смотреть.
- "Жезлоносец"? - переспросил Морозов.
- Да. Я снял его и после обеда покажу вам пленку. Он смотрел фильм
шестнадцать минут. Потом с двух сторон подскочили двое, тоже с жезлами.
Несколько секунд они стояли тесной кучкой, а потом все трое ушли.
- Очень интересно, - сказал Морозов. - Шестнадцать минут - это уже не
случайное любопытство мимоходом, а, пожалуй, фиксированное внимание. Вы
смогли бы, Станислав, узнать этого зрителя среди прочих "жезлоносцев"?
- Вряд ли. Было темно, Алексей Михайлыч. Но вообще-то в свете экрана я
разглядел его, насколько возможно. Шерсть у него короче, чем у других
аборигенов...
- Ну, это у всех "жезлоносцев", - сказал Грегори. - Они не такие
лохматые.
- Не такие, - кивнул Коротков. - Из этого можно сделать вывод, что у
них тау-заряд посильнее, чем у остальных. В свое время Лавровский отрицал
такую гипотезу, но теперь...
- Оставим Лавровского.
- Хорошо, Алексей Михайлыч. Я не вижу ничего удивительного в том, что у
правителей, которые, по-видимому, занимаются накоплением и распределением
энергии, более сильный заряд. Они не прикованы к одному рабочему месту, им
нужно быстрее передвигаться...
- Передвигаются они быстро, - мрачно заметил Драммонд. - Очень даже
быстро.
- Они, несомненно, более развиты, и потом - еще одно важное
преимущество: им некого бояться. Наш зритель не боится, потому что сам
начальник, и ему не надо спешить, как изготовителям блоков. Он проявил
именно интерес . - Коротков взглянул на Баркли. - Слышите, Джон? Вот почему
не могу согласиться с вашим огульным "им неинтересно".
- Пусть будет по-вашему. Но скажите на милость: допустим", этот
шерстяной малый повадится смотреть ваши дивные фильмы. Допустим, он даже
возжаждет установить с вами контакт. А дальше что? Как вы будете понимать
друг друга?
- Я предложу ему объясняться рисунками, - пожал плечами Коротков. -
Главное - чтобы он пожелал. Возжаждал, как вы правильно заметили.
Молчавший в течение всего обеда Заостровцев сказал:
- Станислав, если ты кончил обедать, покажи, пожалуйста, пленочку.
- Сейчас, - сказал Коротков.
От горного склона к тау-станции нескончаемо ползли "поезда",
составленные из блоков, и блоки растекались по Дереву, наращивая его ствол и
ветви. За минувшую ночь Дерево заметно подросло. Это сразу увидели
разведчики, когда, приземлившись, вывели из десантной лодки вездеход и в
скудном свете взошедшего солнца подъехали к тау-станции.
- Осталось нам работать здесь два-три дня, не больше, - сказал Баркли,
вытащив из шлюза вездехода коробки с приборами. - Видите? Нижние ветви
начали клониться книзу, скоро они отделятся и станут излучателями.
- Но ведь это не обязательно означает, что они двинут излучатели и
сожгут нас, - сказал Коротков.
- Не обязательно. Но - вероятно. На вашем месте, Станислав, я бы не
очень рассчитывал на контакт и уж тем более - на взаимопонимание. Эти парни
хотят жить так, как живется, и им не нравится, когда приходят незваные
гости.
- Не может такого быть, чтобы две цивилизации не нашли общего языка, -
твердо сказал Коротков. - Помогите, пожалуйста, вытащить экран.
Они установили экран, Коротков включил проектор, и дело пошло. Это были
цветные стереофильмы, специально снятые для инопланетного разума, - фильмы о
Земле. Прекрасная киноповесть о том, как в первичном теплом океане возникла,
зашевелилась жизнь, и как она, видоизменяясь и усложняясь на протяжении
тысячелетий, выползла из воды на сушу, и как естественный отбор утверждал
все новые и новые жизнеспособные виды, и как, наконец, появился человек -
носитель разума, этакий венец творения в звериной шкуре вокруг бедер и с
длинным копьем в волосатой ручище. Потом шел фильм о восхождении человека от
первобытных пещер до высот современной цивилизации. Эпопея завершалась
фильмом об истории освоения Солнечной системы - тщательно продуманным
фильмом, из коего явствовало, что не грубые завоеватели, а мудрые
исследователи высаживались на планеты и их спутники, - исследователи, всегда
готовые протянуть дружественную руку братьям по разуму. Любое разумное
существо, просмотрев эти фильмы, должно было, не раздумывая и не опасаясь
подвоха, кинуться на шею землянину.
Но что-то не спешили плутоняне кидаться на шею братьям по разуму. В
сумеречном черно-сером мире расцветал ярчайшими красками квадрат экрана,
беззвучно лилась симфония Земли, но она не привлекала внимания аборигенов.
Угрюмые, мохнатые, они проходили мимо, оттаскивая от тау-станции
выработанные энергоблоки, ни на миг не останавливаясь, поглощенные своими
делами. О чем они думали? И думали ли вообще?..
Коротков поставил на треногу ящик биологического интроскопа и, вытянув
из него трубу, навел ее на ближайшего плутонянина. Это была новинка -
телеинтроскоп, позволявший просвечивать и делать снимки на расстоянии до
десяти метров. Коротков медленно поворачивал аппарат, глядя в окуляр и
удерживая проходившего аборигена в поле зрения. Так, есть еще один снимок.
На Земле, после сложной обработки, снимки станут отчетливыми и, наверное,
дадут представление о "внутреннем устройстве" плутонян. Теперь же надо было
накопить их побольше.
Пусть Баркли, не верящий в контакт с аборигенами, посмеивается над ним,
Коротковым. Пусть обзывает "незадачливым, но терпеливым киномехаником". Он,
Коротков, и верно, терпелив, потому что не хуже самого Баркли знает, как
пагубно для ученого нетерпение, - вспомнить хотя бы Лавровского. Да,
терпения у Короткова хватит Что же до "незадачливости", то - это мы еще
посмотрим, дорогой Джон. Даже если не удастся установить контакт, он,
Коротков, привезет из экспедиции хороший материал. Разумеется, не он один
будет работать над расшифровкой снимков, анализировать механизм, позволяющий
плутонянам заряжаться энергией, - но, будьте уверены, его, Короткова, имя не
затеряется на задворках науки.
Между тем Баркли надел на спину ранец с сейсмографом и с трубкой
вибратора в руке направился к тому месту между тау-станцией и горным
склоном, где вчера прервал обследование тоннеля. Он сверился с картой
фотосъемки местности и медленно пошел, волоча вибратор по грунту, посылая
ультразвуковые импульсы. Ранец был тяжелый, идти было трудно, да еще
приходилось точно выдерживать направление и измерять пройденное расстояние.
Баркли пока не знал и, более того, не очень рассчитывал на то, что
когда-нибудь узнает, для чего тут прорыт тоннель. Наверное, он каким-то
образом связан с тау-станцией, с Деревом этим самым.
Что до Дерева, то у Баркли были некоторые соображения насчет
цикличности его роста и разрушения. Еще старик Моррис говорил когда-то:
саморазряд. Похоже, что так оно и есть - каждые пятнадцать лет происходит
саморазряд гигантского аккумулятора, каковой представляет собою Дерево. Раз
в сорок пять лет, то есть в конце каждого третьего цикла, этот саморазряд
особенно грандиозен, он сопровождается сильным выбросом тау-излучения, как
было в прошлый раз. Странная избыточность...
Для чего-то аборигенам нужно накапливать энергии больше, чем они
способны потребить. Сошальский и его сторонники считают, что "жезлоносцы"
намеренно держат остальных аборигенов, основную массу населения, на голодном
энергетическом пайке - чтобы только-только хватало для работы, для
беспрерывной выделки блоков, - а излишки накопленной энергии безжалостно
сбрасывают в Пространство. Не исключено. Но - слишком уж просто...
Помня о строжайшем запрете, Баркли не прикасался к блокам, но,
пользуясь походной аппаратурой, рассмотрел их и сфотографировал в
рентгеновских и инфракрасных лучах. Он был хорошо тренирован и умел работать
в экстремальных условиях. Здесь, однако, на Плутоне, Баркли приходилось
трудно, как нигде в других гиблых уголках Системы. И не только в повышенной
силе тяжести было дело - Баркли понимал, что огромное напряжение вызвано
враждебностью этой планеты. Враждебность была в угрожающем росте Дерева. Она
таилась в огоньках, перебегающих по горному склону, в сутулости и
узкоглазости аборигенов, в нескончаемости их работы, в длинных прыжках
"жезлоносцев". Враждебность была разлита в угрюмом, навеки застывшем
пейзаже, не знавшем иных красок, кроме черной и серой.
Враждебной была сама незаконность существования этой планеты на краю
Системы, где полагалось бы гореть спокойным зеленоватым светом очередному
газовому гиганту, на четыре пятых состоящему из метана и аммиака.
Он услышал в шлемофоне голос Короткова:
- Джон, как у вас? Морозов требует доклада.
- Все в порядке, - сказал Баркли. - Я скоро вернусь.
Он уже дошел до подножия хребта, на склоне которого работали аборигены.
Наверное, надо было подняться выше, чтобы получить данные о тоннеле -
обрывается ли он тут или продолжается дальше под хребтом? Но уж очень устал
Баркли. Он тяжко дышал, по щекам неприятно текли струйки пота, и ноги
отказывались тащить вверх отяжелевшее тело. Он с усилием поднял руку и
взглянул на часы. Черт, время течет незаметно на этой клятой планете:
оказывается, он уже пятый час бредет с сейсмографом за спиной.
Баркли выключил сейсмограф и потащился обратно. Его обогнал
"жезлоносец" - остановился метрах в пяти, как бы поджидая Баркли и выставив,
как ружье, разрядник. Венчик волос вокруг лысой головы был у этого аборигена
седой, и бурая шерсть тоже отливала сединой.
"Что, старичок, - мысленно обратился к нему Баркли, замедляя шаг, -
бегаешь все? Зажился на свете, а? Только не надо меня пугать, я тут ничего
не трогал из вашего имущества..."
"Старичок" ткнул палкой в сторону Баркли. Неприятно выглядел кончик
разрядника - обожженный, покрытый копотью набалдашник. Потом "жезлоносец"
длинным прыжком отскочил, дал дорогу. "Да нет, - подумал Баркли, медленно
волоча ноги, - с этими ребятишками, по макушку начиненными энергией,
столковаться невозможно".
На юге, в двух-трех километрах, виднелся в ярком свете прожекторов
задранный в зенит нос десантной лодки. А впереди Баркли увидел экран, по
которому плыли прекрасные земные пейзажи, и две фигуры в белых скафандрах
возле него. Второй - это, конечно, Грегори. Вон его вездеход с массивной
решетчатой башней-антенной. Наверное, он уже отправил на Землю телерепортаж
о тау-станции, успел побывать у Драммонда и теперь приехал сюда, чтобы
запечатлеть Великий Контакт. Предполагалось, что вчерашний Единственный
Зритель снова придет смотреть фильмы.
- Ну что, - спросил Баркли, подойдя к коллегам, - пустует кинозал? Или
уже приходил тот зевака?
- Пока не приходил, - сказал Коротков. - Вот, Грегори говорит, сегодня
их много скопилось там, где идет разведка. Человек пятнадцать.
- Весь совет министров, - подтвердил Грегори.
- Должно быть, и наш зритель там бегает. Ничего, подождем. Придет.
- Блажен, кто верует, - пробормотал Баркли. - Были сегодня нападения на
роботов?
- Нападений не было, - сказал Грегори, - но черт их знает, что они
замышляют.
- Пойду отдохну немного, - сказал Баркли.
В кабине вездехода он с жадностью выпил банку витакола и повалился в
кресло. Но уже минут через десять заставил себя подняться и выложил на
столик ленты, снятые с самописцев сейсмографа. Некоторое время он работал,
отмечая на карте новые данные. Тоннель на протяжении километра и двухсот
метров тянулся по прямой в направлении хребта - и вдруг оборвался. Дальше
запись отраженных сигналов показала на шестиметровой глубине выступ,
отличный от материала грунта. За выступом последовала широкая впадина, а
потом - опять такой же выступ. И снова впадина.
Вычертив профиль этих чередований с указанием глубин, Баркли бросил
карандаш и, подперев лоб ладонью, задумался. Лоб был горячий и влажный. "Что
за дьявольщина, - подумал он, - никогда я так не уставал".
Он слышал, как, захлопнув дверь шлюза, вошли в кабину Коротков и
Грегори Станко. Слышал, как Короткое звал его обедать. Баркли помотал
головой и сказал, что не хочет есть.
- Да не заболели ли вы, Джон?
Он почувствовал холодную ладонь Короткова на своем лбу. Потом увидел
перед собой таблетку на той же ладони и открытую банку с витаколом.
- Нет, - с трудом шевельнул он языком. - Просто устал немного.
Но Коротков был настойчив, он заставил Баркли проглотить таблетку, а
потом с помощью Грегори поднял его под мышки и повел к дивану, откинутому от
борта. Баркли хотел сказать про странные выступы и впадины, обнаруженные
сейсморазведкой у подножия хребта, но, улегшись на диван, сразу провалился в
черную яму сна.
Должно быть, он несколько раз просыпался.
В тусклом свете, видел он, в кресле сидел Грегори и ел сосиску. Тень от
поднятой руки перечеркнула наискось знак экспедиции на груди его скафандра.
- А почему Драммонд называет их ахондропластами? - спросил Грегори. -
Что это значит?
Коротков, невысокий и широкоплечий, прохаживался по кабине - пять шагов
вперед, пять назад. Его белобрысая голова упрямо торчала на крепкой
мускулистой шее из горла скафандра, - так уж ему, Баркли, показалось, что
вид у нее упрямый.
- Ахондропласты, - сказал Коротков, - это уроды с укороченными
конечностями. Драммонд не прав, когда называет так аборигенов.
Драммонд не прав... Драммонд не прав...
Он снова заснул.
А когда проснулся, первое, о чем он подумал, поразило его настолько,
что Баркли вскочил на ноги и поспешил к столику с картой и лентами
самописца. Да, было похоже, что тут, у подножия хребта...
Он огляделся - в вездеходе никого не было. Баркли посмотрел в
иллюминатор и увидел: перед мерцающим экраном стоял абориген с разрядником в
руке. Ага, заявился все-таки Единственный Зритель...
Он надел шлем, щелкнув замками. В руках была слабость. И ноги были
будто чужие. Пройдя через шлюз, Баркли вышел из вездехода как раз в тот
момент, когда Коротков подступил к любознательному "жезлоносцу", знаками
приглашая к общению. На чистом листе большого блокнота Коротков быстро
нарисовал две фигуры - аборигена и человека в скафандре, пожимающих друг
другу руки. Было непонятно, смотрит ли "жезлоносец" на рисунок или на
экран, - в узких прорезях его глаз черные зрачки казались неживыми. Странно
застывшим выглядело это плоское лицо без рта, без подбородка. Только
вздрагивали, будто принюхиваясь, широкие ноздри.
Грегори, медленно кружа вокруг этих двоих, снимал сцену контакта. На
следующем блокнотном листе Коротков нарисовал в середине кружок и указал на
Солнце - яркую звезду на черном небе, пылавшую невысоко над горизонтом.
Потом разместил на орбитах девять кружков поменьше, ткнул пальцем в третий
кружок и указал на себя, упер палец в девятый, последний кружок, и указал на
своего мохнатого "собеседника". И опять было непонятно, смотрел ли тот на
рисунок и следил ли за жестами Короткова. Снова и снова Коротков пытался
привлечь внимание аборигена к своему чертежику, и вид у него был как у
добросовестного учителя, добивающегося правильного ответа от туповатого
ученика.
Нет, не получалось контакта. А когда Коротков подступил слишком уж
близко и сунул блокнот прямо под нос аборигену, тот, раздувая ноздри,
отступил, отпрыгнул на несколько шагов. И тут прилетели еще трое
"жезлоносцев" - в одном из них Баркли узнал давешнего седоватого
"старичка", - и было похоже, что они, тесно встав вокруг Единственного
Зрителя, совещаются... или препираются? Потом все разом ускакали в разные
стороны.
- Не огорчайтесь, мальчики, - сказал Баркли, с удивлением ощущая, что
ноги плохо держат его. - Послушайте... Я, кажется, обнаружил там, у хребта,
их город... погребенный город...
Пока Коротков в корабельном лазарете проделывал экспресс-анализы,
Баркли покойно лежал на койке, закрыв глаза и выставив поверх простыни
черный веник бороды. Коротков сочувственно посматривал на его бледное лицо.
Когда, закончив анализы, он вытер марлевой салфеткой влажный от пота лоб
Баркли, американец открыл глаза и сказал:
- Вы уходите, Станислав? Погодите... посидите немножко.
Коротков кивнул и сел на крутящийся табурет рядом с койкой.
- Вот вы, молодой ученый, - продолжал Баркли, - скажите мне, какая
идея, в профессиональном, конечно, плане, является для вас основной...
главной...
- В профессиональном плане? - Коротков подумал несколько секунд. - Ну
вот, пожалуй: принцип единства организма и среды.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг