...
- Не дури! - прикрикнул Горгий, а у самого сердце захолонуло.
Помял гранат, заставил матроса выпить сок.
Дождь, слава богам, перестал. Развиднелось и немного потеплело. Гелиос
сегодня вроде бы не собирался взглянуть на Тартесс (можно его понять,
подумал Горгий). Пасмурный день рождался, не праздничный.
- Теперь поспи, и полегчает тебе, - сказал Горгий. - А вечером уйдем из
Тартесса.
- Не, - прошептал матрос. - Вы с Астурдой бегите. А я уж здесь, к богам
поближе... - Он опять накрыл голову мокрой от дождя тканью.
Эхиар, шаркая, вышел из-за махины, в руках у него была не палка, как
раньше показалось Горгию, а стрела. Тут только Горгий заметил, что еще
несколько черных стрел, бронзовых с виду, лежало у массивной стойки
махины. Он поднял одну, подивился ее тяжести. Такая самому Гераклу была бы
впору...
Повнимательнее осмотрел он махину - и вдруг догадался. Погоди-ка,
сказал он самому себе, да ведь это катапульта! Ну да, вот поперечные доски
- перитреты с пучками веревок... вот бронзовый желоб сиринкса... почему-то
он склонен к низу стены.
Немало видывал Горгий стрелометных машин на своем веку, но такую
огромную увидел впервые.
- Для чего здесь катапульта? - спросил он Эхиара.
- Это орудие царского возмездия, - ответил тот, и по его голосу Горгий
понял, что старик чем-то взволнован. - Плохо, плохо... - Эхиар озабоченно
разглядывал обрывки веревок меж перитретов. - Все сгнило...
- А ты что - собираешься стрелять? - Горгий потрогал станок катапульты.
- Ничего у тебя не выйдет. Она не поворачивается.
- Ей не нужно поворачиваться, - последовал странный ответ. - Катапульта
нацелена навечно.
Горгий поднялся по ступенькам, вделанным в бронзовый антибасис - заднюю
опору катапульты. Посмотрел в прицельную щель... Вот оно что! Опущенный
сиринкс, оказывается, смотрит в квадратное отверстие в ограде. Катапульта
и верно нацелена... Она нацелена, как уразумел Горгий, на ступени храма...
Нет, выше... Вон меж двух центральных колонн возвышение, за ним в храмовой
стене ниша, закругленная сверху. Ну да, катапульта как раз на эту нишу
нацелена...
- В кого ты хочешь стрелять? - спросил Горгий.
Эхиар сидел, прислонясь к стойке катапульты, руки были устало опущены,
стрела валялась рядом.
- Ременные пучки сгнили, - сказал он. - Стрелять нельзя.
Горгий посмотрел вниз, на площадь. Перед храмом суетились люди в черных
одеждах. Расстилали на ступенях ковер. Устанавливали треножники с
курильницами Выносили из боковых дверей храма какие-то деревянные колоды.
Прошел к восточным воротам отряд стражников.
- Выпей... господин... - Астурда протянула Эхиару гранат.
Старик не шевельнулся. Он неподвижным взглядом смотрел на нее, и
девушка смущенно отвернулась.
- Подойди ко мне, цильбиценка, - сказал вдруг Эхиар. - Сядь.
Он схватил ее за косы. Астурда испуганно вскрикнула выставила перед
собой тонкие руки.
- Не бойся. Твои волосы длинны и крепки. Отрежь их.
- Ни за что! - Астурда вскочила дикой кошкой, выдернула косы из руки
Эхиара, отбежала к стене. - Не подходи - брошусь вниз!..
Через восточные крепостные ворота по коридору, образованному двумя
шеренгами стражников, тек народ на храмовую площадь - на праздник Нетона.
Вначале пропустили купцов побогаче, потом пошли прочие - ремесленники,
рыбаки, погонщики быков. Матросов не было видно: сидели на кораблях,
готовые схватиться с карфагенским флотом.
Стражники, тыча древками копий, теснили толпу подальше от храма,
отжимали ее к башне Пришествия. Люди вытягивали шеи, глядя на
торжественный выход высокорожденных. Шли они по порядку, с женами и без
жен, и каких только не было украшений на их многоцветных одеждах!
Блистательные расположились лицом к толпе на нижних ступенях храма. Повыше
встали сверкающие. Место светозарных пустовало: еще не успел назначить их
новый царь.
Грянули приветственные крики: по ковру поднимался на верхнюю ступень
царь Павлидий, Ослепительный, в белой одежде с золотыми изображениями бога
Нетона. Его сопровождали ближайшие придворные.
Младшие жрецы зажгли курильницы, в безветренное небо потянулись белые
столбы благовонного дыма.
Павлидий поднялся на возвышение перед нишей, обернулся к толпе...
Площадь ликующе заревела.
- Щит Нетона! Щит Нетона, бога богов!
- Сла-ава царю Павлидию!
Тонкие губы Павлидия растянулись в улыбке. Щит, висевший у него на
груди, был невелик, но тяжел, ремни врезались в шею, но Павлидий заставлял
себя стоять прямо. От щита шло тепло. Щит из голубого серебра всегда был
теплым на ощупь - знак того, что он угоден Нетону.
Павлидий улыбался. Он мог себе позволить довольную улыбку. Бунтовщики
разгромлены. Освободившиеся отряды, конные и пешие, двинуты на помощь
воинам, сдерживающим гадирцев. Сегодня гадирцы будут отброшены за Бетис,
их погонят на восток, за пределы Тартессиды; и если карфагеняне не успеют
прислать им подмогу, то надо с ходу ворваться в Гадир. Надо, наконец,
стереть с лица земли этот город - занозу в глазу великого Тартесса. А
потом придется дать решительный бой карфагенскому флоту. Трудное это будет
сражение. Добраться бы только до их кораблей, завязать рукопашную - и
тогда тартесские чернобронзовые мечи и секиры сделают свое дело.
Нетон, бог богов, получит сегодня хорошую жертву - было бы странно,
если бы, приняв ее, он не даровал своим верным тартесситам военной удачи.
Павлидий улыбался, глядя, как ликует народ Тартесса при виде святыни -
щита Нетона, щита из голубого серебра. За долгое царствование Аргантония
сделан этот щит - крупица за крупицей. Второй, наполовину меньше, тоже
вынесен к народу, его держит Укруф, стоя ступенькой ниже. Пусть знают
тартесситы, что их правители не сидят сложа руки, что они неутомимо ведут
Накопление, выполняют священные заветы предков.
- Слава-а тысячелетнему царству!
- Бог богов Нетон, помилуй нас!
Павлидий простер руки - крики на площади умолкли. Он стал выкрикивать
слова молитвы - слова, которых люди не понимали, потому что они
принадлежали древнему языку сынов Океана.
А когда молитва была сотворена, настал черед жертвоприношению. Из
восточных ворот потекла длинная вереница оборванных испуганных людей.
Крепко привязанные друг к другу, они бежали, подгоняемые стражниками, на
площадь, на расчищенное место между ступенями храма и толпой горожан.
Сбились в кучу. Стражники отделили от них десятка три обреченных,
связанных особой веревкой.
Снова заговорил Павлидий, и глашатаи зычными голосами повторяли каждое
его слово. Это презренные бунтовщики, поднявшие оружие на великий Тартесс,
сейчас их главари будут принесены в жертву Нетону, богу богов, а остальные
- отправлены на рудник голубого серебра.
К деревянным колодам подошли палачи, поигрывая топорами.
Площадь орала неистово. Крики негодования слились в протяжный рев.
Обреченные вжимали головы в плечи. Лишь один из них, долговязый, с изрытым
оспой лицом, стоял прямо и спокойно. Он в упор смотрел на одного из
царских приближенных - молодого, в лиловом гиматии, с серебряными пряжками
на груди.
И Тордул, ощутив на себе пристальный взгляд, забеспокоился. Он повел
глазами - и встретился с ненавидящим взглядом Ретобона. Несколько
мгновений они смотрели друг на друга, потом Тордул опустил глаза. Вдруг он
встрепенулся, побежал, расталкивая придворных, вниз по ступеням храма. Он
что-то кричал, но голос его тонул в реве толпы...
Горгий и Эхиар плели тугие пучки из длинных каштановых волос. Астурда
сидела у стены и плакала, уткнув лицо в колени. Она стыдилась своих
остриженных волос, не достигающих затылка, и голова ее была покрыта.
Не устояла, поддалась уговорам Горгия: у греков бывало, что молодые
женщины отдавали свои волосы для тетивы катапульт. Так вот всегда: мужчины
дерутся, а женщинам - слезы...
Эхиар был необычно возбужден.
- Не плачь, цильбиценка, - говорил он, скручивая прядь волос. - Ты
поклоняешься другим богам, но есть бог богов, и ему угодна твоя жертва...
Ты увидишь сейчас... увидишь, как падет недостойный... Только истинным
царям известно орудие возмездия. Бывало и в прошлом, что верховные жрецы
пытались завладеть троном, и тогда мудрый царь поставил на башне
катапульту... Раз в году верховный жрец подставляет сердце карающей
стреле... ни о чем не ведая. - Хриплый смех вырвался у Эхиара. - Я хотел
уйти в могилу вместе с Тартессом, но мне не удалось... не удалось накопить
голубого серебра сверх меры... сверх той меры, за которой начинается гнев
Нетона... Пусть так... Но зато я увижу, как падет недостойный... Павлидий
- так его зовут? Ах-ха-ха-а...
От его лихорадочной речи, от жуткого смеха Горгию было не по себе.
Сейчас он хотел лишь одного: пусть скорее выстрелит катапульта, пусть
будет все, что угодно богам. Вечером он спустится на берег, и они с
Астурдой уйдут... доберутся до гор... и пусть, пусть кочевая жизнь -
только бы жизнь...
Четыре пучка волос попарно натянуты меж перитретов. Эхиар поднялся по
ступенькам, нагнулся к прицельной щели.
- Ага, стоишь на месте... на правильном месте... Стрелу сюда! - крикнул
он Горгию. - Не ту! Вот эту!
Горгий повиновался. Положил тяжелую стрелу в желобок эпитоксиса,
зацепил спусковой крючок.
Снизу, с площади, доносился рев толпы. Горгий выглянул меж каменных
зубцов. Морс голов... Каких-то связанных людей тащат к деревянным
колодам... Павлидий в белой одежде стоит перед нишей - той самой, на
которую нацелена катапульта...
- Погоди! - крикнул Горгий Эхиару. - У него щит на груди! Это тот
самый? Из голубого серебра? Его не пробьет стрела!
- Замолчи, грек! Не видишь разве, что у этой стрелы наконечник тоже из
голубого серебра?
Горгий уставился на массивный тускло-серый наконечник стрелы. Так вот
оно какое...
- Берись за ворот! Быстрее!
Горгий завертел рукоятку. Со звенящим скрипом закручивались волосы.
Эпитоксис со стрелой, оттягиваясь, пополз по бронзовому ложу сиринкса.
- Так! Ну, а теперь...
Безумный хохот потряс Эхиара. Он потянул рукоять. Крючок освободился, и
вся сила, сжатая в волосах Астурды, рванула рычаги... Стрела понеслась
вниз, к храму...
Горгий не видел мгновенного полета стрелы, но знал, что она сейчас с
силой врежется в щит Павлидия. Пробьет ли?..
Последнее, что он увидел, было сияние солнца, небывало ослепительное...
будто Гелиос приблизил светлый лик к самой земле...
В дальнем дворе для проезжих на берегу желтого Бетиса купец-массалиот
потребовал у хозяина еще вина. Хоть был он уже пьян, хозяин не стал
перечить: знал крутой нрав массалиота. И когда только уберется отсюда этот
упрямый осел со своим товаром? Сидит, выжидает, пока в Тартессе станет
спокойно. Одним богам ведомо, какого спокойствия ему нужно для торговли...
и бывает ли оно на свете...
Тяжкий грохот - будто земля разверзлась - заставил массалиота выскочить
из комнаты. Грохот шел со стороны Тартесса. Там поднималось в небо
невиданно-огромное грибовидное облако. Медленно расширяясь, оно плыло
сюда.
Массалиот от страха мигом протрезвел. Он выбежал на дорогу, теряя плохо
привязанные сандалии, и во весь дух помчался прочь, прочь... подальше от
Тартесса...
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 07.11.2007 23:48
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг